Обыватель мирно спал и не знал, что одна власть сменялась другой

Первое советское правительство было названо «временным» — до созыва Учредительного собрания. Но уже через несколько дней слово «временное» забыли. Большевики взяли власть и не собирались ее отдавать.

Пока брали Зимний дворец, в половине третьего ночи в Смольном институте открылось экстренное заседание Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. На трибуну вышел председатель совета Лев Троцкий:

— От имени Военно-революционного комитета объявляю, что Временное правительство больше не существует!

В зале началась овация.

ОБЫВАТЕЛЬ МИРНО СПАЛ

Решающую ночь октябрьского восстания Троцкий провел на третьем этаже Смольного. Оттуда он руководил действиями военных частей. К нему пришел член ЦК Лев Каменев, который возражал против восстания, считая его авантюрой, но счел своим долгом быть рядом в решающую минуту.

— Отдельные министры подвергнуты аресту, — продолжал Троцкий. — Другие будут арестованы в ближайшие часы.

Зал опять зааплодировал.

— Революционный гарнизон, состоявший в распоряжении Военно-революционного комитета, распустил парламент.

Шумные аплодисменты.

— Нам говорили, — продолжал Троцкий, — что восстание гарнизона вызовет погром и потопит революцию в потоках крови. Пока все прошло бескровно. Мы не знаем ни одной жертвы. Власть Временного правительства, возглавлявшаяся Керенским, была мертва и ожидала удара метлы истории, которая должна была ее смести. Обыватель мирно спал и не знал, что одна власть сменялась другой.

И тут он увидел, что в зале появился Ленин, и объявил:

— В нашей среде находится Владимир Ильич Ленин, который в силу целого ряда условий не мог до сего времени появляться в нашей среде... Да здравствует возвратившийся к нам товарищ Ленин!

Владимир Ильич предстал перед публикой впервые после четырехмесячного пребывания в подполье. На трибуну поднялся казавшийся незнакомым человек — стриженный наголо и чисто выбритый. Без бороды и усов его многие не узнали.

Ленин тоже произнес речь:

— У нас будет советское правительство, наш собственный орган власти, без какого бы то ни было участия буржуазии. В корне будет разбит старый государственный аппарат управления, и будет создан новый в лице советских организаций... Для того чтобы окончить эту войну, необходимо побороть самый капитал… В России мы сейчас должны заняться постройкой пролетарского социалистического государства. Да здравствует всемирная социалистическая революция!

Зал откликнулся восторженными аплодисментами.

В Таврическом дворце открылся Второй всероссийский съезд Советов. Он принял написанное Лениным обращение к рабочим, солдатам и крестьянам, в котором говорилось, что съезд берет власть в России в свои руки, а на местах власть переходит к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Меньшевики и правые эсеры выразили протест против «военного заговора и захвата власти» и покинули съезд.

Им возразил Троцкий:

— Восстание народных масс не нуждается в оправдании; то, что произошло, это не заговор, а восстание. Народные массы шли под нашим знаменем, и наше восстание победило. И теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, идите на уступки, заключите соглашение. С кем? С теми жалкими кучками, которые ушли отсюда? За ними никого нет в России. Вы — банкроты, ваша роль сыграна, и отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть: в сорную корзину истории.

Образовали первое советское правительство. В декрете съезда оно названо «временным рабочим и крестьянским правительством» — до созыва Учредительного собрания. Но уже через несколько дней слово «временное» забыли. Большевики взяли власть и не собирались ее отдавать. Совет народных комиссаров получил от ВЦИК право издавать неотложные декреты, то есть постановления правительства обретали силу законов.

Ни одна другая социалистическая партия не захотела заключить коалицию с большевиками. Поэтому первое правительство полностью составилось из большевиков. Его состав определили на ночном заседании ЦК партии — в комнате №36 на первом этаже Смольного.

УЖАСНО ПАХНЕТ РЕВОЛЮЦИЕЙ!

Ленин вошел в комнату, забитую людьми. По-хозяйски устроился за столом. Рядом расположился еще кто-то из руководителей партии. Места остальным не хватило. Стояли или усаживались прямо на пол.

— Ну что же, если сделали глупость и взяли власть, — несколько иронически сказал Лев Каменев, — то надо составлять министерство.

— У кого хороший почерк? — Ленин настроился на деловой лад.

— Владимир Павлович Милютин — лучший из нас писарь.

Будущему наркому земледелия Советской России очистили место за столом. Он вооружился карандашом и бумагой.

— Так как назовем наше правительство? — задал кто-то первый вопрос. — Министры-то хоть останутся?

Ленин рассуждал вслух:

— Только не министры!

Гнусное, истрепанное название.

— Можно было бы комиссарами назвать, — предложил Лев Троцкий. — Но только теперь слишком много развелось комиссаров. Может быть, верховные комиссары? Нет, «верховные» звучат плохо. Нельзя ли «народные»? Народные комиссары.

— Что же, это, пожалуй, подойдет, — одобрил Ленин. — А правительство в целом?

— Правительство назвать Советом народных комиссаров, — предложил Каменев.

— Это превосходно! — обрадовался Ленин. — Ужасно пахнет революцией. Принято. Начнем с председателя.

И сам предложил:

— На пост председателя — Троцкого.

Лев Давидович запротестовал:

— Это неожиданно и неуместно.

Ленин настаивал на своем:

— Отчего же? Вы стояли во главе Петроградского совета, который взял власть.

Троцкий не согласился:

— Этот пост должны занять вы как лидер победившей партии.

Владимир Ильич не стал возражать:

— Тогда вы нарком по внутренним делам, будете давить буржуазию и дворянство. Борьба с контрреволюцией важнее всего.

Троцкий отверг и это предложение:

— Будет гораздо лучше, если в первом революционном советском правительстве не будет ни одного еврея.

Ленин презирал антисемитов, поэтому он вспылил:

— Ерунда. Все это пустяки. У нас великая международная революция, какое значение могут иметь такие пустяки?

— Революция-то великая, — ответил Троцкий, — но и дураков осталось еще немало.

— Да разве ж мы по дуракам равняемся?

— Равняться не равняемся, а маленькую скидку на глупость иной раз приходится делать: к чему нам на первых же порах лишнее осложнение? Я бы охотнее всего продолжил занятия журналистикой.

Тут уже против высказался секретарь ЦК партии Яков Свердлов:

— Это мы поручим Бухарину.

Практичный Свердлов нашел работу для Троцкого:

— Льва Давидовича нужно противопоставить Европе. Пусть берет иностранные дела.

— Какие у нас теперь будут иностранные дела? — недоуменно пожал плечами Ленин, как и все, ожидавший мировой революции, но, подумав, согласился.

Наркомом по внутренним делам назначили Алексея Ивановича Рыкова. Он вытащил и показал наган, который носил с собой. Кто-то недоуменно спросил:

— Зачем он тебе?

— Чтобы перед смертью хоть пяток этих мерзавцев пристрелить.

Дальше составление правительства пошло быстрее.

«МЫ НА МАШИНЕ ПРИЕХАЛИ»

На второй день после победы большевиков — в перерыве между заседаниями съезда Советов — меньшевик Николай Суханов отправился в буфет, где была давка у прилавка. В укромном уголке натолкнулся на Льва Каменева, впопыхах глотавшего чай. Спросил:

— Так вы окончательно решили править одни? Я считаю такое положение совершенно скандальным. Боюсь, что, когда вы провалитесь, будет поздно идти назад.

— Да, да, — нерешительно и неопределенно выговорил Каменев, смотря в одну точку. — Хотя… почему мы, собственно, провалимся?

Четыре наркома-большевика — Алексей Рыков (будущий глава правительства), Владимир Милютин (до революции он был восемь раз арестован, пять раз сидел в тюрьме), Виктор Ногин (он был противником вооруженного захвата власти) и Иван Теодорович (будущий председатель Крестьянского интернационала) — через десять дней после октябрьского переворота вышли из состава первого советского правительства по принципиальным соображениям: товарищи по партии не поддержали их мнения о «необходимости образования социалистического правительства из всех советских партий».

Некоторые последствия этот демарш имел. В ночь с 9 на 10 декабря 1917 года большевики договорились о коалиции с левыми социалистами-революционерами, которые получили семь мест в Совнаркоме, а также должности заместителей наркомов и членов коллегий. Из тех четырех наркомов, которые проявили тогда принципиальность, только один — Ногин — умер своей смертью, совсем молодым. Остальных Сталин со временем уничтожит.

Наркомам положили жалованье в пятьсот рублей (и прибавку в сто рублей на каждого нетрудоспособного члена семьи). Обещали предоставить жилье — «не свыше одной комнаты на члена семьи». Квартирный вопрос решили просто. Хорошие квартиры отнимали и отдавали советским чиновникам.

Через несколько дней после революции Ленин и Крупская заехали к старой знакомой — Маргарите Васильевне Фофановой, депутату Петроградского совета.

— Что так поздно? — удивилась она. — Вероятно, трамваи уже не ходят.

Владимир Ильич, уже вошедший во вкус своего нового положения, удивился ее наивности:

— Какая вы чудачка — мы на машине приехали.