50 лет назад началась массовая миграция турок в Германию

50 лет назад началась волна массовой турецкой миграции в Германию. Вряд ли тогда немцы представляли себе, что турецкая проблема станет одним из основных внутриполитических вызовов для их страны

В интервью «Цайт» президент Турции Абдулла Гюль напомнил, что именно турецкие гастарбайтеры помогли Германии вновь встать на ноги. Своим потом они внесли вклад в то, что ФРГ сегодня является одной из сильнейших экономик мира. Однако в наши дни, похоже, об этом забыли. На первый план выступили проблемы интеграции турок в немецкое общество... По словам Гюля, «ни Турция, ни Германия не смогли тогда правильно сориентировать этих людей».

Кто и как вставал на ноги

Точка зрения о том, что турецкие рабочие помогли послевоенной Германии встать на ноги, выглядит спорной. Немецкое экономическое чудо Людвига Эрхарда создавалось в 50-е годы, до массового приезда турецких рабочих в Германию. Уже к 1950 году был достигнут уровень довоенного производства, к 1956-му этот уровень удвоен, а к 1962-му – утроен. Средние темпы экономического роста составляли в этот период около 7,8%.

Другое дело, что когда германская экономика преодолела последствия войны, ей потребовались новые рабочие руки. Более того, индустриальное общество начало трансформироваться в постиндустриальное; мощь страны стала определяться не по количеству чугуна и железа, а по развитию высоких технологий. Из крупповских цехов немцы перешли в компьютерные лаборатории. Технический прогресс сопровождался созданием нового стиля жизни – в полной мере оказались востребованы десятки профессий, связанных с современными формами быта, от косметологов до дизайнеров.

В этой ситуации кто-то должен был работать на непрестижных должностях в традиционной индустриальной экономике. А также в коммунальном хозяйстве, частично в сфере услуг. Некоторое время экономика ФРГ «подпитывалась» ресурсами ГДР – молодые восточные немцы бежали на Запад, где их ждала более высокооплачиваемая работа (даже если она первоначально была не очень престижной) и жизнь без партии, комсомола и марксистско-ленинской идеологии. Однако строительство Берлинской стены перекрыло этот поток. Потребовались новые кадры – и они были найдены в Турции, испытывавшей тяжелые социальные проблемы из-за высокого уровня безработицы.

Скромные и неприхотливые турецкие рабочие в 60-е годы оказались как раз кстати. Турция, в отличие от других восточных стран, является членом НАТО – соответственно, барьеров для продвижения ее граждан в Германию было меньше, чем, скажем, для сирийцев или иракцев. Вряд ли тогда немцы представляли себе, что турецкая проблема уже вскоре станет одним из основных внутриполитических вызовов для их страны.

Четыре миллиона

В настоящее время в Германии проживает более четырех миллионов людей турецкого происхождения. Это своего рода «Турецкая Германия», которая в подавляющем большинстве не хочет ассимилироваться, сохраняет свою национальную, культурную и религиозную идентичность и связана с родиной (более 1 млн 600 тыс. «немецких турок» имеют турецкое гражданство).

А, собственно, говоря, зачем им меняться? Любая ассимиляция, даже абсолютно добровольная – это испытание для психологии человека, разрыв традиционных связей со страной, средой, родственниками. В случае «немецких турок» стимулов для ассимиляции немного. Турецкие мигранты обычно женятся на своих соотечественницах, которые сидят дома (пока муж работает с утра до ночи), общаются только в своем кругу и воспитывают детей – разумеется, на турецком языке. Влияние семьи на подрастающее поколение обычно выше, чем школы или государства – а в турецком случае это еще существеннее, так как государство не является «своим». Возможности для вертикальной мобильности представителей турецкой общины невелики – есть исключения, но они подтверждают правило. А социальные пособия, которые получают турецкие семьи с детьми, позволяют поддерживать им более высокий уровень жизни, чем не только в захолустном анатолийском городке, но и в Стамбуле.

Глобализация также не способствует ассимиляции. Казалось бы, просмотр программ телевидения должен был бы подтолкнуть турок к изучению немецкого языка, но им привычнее смотреть турецкие программы с родины.

Турецкий подросток во Франкфурте или Мюнхене заходит в Интернет, но и там обычно общается со своими соотечественниками, живущими в Западной Европе или в Турции. Наличие большого добровольного «гетто» посередине Европы поддерживается и турецкими властями, считающими, что массовое присутствие турок может способствовать приему их страны в Евросоюз.

В 2008 году турецкий премьер Реджеп Тайип Эрдоган, выступая в Кельне перед членами турецкой общины, выдвинул идею о создании в Германии школ с обучением на турецком языке (причем учителей премьер предложил приглашать с родины – таким образом, большинство из них заведомо не будет говорить по-немецки). В прошлом году он повторил эту идею накануне визита в Турцию Ангелы Меркель. Федеральный канцлер отнеслась к этому проекту холодно – сам принцип создания турецких школ не противоречит европейской демократии, но вопрос в массовости. Если в немецких школах за границей (в той же Турции) учатся преимущественно дети дипломатов и постоянно живущих в этих странах бизнесменов, то турецкие школы в Германии в случае их создания будут рассчитаны на всю четырехмиллионную общину, закрепляя ее изоляцию от остального населения страны.

Бессилие государства

Нельзя сказать, что германские власти не пытаются решить турецкую проблему. Другое дело, что у них пока мало что выходит.

В 60-е годы проблемы не замечали – турецкие гастарбайтеры воспринимались как временные работники, приехавшие на несколько лет на заработки. Осознание ее важности пришло в начале 70-х, когда в Германии уже проживало около миллиона турок.

В 70-80-е годы доминировало стремление сдержать иммиграцию. Принимались антиммигрантские законы, стимулировалось возвращение турок на родину. Однако законы обходились, а после того, как в 1983 году германские власти обещали мигрантам 10,5 тысяч марок с условием переезда на родину, этой возможностью воспользовались только 13 тысяч человек – капля в море. Жизнь в Германии все равно оставалась более привлекательной, чем возвращение в Турцию – несмотря на неприятие со стороны чиновников и рост ксенофобии в немецком обществе.

С 90-х годов начинается эра мультикультурализма, первоначально воспринятого многими как чудодейственное средство. Произошла либерализация законодательства о гражданстве, государство признало право турецкой общины на своеобразие, рассчитывая, что та сделает шаги навстречу и будет пусть не ассимилироваться (в рамках мультикультуральной доктрины это ругательное понятие), то интегрироваться в современное демократическое общество. Однако этого не произошло – напротив, обособление общины получило идеологическое оправдание. Раз европейская культура перестает быть «нормативной», то зачем туркам сближаться с немцами. Мультикультурализм превратился в улицу с односторонним движением, когда уступки западного общества воспринимаются как слабость и поэтому не вызывают ответных позитивных действий.

Высказывание президента Гюля (как и «школьная» инициатива его однопартийца Эрдогана) демонстрирует, что в Турции вовсе не считают, что турецкая община должна адаптироваться к немецким «правилам игры», пусть даже существенно видоизмененным и более терпимым. При этом критику Гюля в адрес Турции, своевременно не сориентировавшей гастарбайтеров, можно считать «камнем в огород» его оппонентов, правивших страной в течение десятилетий (исламисты пришли к власти только в 2002 году). Критика же в адрес Германии напрямую касается и нынешнего немецкого политического класса.

Среди самих немцев неинтегрированность турецкой общины вызвала «антииммигрантский» феномен Тило Саррацина, отвергнутого большинством политкорректного политического класса, но поддержанного значительной частью граждан. Недавно канцлер Меркель признала банкротство мультикультурализма в ее стране, но внятной и технологичной альтернативы предложить пока не удается. А тем временем численность турецкого населения в Германии постоянно растет – за счет хотя бы простого естественного прироста (на 1,2 – 1,5% в год) на фоне сокращения числа немцев из-за снижения рождаемости, ставшего хронической европейской проблемой.