В чем дао русского чиновника?

Итоги выборов - на этот раз региональных - не в первый уже раз возвращают нас к одному из «русских вопросов»: как могут быть одновременно истинными в рамках одной политической системы следующие два утверждения? 1) «Партия власти» (тут можно было бы уточнить - «ее формальный лидер, олицетворяющий в глазах населения „партию власти\"», но для дальнейшего эти тонкости не очень важны) на порядки популярнее конкурентов; 2) выборы любого уровня в России проходят с многочисленными подтасовками [1] и нарушениями в пользу «партии власти». Здравый смысл нашептывает, что если первое верно, то второе избыточно, вредно, не нужно, а следовательно, ложно. Практика же тычет в здравый смысл пальцем, заливисто смеется и тем же пальцем у виска крутит.

Разгадка этой тайны, как, впрочем, и многих других, на эту похожих, коренится в свойствах русского чиновника. Несчастного, в общем-то, человека, которого начальство назначило отвечать за выборы. Что бы это ни значило. Тем более что в соответствии с законами русской жизни «партия власти» оказалась в конце концов партией начальства, состоящей по преимуществу из тех же чиновников.

Но нас на самом деле не партия власти интересует, а чиновник как таковой.

Многие считают, что основным свойством русского чиновника является подверженность коррупции. Это неправда. Дело не в том, что русский чиновник не берет взяток, - берет! Но сущность его в ином. В природе существуют позиции, занимая которые чиновник в принципе лишен возможности брать взятки или иным формально незаконным способом повышать свое благосостояние, по крайней мере до достижения определенного уровня. Но от этого он не перестает быть чиновником.

Есть также мнение, будто характерной чертой русского чиновника является некомпетентность. Русский чиновник, утверждается при этом, по определению не разбирается и не должен разбираться в том, чем, собственно, занимается. И в соответствии с этим признаком работает тайным образом загадочный механизм естественного отбора наоборот, обеспечивающий чиновничью карьеру.

Увы, считающие так просто не понимают, в чем дао русского чиновника. Чем он занят на самом деле. Легкомысленно полагают, что если на двери кабинета написано «Ответственный за распределение мест в муниципальных детских садах», допустим, значит, укрытый дверью человек занимается распределением мест.

Это непростительная какая-то наивность. Непонимание основ.

На самом деле основной движущей силой, определяющей действия русского чиновника, является страх (в конце концов он ведь, чиновник, человек, а бояться вообще людям свойственно). Чиновник боится вызвать начальственный гнев. Стремление избежать начальственного гнева - вот главная цель чиновника, а в умении гнева избегать - его искусство и мудрость. И естественный отбор работает как раз так, как ему положено, без отклонений: чем глубже чиновник овладевает искусством, тем выше продвигается по служебной лестнице.

И в деле своем, таким образом, он компетентен как никто.

Надо просто правильно понимать, в чем его дело состоит, и не ждать невозможного.

Имея в виду вышесказанное, лучше представляешь себе, что такое «система ручного управления», о которой так много говорится. На каждом из уровней пирамиды, почему-то именуемой «вертикалью», чиновнику для достижения главной своей цели необходимо держать в голове бездну информации, о характере которой критику даже задуматься лень. А ведь все, что угодно, может оказаться значимым - сорт чая, который любит начальник, температура, до которой требуется разогревать баню, списки слов, которые нельзя произносить в его присутствии, фамилии, которые ни в коем случае не надо упоминать... Ну и так далее. В конце концов даже и неумение заниматься тем, про что на двери написано, может начальственный гнев вызвать. Но не обязательно в первую очередь, и уж точно не только это.

Набор этих знаний, очевидно, важнее, чем представления о предмете, упомянутом на привинченной к дверям кабинета табличке. Табличка - она сегодня одна, завтра другая, а люди - люди всегда одинаковы.

Это высокое, изощренное искусство, в котором трудно переоценить роль личности, и не надо думать, что чиновник - какой-то там серый винтик; искусство, которое передается только от учителя к ученику, как древние знания восточных мастеров. Никакого иного «управления», кроме ручного, тут просто быть не может.

Ну и, возвращаясь к тому, с чего начинали, - понятно, что в критических ситуациях чиновничий страх обостряется. Профессионалы высокого класса обладают достаточной интуицией, чтобы по взгляду начальника понять, с той ли ноги он встал. Но чтобы понять, что начальнику не понравится, например, недолжный на выборах результат, даже и искусства особого не требуется. И уж если чиновник может от гнева застраховаться - он не упустит возможности. Мудрый не забывает при этом, что слишком нахальная перестраховка тоже вызовет гнев, менее способный не концентрируется на деталях. Но каждый в меру представлений о должном действует. И задумываться о том, является ли ситуация «на самом деле» критической, просто некогда. На каком-таком «самом деле»? Критическая ситуация - это когда Иван Иваныч сердится, а про другие кризисы - только в газетах врут.

Поэтому противоречие, сформулированное в первом абзаце заметки, - мнимое.

И наталкиваясь на проблемы вполне реальные, связанные с функционированием этой системы, осознавая, как мало таблички на дверях соответствуют знаниям людей, которые от вас за дверями прячутся, или, предположим, изучая открытую кем-то необдуманно информацию о тендерах на госзакупки [2], не спешите чертыхаться. Не бормочите под нос себе: «Страх божий забыли». Помните, что для людей, которых вы так легко порочите, страх - постоянный компонент бытия. И не абстрактный там какой-то, а предельно конкретный, сконцентрированный в каждой морщинке Иван Иваныча, сидящего в кабинете побольше.

Имейте, в общем, сострадание.