Cоветская повседневность. Нормы и аномалии.

На модерации Отложенный

Из книги Натальи Лебиной «Cоветская повседневность. Нормы и аномалии. От военного коммунизма к большому стилю»

Быт

Октябрь 1917 года демократизировал российского наркомана. Победивший народ не замедлил приобщиться к наpкотикам – роскоши, ранее доступной только богеме. Развитию наркомании способствовал «сухой закон». В 1920-х кокаином торговали на рынках, так как до 1924 года УК не определял санкций в отношении распространителей и потребителей наркотиков. В 1924 году запретили свободное обращение кокаина, морфия, героина. Наказание (до трех лет лишения свободы) предусматривалось за изготовление, хранение и сбыт. Наркоманы преследованию не подвергались. В 1925 году появились наркодиспансеры для детей-кокаинистов в Москве. Лечение проводилось добровольно.

Лозунги «Мясо – вредно» и «Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу» – не литературный вымысел Ильфа и Петрова, а историческая реальность 1920-х годов. Советские теоретики питания настоятельно советовали возмещать недостаток жиров в рационе употреблением жиров из кедровых орехов, сои, арбузных семечек, тыквы, а белков – горохом, бобами, щавелем и шпинатом. В 1920–1930-е годы появилась масса кулинарных книг, которые помогали хозяйкам готовить в условиях нехватки продуктов в основном из картофеля, солонины или сои. Появились шутки на тему продовольствия; например, на ленинградском «Красном путиловце» в 1928 году были обнаружены два плаката. Первый – с портретом Ленина и подписью «Долой Ленина с кониной», второй – с портретом Николая II и подписью «Давай Николая со свининой».

После 1917 года самая обездоленная часть горожан ожидала улучшения быта. Представителей «победившего класса» из казарм начали переселять в квартиры буржуазии и интеллигенции. Власть гордилась этим проектом, о чем свидетельствует снятый тогда же фильм «Уплотнение», о дружбе профессора с вселенными к нему рабочими. Передовые большевики жили в коммунах. Например, в своеобразное общежитие-коммуну была преобразована роскошная московская гостиница «Националь». В Петрограде элита большевистского актива сосредоточилась в «Астории».


В 1922 году по всей стране были проведены дни «комсомольского рождества» и «комсомольской пасхи». Издательство «Молодая гвардия» даже выпустило сценарии проведения новых праздников и антирелигиозные песенники. Елку в домах ставили тайно. Ее реабилитация произошла неожиданно: в декабре 1935 года в «Правде» появилась статья секретаря ЦК Украинской компартии «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку». При этом Новый год стал выходным только в 1947 году, а в 1954 году впервые была проведена советская елка для детей в Кремле.

К лету 1922 года разрешили сделки с недвижимостью (со свертыванием НЭПа – запретили). Согласно принятому в 1926 году декрету, купившие жилплощадь наказывались выселением. В 1930-е коммуналки стали важным фактором, сделавшим возможным массовый психоз доносов. Было разрешено самоуплотнение (самостоятельный выбор подселяемых), так что арест соседа сулил улучшение условий. Квартирный вопрос впоследствии был еще усугублен разрушениями Великой Отечественной войны: к 1952 году число бараков выросло на 50% по сравнению с 1940-м, а количество их жителей увеличилось на 33%, составив 3,847 млн человек, из которых 337 тысяч жили в Москве.

Распределение обуви и одежды – прямое нормирование внешнего облика сверху – началось сразу после октябрьского переворота и продолжалось до осени 1922 года.

Примерно до 1924 года на рынках можно было найти полувоенную одежду, которой много осталось со времен Гражданской войны – в частности, знаменитые кожанки. Со второй половины 1920-х годов милитари-мода ушла в прошлое.

В 1923–1924 годах в крупных городах прошла кампания по изъятию ряда книг из массовых библиотек. В 1932 году Научно-исследовательский институт детской литературы НКП РСФСР издал специальную инструкцию по отбору книг: отбирать предписывалось все изданное до 1926 года и по каким-либо причинам не переизданное в 1927–1932 годах. Уничтожали книги не только оппозиционеров и эмигрантов, но и русскую и иностранную классику.

В 1920 году Советская республика стала первой в мире страной, легализовавшей аборт. Предполагалось, что это поможет снизить женскую смертность от последствий кустарных операций. Считая аборты отклонением, советская система охраны материнства рассматривала как норму проведение этой операции без наркоза. С 1930 года операция по искусственному прерыванию беременности стала платной, причем цены ежегодно повышались. В 1936 году аборты были запрещены – якобы «по многочисленным просьбам трудящихся». Вводилась система уголовных наказаний не только для подтолкнувших женщину к аборту лиц или медиков, но и самих женщин. Запрет продолжал действовать и после Великой Отечественной войны. На протяжении 1940–1950-х годов стабильно росло число криминальных абортов и убийств младенцев.

Всероссийская конференция комсомола в мае 1922 года назвала танцы одним из каналов проникновения в молодежную среду мелкобуржуазного влияния. Идеологический запрет распространялся в первой половине 1920-х годов на танго и тустеп. Во второй половине 1940-х и в 1950-х годах широкое распространение получили коллективные танцевальные вечера. В школах они, как писали современники, представляли собой «смесь концлагеря и первого бала Наташи Ростовой».

В первые годы советской власти была взята установка на борьбу с алкоголем (Ленин считал, что пролетариат «не нуждается в опьянении, которое возбуждало бы его или оглушало»). «Сухой закон», принятый в 1914 году, большевики подтвердили в 1919-м. В 1921 году Новгородский губком даже РКСМ постановил: «К перерегистрации все члены губкома должны бросить пить, для рядовых комсомольцев – срок до 1 апреля».

В отсутствие спиртного в свободной продаже процветало самогоноварение. В 1924 году Корней Чуковский записал в дневнике потрясший его случай: летом из помещения биостанции под Ленинградом стали пропадать банки с заспиртованными земноводными. Оказалось, что спирт крадут солдаты, которых не смущало даже присутствие в нем формалина и трупов! Однако уже в 1925 году государство стало выпускать крепкие спиртные напитки и торговать ими.

В середине 1930-х широкая доступность водки и вина и возможность их приобретения без карточек превратили потребление спиртного в норму советской повседневности. В 1936 году Микоян заявлял, что до революции пили от горя и нищеты, а теперь, при хорошей и сытой жизни, «пьяным не напьешься».

В годы войны политика сталинского режима усугубила проблему алкоголизации общества: речь идет о ежедневных «наркомовских ста граммах», выдававшихся солдатам и офицерам в действующей армии еще с 1940 года. Во время Великой Отечественной войны эту практику продолжали; с ноября 1942 года 100 грамм водки получали участники боев и 50 грамм – те, кто находился в резерве, рыл окопы и сооружал укрепления. В праздники 100 грамм полагалось всем. Двойную дозу получали особо отличившиеся в боях.