Спасёт ли Россию нефть и газ?

На модерации Отложенный
О «нефтяном проклятии» — негативных сторонах зависимости экономик от нефтегазового экспорта — написано предостаточно. Это и отрицательные последствия «голландской болезни» (потеря конкурентоспособности национальными производствами в результате обильного притока нефтедолларов в страны — экспортеры нефти, роста заработной платы и издержек, удорожания национальной валюты), и утрата политической элитой стимулов к повышению качества экономической и социальной политики (ведь ограничиться перераспределением доходов от нефтегазового экспорта гораздо менее хлопотно). В России последних лет все эти явления имеют место, сопровождаясь тревожным понижением качества государственного управления.
 
Складывается впечатление, что огромные возможности, открываемые нефтедолларовым изобилием, заслонили собой цели долгосрочного развития и риски возникновения трудностей в будущем. Не исключено, что нефтяные цены действительно останутся высокими еще в течение долгого времени, что позволит государству по-прежнему замалчивать проблемы, которые, на мой взгляд, неизбежно возникнут в будущем вследствие «нефтяного проклятия».
 
Однако взглянем на эту проблему под несколько иным углом: а возможно ли в принципе в России создание пусть и глубоко порочного с точки зрения экономической теории, но все же хотя бы относительно благополучного государства, способного на какое-то время облагодетельствовать своих граждан посредством раздачи нефтедолларов (напрямую или в виде финансирования разного рода проектов развития)? В конце концов, аргументы тех, кто ратует за направление доходов от экспорта нефти и газа «на цели развития экономики и социальные нужды», в основном как раз и сводятся к тезису, что, мол, глупо не использовать нефтяное богатство страны в национальных интересах и не поддержать небогатое и уставшее от экономических трудностей население за счет доходов от углеводородов.
 
Сторонники концепции «нефтяного счастья» в качестве образца для подражания приводят относительно благополучные страны с высоким уровнем жизни, построившие свое преуспевание исключительно за счет перераспределения доходов от нефтегазового экспорта. Речь идет о Норвегии, Объединенных Арабских Эмиратах (ОАЭ), Кувейте, Катаре, Саудовской Аравии. Высокий уровень жизни в этих странах поддерживается в основном благодаря финансовым дотациям государства, имеющим откровенно патерналистский характер, — путем выплаты собственным гражданам безвозмездных пособий и предоставления широкого спектра социальных услуг. Так, в феврале текущего года председатель Счетной палаты РФ Сергей Степашин, один из активных приверженцев расходования поступлений от нефтегазового экспорта на социальные нужды, поставил в пример России Норвегию, щедро финансирующую социальные программы из нефтедолларовых источников, притом назвав ее «страной победившего развитого социализма» (хотя и уточнив, что «норвежцы об этом не догадываются») [3].
 
Многие политики популистского толка ставят патернализм в центр своих политических манифестов. К примеру, в программе движения Сергея Глазьева «За достойную жизнь!» с красноречивым названием «Социальная справедливость и экономический рост» утверждается: «Использование столь существенных доходов, образующихся за счет эксплуатации принадлежащих государству природных ресурсов в общенациональных интересах, позволило бы преодолеть хронический бюджетный кризис и обеспечить выполнение всех социальных обязательств государства... Использование вышеперечисленных и других инструментов возврата природной ренты в доход государства как собственника природных ресурсов, успешно применяемых в мировой практике, позволит в ближайшее время увеличить государственный бюджет не менее чем в полтора раза» [4].
 
Между тем цифры свидетельствуют, что заявления о якобы имеющихся возможностях решить все социальные проблемы россиян или добиться существенной модернизации страны за счет нефтедолларов — не более чем иллюзии. Правда же заключается в том, что сравнение России с такими «нефтяными государствами», как Норвегия, ОАЭ, Кувейт, Катар, Саудовская Аравия, если иметь в виду модель построения социально-экономической политики, системно некорректно. Есть по меньшей мере одна весомая причина, по которой Россию ни в коем случае нельзя ставить в один ряд с упомянутыми странами. Эта причина крайне проста: построению у нас успешного «петрогосударства», аналогичного вышеперечисленным, препятствует слишком большая численность жителей.
Население — враг номер один «нефтяного государства»
 
Удивительно, но многие эксперты, анализируя проблемы развития нефтедобывающих стран, концентрируют свое внимание на качестве экономической политики и институтов, а не на таком элементарном факторе, как количественная достаточность ресурсов для решения амбициозных программ. Типична в этом смысле расстановка акцентов в статье Мозеса Наима. Характеризуя природу «нефтяного государства», он пишет: это — страны «богатые нефтью, но со слабыми институтами, плохо функционирующим общественным сектором, а также высокой концентрацией власти и богатства. Разрыв между богатейшими природными ресурсами "петростейта” и хронической нищетой его граждан часто приводит к политическому напряжению и разочарованиям» [5]. В сходном ключе высказывается и Егор Гайдар: «Шансы на создание... надежных институтов, позволяющих ограничивать коррупцию и произвол властей и чиновничества, у населения в богатых ресурсами странах всегда меньше, чем в тех, которые подобными ресурсами обделены» [6].
 
Конечно же, качество экономической политики — важный фактор. Однако не менее значимо само наличие нефтегазовых ресурсов в количестве, обеспечивающем хотя бы гипотетическую возможность построить эффективное «нефтяное государство» в стране с многочисленным населением. Экономисты обычно измеряют ресурсное богатство таких стран долей сырьевых ресурсов в экспорте или объеме валового внутреннего продукта. Однако показатели, позволяющие реально оценить, в какой мере нефтегазовый потенциал способен обеспечить благополучие «петрогосударств», — это цифры добычи и экспорта углеводородов на душу населения.
 
Простые сравнения «нефтяных государств» по показателю удельной добычи и экспорта углеводородов на душу населения демонстрируют весьма показательную картину. Такие страны четко делятся на две группы. В первую входят те из них, где на базе нефтегазового экспорта действительно удалось добиться довольно высоких показателей экономического развития, а ВВП на душу населения составляет — в долларах 2004 года по паритету покупательной способности — 20 тыс. дол. и больше (Норвегия, ОАЭ, Кувейт, Катар) или хотя бы 10—15 тыс. дол. (Саудовская Аравия, Оман, Ливия). Характерная особенность всех этих стран заключается в том, что в каждой из них проживает не более 5 млн. человек (исключение составляет Саудовская Аравия с ее более чем 24 млн. жителей, но ее нефтегазовый потенциал, надо заметить, несравненно крупнее, чем у других). На каждого гражданина в наиболее успешных «петрогосударствах» ежегодно приходится 50 и более тонн добычи углеводородов, а в «маргинальных» странах этой группы — 15—25 тонн.
 
Вторая группа заметно отстает по уровню экономического развития, несмотря на бóльшие объемы добычи углеводородов в абсолютном выражении. В таких странах, как Венесуэла, Иран, Ирак, Нигерия, невзирая на их значительную роль на мировом рынке нефти (на долю каждой из них приходится по 3—5 проц. мировой добычи), ВВП на душу населения по ППС устойчиво ниже 10 тыс. дол. в год. Не составляет исключения и Россия, хотя наша доля в общемировом производстве нефти существенно выше (почти 12 проц.), не говоря уже о том, что у нас, в отличие от других «петрогосударств», добывается много не только нефти, но и газа (в совокупности примерно один миллиард тонн нефтяного эквивалента в год). На приведенных ниже графиках четко видно, что корреляция между подушевыми показателями объема добываемых углеводородов и ВВП — самая что ни на есть прямая.
Иными словами, добиться приемлемого уровня жизни населения при его численности, существенно превышающей 5 млн. человек, не удавалось еще ни одной стране, кроме Саудовской Аравии, да и то благодаря занимаемой ею первой позиции в мире по добыче углеводородов вкупе с относительно низким собственным потреблением энергоресурсов. Но даже при всем этом ее результаты далеко не дотягивают до лучших образцов.
 
А это означает, что лишь несколько государств со скромными размерами населения реально способны решать социально-экономические задачи национального масштаба исключительно за счет нефтегазового экспорта. В других странах, даже добывающих довольно много нефти и газа по масштабам мирового рынка, ресурсов для обеспечения приемлемого уровня жизни только за счет нефти и газа все равно не хватит. Но, как уже было отмечено, легкость концентрации ресурсной ренты провоцирует власти на снижение качества экономической политики, что ухудшает показатели развития. Таким образом, в большинстве нефтедобывающих государств «нефтяное проклятие» действует безотказно, а вот «нефтяное счастье» оказывается недостижимой мечтой.
 
Но и это еще не всё. Россия, в отличие от многих ближневосточных, африканских и латиноамериканских стран, является высокоиндустриальной державой с огромной территорией, что требует поддержания ресурсоемкой транспортной инфраструктуры. А это в свою очередь обусловливает повышенный внутренний спрос на энергоносители. В совокупности российская экономика потребляет почти 500 млн. т углеводородов (нефть и газ в пересчете на нефтяной эквивалент) в год, что соответствует всему объему нефтедобычи Саудовской Аравии. Почти 60 проц. данного объема потребляется энергоемкими промышленностью и транспортом.
 
Неудивительно, что в результате годовой физический объем чистого экспорта нефти и газа составляет всего-то-навсего около 3 т нефтяного эквивалента на одного россиянина (по итогам 2004-го). В рейтинге «петрогосударств» по показателю отношения объема экспорта нефти и газа к объему их собственного потребления Россия занимает одно из последних мест.
А это значит, что наши возможности в области конвертации национального углеводородного потенциала в национальное процветание заведомо ограниченны.
Что можно себе позволить, экспортируя всего три тонны нефтяного эквивалента на человека в год? Элементарный расчет показывает, что даже при сегодняшней сверхвысокой мировой цене экспортной российской нефти в 60 дол. за баррель с учетом разумных издержек добычи и транспортировки углеводородов, включая хотя бы минимальные капитальные затраты (необходимость которых признают даже такие популисты, как Глазьев), балансовая прибыль от экспорта этих трех тонн составит лишь 990 дол. в год, или чуть больше 82 дол. в месяц.
 
Очевидно, что этих средств достаточно разве что для поддержания существующего положения вещей, но никак не для достижения национального процветания или решения масштабных социальных задач. Причем изъятие даже таких относительно скромных сумм из нефтегазового сектора приведет к тому, что тот в лучшем случае сможет обеспечивать воспроизводство основных средств, да и то лишь в течение какого-то времени. О качественном же развитии и реализации новых масштабных проектов можно будет забыть — в течение нескольких лет потенциал нефтегазового сектора будет проеден. Аналогичная картина складывается во всех «петрогосударствах» с населением численностью свыше 20 млн. человек. Как видно из графика, уровень ВВП на душу населения выше 10 000 дол. достигается только «нефтяными государствами», экспортирующими энергоресурсы в объеме не менее 10—20 т углеводородов на душу населения в год. Такой уровень для России недостижим.
Особое положение среди «петрогосударств» занимают четыре наиболее благополучные страны — Норвегия, ОАЭ, Кувейт, Катар. Как правило, именно эту «четверку» приводят в пример сторонники использования нефтедолларов на социальные и инвестиционные нужды. Действительно, данные страны могут похвастаться не только высокими подушевым ВВП и уровнем жизни населения, но и определенными успехами в построении механизмов инвестирования доходов от углеводородного экспорта, в создании привлекательных систем социального обеспечения. Но не надо обольщаться: подобные успехи являются результатом отнюдь не повышенной эффективности или высокого качества их экономической политики. Просто их удельная ресурсная обеспеченность на порядок выше, чем у остальных нефтедобывающих государств. Что неудивительно при столь малом населении (в Катаре — менее миллиона человек, в Кувейте — менее, а в ОАЭ — чуть больше трех миллионов, в Норвегии — менее пяти). Эти страны попросту перекормлены ресурсами.
 
Другое дело — Нигерия. Экономисты любят приводить эту страну в качестве отрицательного примера «петрогосударства», в котором неэффективное управление и отсутствие действенных институтов так и не позволили за 40 лет увеличить подушевой ВВП по ППС: он стагнирует где-то в районе 1 000 дол., несмотря на высокие доходы от экспорта нефти. Однако, имея население свыше 130 млн. человек и располагая умеренным нефтегазовым потенциалом, добиться иного результата и невозможно, если делать ставку в государственной политике только на нефть.
 
Отсюда напрашивается вывод. Если вы экспортируете не более 2—3 т углеводородов на душу населения в год, то нечего и думать об «энергетической сверхдержаве» как о национальной идее. Доходов от продажи этого объема нефтегазового сырья не хватит даже для обеспечения элементарных нужд граждан, а не то что для достижения каких-то там амбициозных политических целей. Высокие абсолютные объемы добычи нефтегазового сырья и доходы от него, выраженные в миллионах тонн и миллиардах долларов, никого не должны вводить в заблуждение.
Проклятие в головах
 
Итак, применение термина «нефтяное государство» ко всем странам — крупным экспортерам нефти не вполне корректно. «Петрогосударства», как мы видели, четко разделяются на две неравные группы: страны, где малая численность населения позволяет реально капитализировать высокие доходы от нефтегазового экспорта, и те, в которых этих доходов едва хватает на удовлетворение минимальных текущих потребностей нации и аппетитов госчиновников.
 
Именно к последней группе стран принадлежит Россия. Большая численность населения и повышенные собственные потребности в энергии практически закрывают нам путь к «нефтяному счастью». Если вопрос о том, насколько оправданным было бы использование национальных доходов от нефтегазового экспорта для реализации отдельных проектов по модернизации страны, еще может стать предметом дискуссии (хотя найдется немало сторонников более осторожного подхода к «нефтяному богатству»), то вопрос о широкомасштабной модернизации России за счет использования ее энергетического потенциала следует считать, по сути, закрытым. Это невозможно, и ресурсов для этого недостаточно.
 
Понимает ли российское руководство ограниченный характер национального нефтегазового потенциала? Пока возникают серьезные сомнения на этот счет. Более того, очевидный перекос в сторону усиления нефтегазового фактора во внутренней и внешней политике да еще и появление признаков «идеологического обрамления» концепции энергетической сверхдержавы наводят на мысль, что возможности, открывшиеся для России благодаря высоким экспортным ценам на нефть и газ, полностью заслонили собой другие идеи и направления государственной политики.
 
Вот слова Путина о роли энергетики в российской экономике и укреплении мировых позиций России, сказанные им 27 декабря 2005 года на заседании Совета безопасности РФ: «Энергетика является, сегодня во всяком случае, важнейшей движущей силой мирового экономического прогресса. От того, какое место мы займем в глобальном энергетическом контексте, прямо зависит благополучие России и в настоящем, и в будущем. Заявка на лидерство в мировой энергетике — это амбициозная задача... Столь масштабная задача станет серьезным катализатором модернизации и качественного подъема всей экономики Российской Федерации» [7].
 
Нарастающая гипертрофия топливно-сырьевой составляющей в экономической политике подтверждается и цифрами: доля налога на использование природных ресурсов в структуре налоговых доходов федерального бюджета, по данным Министерства финансов РФ, увеличилась с 7,8 до 16 проц., что резко усилило влияние нефтегазового фактора на сбалансированность бюджета. Показательно и то, что на реализацию четырех приоритетных национальных проектов («Современное здравоохранение», «Качественное образование», «Доступное жилье» и «Эффективное сельское хозяйство») государство обещает — с учетом внебюджетных источников — потратить 180 млрд. руб., или 6,4 млрд. дол. по текущему курсу, тогда как только на выкуп контрольного пакета акций «Газпрома» оно косвенно израсходовало 7,15 млрд. дол., а на ряд новых крупных проектов в энергетической сфере, таких, как новые нефте- и газопроводы, в ближайшие годы будут выделены десятки миллиардов долларов.
 
Таким образом, нефть и газ стали важнейшими приоритетами экономической политики, и остальные сферы жизни страны теперь всё больше зависят от экспорта углеводородов. Фактически сырьевая направленность народного хозяйства России официально продекларирована властями в качестве фундамента экономической, социальной, внешней политики и даже государственной идеологии. По сути дела, общественности сознательно навязывается точка зрения, будто сырьевые ресурсы — это единственный и незаменимый источник национального благополучия.
 
Подобный взгляд явно несостоятелен, ибо для того чтобы реализовать заявленную модель развития, ресурсов попросту недостаточно. Финансовые ресурсы, накопленные в виде золотовалютных резервов ЦБ и в Стабилизационном фонде, вроде бы впечатляют, провоцируя многих представителей власти и общества сосредоточиться на перераспределении накопленного богатства, но в контексте насущных задач, стоящих перед Россией, эти средства не так уж и велики. В стране слишком многое требует масштабных капиталовложений. Например, одна только транспортная стратегия, утвержденная властями в мае 2005-го, оценивает ежегодную потребность в инвестициях в этой сфере до 2010 года в более чем 20 млрд. дол. [8]. Реально же вкладывается примерно 10 млрд. дол. в год. Поэтому, если будет принято решение, скажем, потратить Стабилизационный фонд на покрытие разрыва между текущими и требуемыми вложениями в развитие транспортной инфраструктуры, то накопленных средств едва хватит на пять лет. А ведь существует еще потребность в модернизации армии, социальной инфраструктуры, в реализации «национальных проектов» в области здравоохранения, образования и много чего еще...
 
Между тем у России, несомненно, есть альтернативы. Если бы власти проводили последовательную политику с целью уменьшить участие государства в экономике и снять регуляторные барьеры, а эта задача вроде бы и декларировалась в начале первого президентского срока Путина, — то российский бизнес, не имеющий доступа к нефтегазовым богатствам, вполне смог бы в долгосрочном плане адаптироваться к условиям глобальной конкуренции и обеспечить высокие темпы экономического роста. Ведь Россия до сих пор остается достаточно диверсифицированной экономикой, в которой доля нефти и газа в ВВП составляет всего 9 проц., и даже если принять повышенные оценки, учитывающие влияние трансфертного ценообразования [9], эта доля не превысит 25 процентов. Сегодня же власти, усилившие давление на предпринимательство на всех уровнях, практически лишают национальный бизнес такой возможности, предоставляя полную экономическую свободу лишь государственным энергетическим корпорациям.
 
«Ресурсное проклятие», таким образом, коренится в образе мышления российских политиков.
 
Хочется надеяться, что Россия все же сможет вырваться из порочного круга психологической и политической зависимости от нефти и газа, в полной мере осознав недостаточность имеющихся углеводородных ресурсов для успешной реализации концепции «нефтяного государства». А мы все получим возможность играть в шахматы, вопреки желанию некоторых кремлевских идеологов заставить нас поголовно прыгать в длину....