28.06.2019 03:00

Как погибают брошенные на Урале железнодорожные деревни и почему их не расселяют

На модерации Отложенный

«Раньше кукушки пели, а теперь и этих нет — умирает все»

Деревни в России умирают — это не сенсация и даже не новость, особенно в разрезе с радужными заявлениями о правительственных проектах по поддержке аграриев, программах для молодых сельских врачей и учителей и прочих обещаниях. На деле — брошенные со всем скарбом некогда добротные дома, заросшие колючим бурьяном огороды, волки и медведи, заглядывающие за частокол, и 90-летние бабушки, которые, словно символ давно ушедшего XX века, досиживают на старых верандах свои годы, уходя вместе с селениями. «Раньше кукушки пели, а сейчас и этих нет — умирает все», — сетуют старушки. Корреспонденты Znak.com побывали в одной из самых красивых, но депрессивных территорий Челябинской области — Нязепетровском районе. Здесь доживают последние годы две брошенные структурами РЖД деревни — Ураим и Серный Ключ. Их последние жители ждут переселения, но не уверены, что это случится раньше их смерти.

Тоска, бездорожье и Путин на юбилей

Нязепетровский район, что находится в 240 километрах от Челябинска и в 120 километрах от Екатеринбурга, в буклетах и на официальных сайтах именуют южноуральской Швейцарией. Природа здесь, и правда, самобытная. Холмы, покрытые густым хвойным лесом, уходящие в облака сосны и воздух, от которого кружится голова. То тут, то там шумят реки, тропинки петляют между болот. Автомобильную дорогу опасно перебегают косули и лисы, или же незадачливая сова, вылупив глаза, под вечер норовит угодить прямо в лобовое стекло машины.

Этот край любят охотники и рыболовы Челябинской и Свердловской областей. Ну а больше, увы, не любит никто: ни власти, ни бизнес, ни туристы, ни сами жители. Последние — либо немощные пенсионеры, либо их непутевые дети, которые или пьют, или просто сидят у стариков на шее, либо дети этих детей. Те, кто не нашел в себе сил и возможностей уехать.

То, что территория депрессивная, не скрывают даже местные власти.

«Маргиналов много. Они как мыслят: вышел, козу подстрелил, мясом обеспечен. Водкой разжился — и все, не надо тебе никакого государства. Это своеобразная самодостаточность. И они так привыкли и так живут. Безработица самая высокая в области на протяжении 25 лет, а подсобных рабочих и водителей автобусов найти не можем», — признается нам позже первый заместитель главы Нязепетровского района Юрий Педашенко.

Не останавливаясь в городе, сразу едем в поселок Серный Ключ. Ну как едем — пробираемся через размытую ливнем грунтовку, благодаря навигатору плутаем и крадемся не туда по обрыву берега реки, спустя час все же попадаем в нужное место.

Здесь нас ждут три жителя этой некогда полноценной железнодорожной станции: бабушка Рашида Валеева, которой 2 августа исполнится 90 лет, ее 67-летний сын Рифат и их соседка Мария Николаевна — бойкая загорелая женщина 68 лет. Последние два дня, как признаются сами жители, у них праздник: внучка родной сестры бабушки Рашиды разместила в социальных сетях историю о том, что ее родственников власти бросили умирать в ветхой деревне, которую обещали переселить. И потянулись в забытое всеми селение высокие чиновники, соцзащита. До этого — ни от кого ни слуху ни духу.

— А Путин-то приедет? Хоть посмотреть на него, — спросит у нас уже в конце бабушка Рашида, постоянно елозя палочкой по старым половицам веранды.

— Ты у нас теперь знаменитость. Путин-то тоже, поди, увидел тебя, бабушка. Тесклер вон во вторник обещал, внучке звонили. Он тоже — как Путин. Сюрприз тебе будет. А может, он с деньгами сразу сюда приедет и на руках тебя сразу в квартиру! Во сне же такое не приснится, — отвечает Рашиде родная сестра, 82-летняя Рагида Османова. Жизнерадостная и современная, она тоже почти полвека прожила в Серном Ключе, но в 2012 году уехала.

Рашида Валеева и ее сестра Рагида

Рашида Валеева живет в Серном Ключе с 1956 года. Всю жизнь, как говорит сама, — от звонка до звонка — проработала путейщицей на железной дороге. Отец погиб на фронте до переезда из Белокатайского района, мама умерла уже тут. Сын вышел на пенсию и живет с ней. Младшая сестра не вынесла условий и переехала поближе к детям в Верхний Уфалей (50 километров от Нязепетровска).

— Прекрасно тут раньше было, пока дорога работала, — говорит, постоянно дымя сигаретой, Рифат Радикович. — У нас ходили пассажирские поезда, грузовые. В Златоуст, Кусу. А потом все закрыли в 2012 году. Ничего не стало. Шпал нет, ничего нет. Дорогу маргиналы разбирают — подкладки, противоугоны тащат. Все растащили на металлолом. Ничего никому не надо.

— Мы одним мирком жили, у нас всегда праздник, всегда веселье, — вспоминает Рагида Османова. — В лес ходили гулять. Новый год всегда справляли, народу много было, молодежи много. Все железнодорожники, труженики. А теперь они все поуезжали: кто куда, кто квартиры снимает. Зато там теплый туалет. И я тоже из-за этого уехала, это самое главное. А бабушке Рашиде… Вон куда в туалет бабушка ходит, в 40-градусный мороз. Как-то у нее еще силы на это есть. Куры, петухи пели тут, кукушки. А сейчас и тех не слыхать, тоже умерли. Мы все тут как родственники были, все обнимаемся, поцелуемся. Так мы жили весело. И все веселье ушло: работы нет, вода, вон, за километр надо ходить, колонка там — в лесу.

И продолжает: «Я тоже здесь жила 40 лет. В 2012 году переехала в Верхний Уфалей. Здесь жить-то как? Две печки топить, снег вот такой (показывает выше головы) чистить, а силы то нет, мне уже 83-й год, так что я тоже уже не девочка, не молодая. Дети тоже поразъехались. Жить здесь невозможно. Вот Рифат у нас пенсионер, с матерью остался. У меня вон дети — одна в Верхний Уфалей увезла, и то не к себе: квартиру снимаю».

Бабушка Рашида, до этого молчавшая, вдруг начинает плакать и причитать так, что к горлу подступает ком: «Зимовать неужли (неужели. — Прим. ред.) тут будем. Да… по пурге походи-то. Туалет далеко — вон где, иду, падаю, два раза упала уже, кому кричать. Баня в лесу стоит. Потаскай-ка воды. Одна я тут, осталась, одна. В этом бараке. Воруют ночью-то, ходят. Все вытаскали. Страшно. Один даже помер у нас, залез, печка на него свалилась, задавился. Беда, беда. Дороги нет, страшно. Одна я, одна…».

— Она мне звонит в Уфалей, так говорить не может: все ревет, ревет, — отвечает сестра. — Обещали их с 2017 года переселить, сказали, что в 2019 году обязательно переселят. Оказывается, никто ничего не знает и не думает. А бабушка умерла бы, и не знали бы, отчего умерла. А она от тоски бы умерла, от тоски. Сын уходит на рыбалку и на целый день, а она одна. Страшно, воруют ходят. Убьют из-за пенсии, а никто и не узнает.

— Где целый день! На час-два! Вон за продуктами ездить надо. Летом на велосипеде, зимой снегу наметет, сейчас то траву кошу, то картошку вон окучиваю. Дорога (РЖД. — Прим. ред.) все тут бросила, передала городу. А городу ничего не надо. Денег нету. Насос сгорел, а они — денег нету. А она (соседка Мария Николаевна) позвонила президенту, сразу приехали, сделали. И свет сделали, — говорит сын бабушки Рашиды.

Действительно, в 2012 году Мария Николаевна дозвонилась на прямую линию Владимиру Путину и пожаловалась, что не работает насос, качающий воду, а также нет дороги и света. Насос сделали, с дорогой дальше обещаний не пошло.

— Квартиру нам надо, квартиру. Трех человек не могут переселить, ё-моё. Вот бардак. А стали говорить, что внучка тут бросила бабушку с отцом. Но никто нас не бросил. Почему, если нам положено от государства и если нам обещали, то не делают? При чем тут наши дети? Они помогают нам, как могут. Я мать бросить не могу одну, ни тут ни там. Она сама не готовит уже, посуду моет иногда. Присмотр ей нужен, — продолжает пенсионер.

Рифат работал на местном крановом заводе, незадолго до пенсии попал под сокращение. Работал разнорабочим, потом вышел на пенсию. Еще лет 10 назад, говорит, в Серном Ключе, семей много было, люди хозяйство держали. А потом, как дорога (РЖД) окончательно все бросила, все разъехались, кроме них троих.

Действительно, тут стоит несколько домиков, в которых еще будто теплится жизнь, но она как будто замерла: калитка закрыта на засов, а забор настолько покосился, что она и не нужна. В старых окнах висят занавески, но стекла кое-где выбиты, в комнатах — кровати с матрасами, покрытые налетом небытия. В огородах еще есть садовая клубника, спрятавшаяся среди сорняков, а на старом сарае сохранилась надпись «Продукты». Единственное напоминание о цивилизации — таксофон, стоящий на холме, для связи с внешним миром.

Уезжаем, оставляя стариков с их мыслями и тоской. Как-то не по себе. Хотя, к примеру, внуки приехали на хорошем автомобиле, значит, не все так уж и плохо. Но сами они признаются, как бы оправдываясь: дело не в том, что стариков нельзя просто забрать к себе или поселить где-то на съемной квартире, а в том, что их бабушки всю жизнь пахали на государство и ждут от него обещанной благодарности, но почему-то ее не получают. К тому же, прожив больше полувека в одном месте, умереть пенсионерам хочется где-то здесь же, но последние годы провести не так, а с элементарными удобствами в виде унитаза и горячей воды.

Едем в такую же деревню Ураим — ее тоже бросила железная дорога. Это еще 20 километров отсюда, примерно половина — по дикому бездорожью, даже не по гравию, а просто по размытой колее. Итог — как и предупреждали жители Серного Ключа — не доехали. Просто увязли в трясине за шесть километров до места, с трудом выбрались и поехали назад. Навигатор предложил другой путь. Но он вообще привел к тупику и обрыву реки. Не зря в этой местности все ездят если не на тракторах, то на «Нивах», а кто побогаче — на Renault Duster.

Делать нечего, возвращаемся в Нязепетровск, надеясь поговорить с главой района и прокурором и попытаться понять, какое будущее все же ждет брошенные деревни.

Вопросы к минстрою

Глава района Валерий Селиванов — коренной житель Нязепетровска. Тут родился, вырос и тут остался работать. Сегодня у него большой кабинет, клетчатый пиджак, внушительный внедорожник и часы Apple Watch.

— Решение по переселению Серного Ключа и Ураима принято не было. Обещаний жителям мы не давали, — начал разговор глава, согласившись ответить на все вопросы. — Вопрос обсуждался в 2017 году с Борисом Дубровским. Он поручил нам и минстрою области подготовить документы, как решить вопрос. Мы в рамках поручения провели опрос жителей, оценили состояние домовладений. У нас есть поименный список людей, претендующих на переселение. Всего 35 человек. Многие из них право имеют, но фактически не проживают в этих населенных пунктах. Еще раз скажу: не было обещаний. Были сходы той и другой деревни. В том и в другом случае жители сказали — мы согласны на расселение. Потом осенью прошлого года родилось письмо из Ураима от женщины, которая не очень поняла, как будет происходить переселение, и написала жалобу в прокуратуру. По этому поводу проводилась проверка.

— А сколько человек фактически живет в этих деревнях?

— В Серном Ключе фактически живут три человека, в поселке Ураим — четыре человека. Но если решать вопрос о расселении, то в Серном Ключе 11 домов, в Ураиме 10 домов. Вся работа завершена, задокументирована. Мы подготовили дорожную карту. Но дальше минстрой должен был разработать порядок переселения, потому что механизм расселения из ветхо-аварийного жилья по существующей госпрограмме не совсем подходит. Но решения от минстроя нет до сих пор. Механизм финансирования не выработан.

— То есть сейчас это вопрос к минстрою Челябинской области?

— Да, минстрой на 2019 год эту программу не запустил, соответственно финансирования нет. Для района это неподъемная сумма, потому что надо расселить 21 семью. Цена вопроса — 28–29 млн рублей. Речь идет о приобретении жилья в Нязепетровске равноценного тому, каким они владеют сейчас. Если решать проблему всеобъемлюще, мы без правительства Челябинской области ничего не сможем. Все документы, какие необходимо, мы сдали в минстрой еще в прошлом году. Нужно принципиальное решение по механизму переселения и финансовое обеспечение.

— Почему нельзя расселить деревни по существующей программе переселения из ветхо-аварийного жилья?

— У нас есть список, очередь — порядка 15 многоквартирных ветхо-аварийных домов надо расселить. Если включать Ураим и Серный Ключ сюда — то они попадут в конец списка, иначе никак. На расселение уже существующего аварийного фонда на 2020 год заложен 31 млн рублей, на 2021 — 36 млн рублей. Но этих денег не хватит даже на расселение этих домов в полном объеме.

— Что это вообще за деревни — Ураим и Серный Ключ и почему они оказались в таком состоянии?

— Это бывшие железнодорожные станции. Там все — магазины, инфраструктура — существовало за счет ЮУЖД и обслуживалось дорогой. Потом сообщение прекратилось, и железная дорога просто все бросила. Они не передали это никому. В 2012 году в Ураиме у нас ЛЭП лопнула. Люди три дня жили без света, а дороге ничего не надо. Мы аварийно переподключились. У нас есть поселок Сказ в Шемахинском поселении и есть та его часть, которая тоже относится к железной дороге. Там очень много проблем с обслуживанием сетей, скважин, никто их обслуживать не хочет. Это все наследство РЖД, которое нам осталось. Железнодорожный район Нязепетровска — то же самое.

— Когда дорога все бросила?

— Пассажирского движения семь лет не существует. До этого все было хорошо. Главное — у жителей этих поселений была возможность сесть в поезд и поехать в Златоуст, например, или еще куда. Потом этого не стало. Года три назад прекратили грузовое сообщение. И все бросили совсем.

— Можно хотя бы попытаться решить проблему 90-летней бабушки и ее сына более оперативно?

— Локально мы вчера Текслеру предложили решить. У нас есть две комнаты в общежитии, мы готовы их отремонтировать в течение двух-трех недель и временно им там предоставить жилье. Но дело в том, что до резонанса в СМИ ни сама бабушка, ни ее сын ни к нам, ни в прокуратуру, ни куда-либо еще не обращались. Ни одного обращения от Валеевых не было. И от соседки не было. Еще одна проблема — я не уверен, что, если мы поселим бабушку на третий этаж многоквартирного дома, она будет этому сильно рада.

Работа есть, а работать некому

— Проясните ситуацию по Ураиму. Вы говорите, что все на сходе подняли руки за переселение и ликвидацию населенного пункта. Но откуда тогда появилась осенью прошлого года информация о том, что жителей расселяют насильно из-за того, что на месте поселка собрались строить ГОК по добыче магниевых руд? Все-таки Ураим хочет уехать или нет?

Отвечает присоединившийся к нам первый заместитель главы района Юрий Педашенко:

— Там индивидуально по каждому жителю. Я был осенью там, как раз когда жаловалась жительница этого поселка Мистахова и еще одна — Ужегова. Они как раз и не хотят переселяться. Так вот, их два дома старые, конечно, но нельзя сказать, что они аварийные. Они поддерживают их в жилом состоянии, у них там хозяйство. До асфальтированной дороги из Ураима четыре с половиной километра. Дорога там отвратительная. Но сказать, что совсем проехать невозможно — нельзя. Скорая помощь доезжает. Связь сотовая там имеется и есть таксофон. Если что случись — вызвать можно. Автобус останавливается на отвороте. Сказать, что они совсем оторваны от жизни нельзя. Почему, я думаю, эти женщины не хотят уезжать: потому что у них там все. Постоянно там живут четыре человека, периодически — несколько больше, так как кто-то на охоту приезжает, кто-то использует как дачу.

В целом на сходе все выразили намерение переехать, в том числе Ужегова с Мистаховой. Но позже женщины передумали. Мы говорили с Ужеговой неофициально. Я ее спрашиваю, не страшно ли им тут жить. И волки ведь там ходят, и медведи. Она говорит: этих не боюсь, а вот людей боюсь. Приедут на машине, разбирают пути. Спрашиваю, почему тогда не хотите? Она говорит: «Мы в свое время были раскулачены и оказались в Ураиме. И нас оставили без всего, и наживали мы все с нуля, мы боимся, что нас государство раскулачит еще раз». Вот это их страх. Они боятся, что им предоставят худшие условия.

Надо понимать, что если расселять деревню, то расселять всех и ликвидировать населенный пункт. Область должна была довести это до конца, но не довели. Механизма по расселению нет.

Есть где-то в других регионах, мы смотрели, искали аналоги, но везде по-разному, к тому же это не наша компетенция, а минстроя. Они должны определить правовой механизм. Ну и чисто психологически люди там привыкли жить свободно: вышел — простор.

Здесь, в районе и окрестностях, есть старики, у которых по трое детей. Но дети не исполняют обязанности по содержанию родителей, а, наоборот, живут за счет их пенсий. У нас в Нязепетровске вообще феномен: на протяжении 25 лет здесь самая высокая безработица в Челябинской области, сейчас — 8,8%, но при этом невозможно найти подсобных работников, водителей автобусов, трактористов. Нет у людей стремления переобучиться. Они не ставят задачи: помогите, я желаю работать и получить какие-то навыки. Они живут за счет родителей. Даже служба занятости нашу территорию понять не может.

— А что вообще в городе работает и дает рабочие места?

— Да, конечно, это крановый завод, СПС «ВТБ», это филиал МУП «Водоканал» Екатеринбурга, когда-то была весомая доля железнодорожников. Но года три-четыре назад Нязепетровский участок РЖД ликвидировали, товарняки идут тут один раз в две недели. А было крупное локомотивное депо, дистанция связи, электричества. Это были сотни рабочих мест с неплохими зарплатами. Был тот же Балластный карьер, где добывали песок для подсыпки путей, до 90-х годов. Потом РЖД все закрыло.

— И все-таки: проясните историю с ГОКом и компанией «Лекс-Электа». Собирались ли из-за строительства расселять и сносить Ураим?

— Никто его сносить не собирался! С 2015 года проект по освоению этой земли заморожен, так как отсутствует стратегический инвестор. Та руда, которая у нас есть, оказалась никому не интересна. Четыре миллиарда тонн руды разведано. Лицензией владеет «Лекс-Электа». Ураим в этой структуре как раз был не для расселения, а для расширения жилищного строительства. Мы в 2013 году, с учетом этих планов, корректировали генплан Нязепетровска. По нему предусматривался рост поселка Ураим до двух с половиной тысяч человек. Там было бы жилье для рабочих, управления ГОКа. С этим и были связаны слухи о сносе домов, так как тогда везде в той местности ходили геодезисты, вот жители и думали.

— А вы бы как оценили возможность появления здесь ГОКа?

— Для района это была бы огромная перспектива для будущего. Но все заморожено. Ничего нет. Инвестора нет.

«Пока есть люди, должна быть инфраструктура»

Прощаемся с руководством района и идем в прокуратуру — новое здание на берегу реки. Прокурор Евгений Мичурин ранее разбирался в истории с Ураимом, а незадолго до нашего визита был у бабушки Рашиды:

— По гражданке Валеевой у нас проводится проверка по информации в СМИ, запрошены сведения в администрации. Наша позиция такова: Серный Ключ — это населенный пункт, в нем есть жители. И не важно, сколько их там живет, пусть даже три человека, они должны обеспечиваться всей необходимой инфраструктурой: дорогами, электроснабжением, отоплением и так далее. Это все и проверим. Пока преждевременно говорить о нарушениях. Я побеседовал с бабушкой, ее сыном, соседкой. Да, поселок ветшает, другие люди больше по своей инициативе уехали. Есть те, кто не имеют возможности уехать. Если будет установлено наличие нарушений, примем меры. Если требуется срочное отселение бабушки, сможем обратиться в суд с иском к администрации.

— На что жалуется пенсионерка?

— Бабушка жалуется на сложные условия проживания с учетом возраста и предстоящего зимнего периода. В то же время ее сын против предоставления квартиры. По предварительным данным, он хочет частный дом.

— Установлено, обещали ли им расселение или все же нет?

— Что касается расселения. Действительно, несколько лет назад было поручение Дубровского об этом. Потом никто не вспоминал о проекте, который я считаю в целом правильным, потому что содержать эти поселки фактически нецелесообразно и дорого, да и люди должны жить в комфорте. Никто с 2017 года не вспоминал об этой предполагаемой программе, пока не начались вопросы по поселку Ураим — одна из жительниц жалобу написала, что их хотят расселить незаконно. Причем с чьей подачи поднимался шум — непонятно.

Тогда в ходе проверки было установлено, что еще в 2015 году оформлялись документы о признании домов Ураима ветхо-аварийными. Было установлено, что ряд жителей действительно хочет переехать, подписывали документы, по другим — не подтвердилось, они были против переезда. По их домам решение о признании аварийными по нашему представлению отменено. Наша позиция какая: все в интересах граждан и в рамках закона. Если люди хотят жить — пусть живут, хотят переехать — это их желание. Интересно, что у жителей достаточно много родственников, но никто их забирать не хочет.

— Но не было же такого, что поселок снесут из ГОКа?

— Нет, в прошлом году у «Лекс-Электа» даже лицензия на разработку уже истекла. С 2015 года там все заморожено.

— Вообще, в целом по району много ли обращений, жалоб, проблем?

— У города достаточно низкая активность. Уровень населения предпенсионный. По той же бабушке Рашиде не было вообще никаких обращений ранее. Были бы — меры бы приняли раньше. Крановый завод работает, зарплату платит. Ветка тут есть железнодорожная, но уже фактически не работает. Есть железнодорожный район — там была станция, школа, больница ведомственная. Потом объекты постепенно передавались в муниципалитет. А такие вещи, где люди не интересовались — кто они и чьи они, — так и получилось. Ни документов нет, ничего. Район дотационный, бюджета не хватает, проблем много. Стараемся решать.