Реформа или проформа? Кремлевские планы \"под лупой\"

Три с лишним месяца прошло с тех пор, как Дмитрий Медведев в послании парламенту рассказал о грядущей политреформе — от увеличения срока президентских и думских полномочий до отмены денежного залога для партий, идущих на выборы. Часть новшеств уже оформлена законами, часть — в проекте. Но сомневаться, что все инициативы Кремля будут приняты депутатами и сенаторами, не приходится.

Прокомментировать идущую политическую реформу мы попросили троих экспертов. Представителя партии власти — члена “Единой России”, главу Комитета Госдумы по конституционному законодательству Владимира ПЛИГИНА. “Справоросса” Геннадия ГУДКОВА, зампреда Комитета ГД по безопасности. И политолога Дмитрия ОРЕШКИНА, руководителя аналитической группы “Меркатор”.

— Зачем, на ваш взгляд, когда уже стало ясно, что кризиса не миновать, было затевать политическую реформу?

Владимир ПЛИГИН: “У нас термин “реформа” применяется, когда речь идет о кардинальных изменениях, поэтому я бы его не использовал. Идет последовательное развитие государственности. Речь, среди прочего, — об увеличении влияния партий при определении руководителей субъектов РФ. Усилению партсистемы послужит и норма, позволяющая партиям, не преодолевшим 7-процентного барьера, быть представленными в Госдуме”.

Геннадий ГУДКОВ: “Эти предложения готовились заранее и совпали с началом кризиса случайно. Перемены назрели, но лично я считаю, что изменения в Конституции должны быть более решительными. Увеличение президентского срока, на мой взгляд, было бы целесообразно только в одном случае — если большая часть полномочий перейдет к правительству.

Серьезная конституционная реформа позволила бы добиться реального разделения властей. Сейчас у нас — бесправная судебная власть, назначаемая властью исполнительной, и бесправный парламент. Должны быть сбалансированные механизмы контроля внутри самой власти — чтобы прекратить массовую коррупцию. Многие моменты современной Конституции прописаны невнятно или в угоду системе, которая сложилась в начале 90-х. Все это надо править — это только придаст стабильности государству и обществу”.

Дмитрий ОРЕШКИН: “Предыдущие несколько лет шли на фоне деполитизации России. Людям внушалось: политика вам не интересна, а вы наслаждайтесь потребительским бумом и смотрите сериалы. Реальные дела будут делаться помимо вас, за закрытыми дверями, но это всех должно устраивать, потому что уровень жизни растет. И вот он перестал расти. Пришлось строить новую модель, которая, с одной стороны, позволяла бы власть имущим сохраниться у власти, с другой — вернуть обществу ощущение того, что оно участвует в политике, а значит, и само тоже несет ответственность за происходящее в стране.

Для достижения первой цели и решено увеличить сроки полномочий. Не важно, что это касается сроков, которые начнутся после следующих выборов. Может быть, для обеспечения стабильности дадут закону обратную силу и продлят полномочия уже действующей власти. К этой же части политреформы я бы отнес усиление клана силовиков (внутренние войска прекратили сокращать, милиционерам прибавили зарплату). А вот для того, чтобы помочь политике выйти из кабинетных сфер в публичную, — партиям дается возможность влиять на назначение губернаторов, а местным депутатам — увольнять мэров”.

— Кто, на ваш взгляд, был реальным инициатором этого комплекса поправок?

Владимир ПЛИГИН: “Президент. Но, конечно же, на стадии подготовки президентского послания эти вещи обсуждались с экспертным сообществом и представителями партий”.

Геннадий ГУДКОВ: “Насколько мне известно, большинство вопросов Путин и Медведев обсуждают совместно, прежде чем озвучить. Я думаю, что и эти поправки — плод коллективного решения, но наверняка какая-то часть инициатив принадлежала непосредственно Медведеву”.

Дмитрий ОРЕШКИН: “Если не решать задачу о курице и яйце, то можно сказать так: реальным инициатором был “коллективный Путин”. В это понятие входит и сам премьер, и Медведев, и много других людей. Причем внутри этой группы есть полемика, но кое в чем она едина — это желание сохраниться в верхах общества. А средства для достижения этой цели там все понимают по-разному. Одни настаивают на том, что нужно продолжать ограничивать конкуренцию, выхолащивать избирательную систему, другие предлагают заполнять пустующие электоральные ниши управляемой оппозицией. Поскольку ни одна из этих групп никогда не может одержать сухую победу, документы и программы всегда получаются компромиссными, половинчатыми”.

— Есть теория, что в период кризиса нужно давать оппозиции больше возможностей публично выпускать пар, снижая напряжение в обществе. Нет ли у вас ощущения, что в этом вопросе реформа буксует или идет в противоположную сторону?

Геннадий ГУДКОВ: “Оппозиции нужно было давать воздух до кризиса, а в кризис — уже поздно. Когда настроения меняются радикально — системная оппозиция просто не успеет сыграть роль парового клапана и к власти могут прийти абсолютно радикальные элементы, что чревато большой кровью. Поэтому я считаю большой ошибкой то, что оппозицию зажимали до окончания избирательной кампании. Да и сейчас больше разговоров о ее поддержке, чем дела.

В направлении демократизации партийных отношений сделан только полушаг. Нужно было снижать проходной барьер в Госдуму до 5%, лучше до 4%, сделать барьер более преодолимым, а не давать всего по 2—3 мандата тем, кто его не перешагнул. Я не могу представить, как будут работать два депутата от какой-то партии. Они ни фракции не смогут образовать, ни аппарат выстроить вдвоем — как они успеют поработать над всеми вносимыми законами? Не говоря уже о том, что сейчас фракции, имеющие по 40 человек, порой не могут ничего добиться в Думе”.

Дмитрий ОРЕШКИН: “Реформа только ограничила возможности реальной оппозиции. Но одновременно в Кремле идет активная работа по созданию “ручной оппозиции”. Это альтернативные политгруппы, которые могли бы оппонировать власти на выборах и на улице, но при этом были бы готовы к договору с властью. Ведется большая, но пока не очень успешная работа на правом, либерально-демократическом, фланге, ориентированном на Запад… А коммунистов давно уже превращают в социал-демократов. В принципе мне это кажется правильным, потому что нет ничего хуже, чем еще одна революция. Что будет, если до власти дорвется уличная оппозиция? Я очень плохо себе представляю последствия, если властные рычаги попадут в руки такого человека, как Лимонов. Для него борьба — главное, строить ему неинтересно… А вот правым и социал-демократам нужно дать больше воздуха, и власть это начинает понимать, но шаги пока делает робкие…”.  

Владимир ПЛИГИН: “Думаю, даже представители оппозиционных партий не согласятся, что игра идет в одни ворота. В период кризиса выгоднее быть именно оппозиционером, поскольку ты можешь занимать критическую позицию, при этом ни за что не отвечаешь. А партия большинства становится объектом для критики и несет полную ответственность за все, что происходит. Кроме того, если бы кто-то хотел играть в одни ворота, то не возникло бы решения о сокращении необходимой для регистрации минимальной численности партий и количества подписей, необходимых для участия в выборах”.

— Одновременно отменяется избирательный денежный залог — а мы прекрасно знаем, как легко забраковать подписи, собранные нежелательным кандидатом… Разве это помогает демократии?

Владимир ПЛИГИН: “Изначально смысл залога был в том, чтобы партия могла гарантировать: у нее есть средства на организацию кампании. Со временем залог утратил прежнее значение — и был поставлен вопрос о его отмене. Президент сказал, что партии должны работать на политическом, а не финансовом поле — то есть работать с людьми и привлекать сторонников. В том числе и посредством сбора подписей. И ссылка на то, что отмена института залога уменьшила некий объем демократии, несостоятельна”.

Геннадий ГУДКОВ: “На пользу оппозиции пошло бы более радикальное решение: отмена и залога, и подписей. А сокращение необходимого числа “автографов” ничего не меняет. Даже если потребуется собрать всего 100 штук, эксперты смогут найти 20 “недействительных” и отменить регистрацию. Дело ведь не в количестве, а в критериях проверки. Я работал в спецслужбах и прекрасно понимаю, насколько сложно провести экспертизу подписи одного человека — несколько экспертов работают сутками. А как один эксперт может подтвердить подлинность сотен или тысяч автографов?

Никак. Это просто его мнение, которое формируется либо случайным образом, либо очень осознанно, по заказу”.

Дмитрий ОРЕШКИН: “У власти страхи перевешивают, поэтому она принимает такие решения. Когда она говорит, что наличие залога ограничивало возможности неимущих участвовать в политике — это лицемерие. Залог был по меркам любой реальной партии копеечным, а когда людей заставляют собирать подписи — судьбу партии передают на усмотрение чиновников. Даже если удалось собрать абсолютно безупречные подписи, милиции будет достаточно прийти на дом к 5% подписантов и попросить их отказаться от своих “автографов”. И куда они денутся в своем Череповце, Липецке, Тамбове или Челябинске? А 5% достаточно, чтобы снять партию с дистанции. Рубли в этом смысле гораздо более объективны. Нельзя сказать, что 5% принесенных вами рублей признаны недостоверными, если они, конечно, не фальшивые”.

 — Насколько сейчас стабильна наша политсистема?

Владимир ПЛИГИН: “Общество, несмотря на некоторые проблемы, остается единым. Страна продолжает развиваться и справляется с последствиями мировых финансовых проблем. Вы можете возразить, что не все у нас так уж демократично. Например, сегодня у меня был разговор со знакомыми, которые критиковали действия определенной части правоохранительной машины. У меня тоже возникают вопросы, когда сотрудников милиции оказывается больше, чем участников какого-то пикета или демонстрации. Участники малочисленных акций, мне кажется, этому искренне радуются — это придает им значительности. Задача обеспечения общественного порядка понятна, но зачем избыточные меры? Но при всех минусах наша политическая система позволяет нормально жить гражданам страны и защищать национальные интересы. Ее предстоит доразвивать, главное — не переувлечься с огосударствлением экономики”.

Геннадий ГУДКОВ: “Я не считаю нашу политсистему стабильной, потому что она опирается только на бюрократию и на административный фактор. Сегодня у “Единой России” конституционное большинство, любое решение принимается автоматически, и никаких партий больше не нужно. Такая система, когда нет полемики, нет дискуссии и компромиссов, — неустойчива”.

Дмитрий ОРЕШКИН: “Нашу систему я бы назвал номенклатурным или государственно-монополистическим капитализмом. Минусы очевидны, но есть один плюс: государственные капиталисты, находящиеся у власти, все-таки не идиоты. У них достаточно мозгов и экспертов, чтобы понять реальные угрозы.

У нас и социализм был номенклатурным, и капитализм получается номенклатурным, и оба понятия номенклатура уже дискредитировала и исказила. Потому что капитализм подразумевает свободу и конкуренцию, а номенклатуре не нужно ни то, ни другое. Но в советское время мечтой номенклатурщика была дубленка, пыжиковая шапка и “Жигули”, у новой номенклатуры совсем другой достаток, она больше за него держится, сильнее боится его потерять, поэтому вынуждена вести себя ответственнее. Она понимает, что если ты делаешь глупость — теряешь собственность, если рушишь экономику — опять теряешь собственность… Они ставят свои интересы выше государственных — и кризис это показал, но стараются себя вести ответственно, по крайней мере — не безумно”.

— Теперь правительство будет отчитываться перед Думой. Можете себе представить, чтобы депутаты фракции большинства критиковали своего партийного лидера Владимира Путина?

Геннадий ГУДКОВ: “Не могу!”

Владимир ПЛИГИН: “Создается новый институт отчетности. Сейчас он привязан к конкретному руководителю, но в принципе речь идет о выстраивании системы не под конкретного председателя правительства”.

Дмитрий ОРЕШКИН: “Уже одно то, что потребовалось это записать в законе, показывает, насколько глубоко у нас унижен парламентаризм. И это еще подают как большое завоевание демократии! В 90-е не было такого закона, но правительство постоянно бегало в Думу на ковер и отчитывалось как миленькое. Потому что Дума была серьезным, самостоятельным и относительно независимым институтом. А сейчас депутаты сидят тихо, потому что они прекрасно знают, что выбрал их не народ, а тот самый премьер”.

— Многие предполагают, что кризис будет развиваться, жизнь людей серьезно ухудшится. Каких еще политических новшеств можно ожидать в связи с этим?

Владимир ПЛИГИН: “Изменения в Конституцию внесены, и новых не предвидится, президент не раз подчеркивал, что Конституция недореализована — ее нужно не менять, а исполнять. Нужно сделать огромное количество вещей для развития правового государства, уменьшения объема коррупции и воспитания уважения к законам. Реформ не будет, будет текущая жизнь, опирающаяся на понимание оптимистического сценария нашего развития”.

Геннадий ГУДКОВ: “Сейчас я не вижу эффективных механизмов, которые позволили бы в кризис системе не зашататься. Правительство все время опаздывает, делает ошибки просто из-за того, что оторвано от полемики, реальной жизни, а решения принимаются в узком кругу. В результате весь мир снизил процентные ставки, а мы повышаем. Кредитование в стране полностью убито. Правительство вливает деньги в экономику, и само потом не может понять, а куда они делись? Коррупцию не можем победить потому, что власть боится стать объектом контроля. Все законы на эту тему, даже которые вносит президент, — выхолащиваются, превращаются в декларации о хороших намерениях.

После победы “Единой России” в 2007-м бюрократическая система окончательно прекратила диалог с обществом и впала в великость. Тех, кто путался под ногами со своими предупреждениями и мешал их маршу, окончательно перестали замечать. Вот и дошагались… Однако у Дмитрия Медведева по-прежнему есть шанс стать вторым Петром I, а может быть — совершить еще более значительный прорыв, если он осознает необходимость глубинных конституционных реформ. Если Медведев замыслит и вместе с Путиным проведет серьезную реформу управления государством — это будет прорыв на 500 лет вперед. Потому что все это время мы живем при монархии, которая называется по-разному, но суть остается прежней”.

Дмитрий ОРЕШКИН: “Если дела будут идти совсем плохо, то часть “коллективного Путина”, которая держится жесткой линии, будет продавливать такие меры, как введение чрезвычайного положения и отмену вообще всяких выборов: не до шалостей, надо сплотиться. Если людям совсем перестанут платить зарплату, они будут выходить на улицы и только провоцировать такое решение своими акциями. Путин и Медведев, безусловно, понимают: закручивая гайки, можно законсервировать негативную ситуацию, но не решить ее. Но поскольку лично их жизни сложились, они заняли ведущие роли — соблазн законсервировать такое положение еще на несколько десятилетий наверняка будет…

В разных прогнозах все чаще фигурирует создание союзного государства. Если не получится с Белоруссией — то с Южной Осетией. Это не важно — с кем, лишь бы можно было поменять некоторые правила игры и вернуть Путина на позицию первого лица в государстве.

Естественно, не хочется быть пессимистом. Но первые лица государства понимают, что их политический капитал из-за кризиса тает, и в любом случае будут искать те или иные возможности, чтобы переломить ситуацию, причем уже в ближайшие месяцы, потому что через год может быть поздно”.

1. Продлены сроки полномочий президента до 6 лет и депутатов Госдумы до 5 лет.

2. Изменен порядок формирования Совета Федерации. Поправки вступят в силу в 2011 году, после чего сенаторами смогут быть только депутаты региональных заксобраний или органов местного самоуправления.

3. Отменен денежный залог на выборах всех уровней.

4. Все законодательные инициативы будут проходить экспертизу в Общественной палате РФ.

До конца весенней сессии Госдумы будут внесены следующие изменения в законодательство:

5. Кандидатуры на пост губернатора президенту будут представлять партии, победившие на выборах в региональное заксобрание.

6. Депутаты местных парламентов смогут отрешать от должностей избранных мэров.

7. Количество подписей, необходимых для регистрации партии на выборах в Госдуму, планируется снизить с 200 тысяч до 100—120 тысяч.

8. Количество членов, необходимое для регистрации партии, планируется снизить с 50 до 40 тысяч.

9. Партии, не преодолевшие 7-процентного барьера, но набравшие на выборах в Госдуму более 5% голосов, получат два-три мандата.