Так, к слову

Мнение по поводу

ТЕРНИСТА ДОРОГА К ВОДОПОЮ…

В совсем недавние времена календарь первой декады мая был богат еще на две красные даты – пятое и седьмое числа. И мы, журналисты, любили свои профессиональные праздники – День печати, День радио и телевидения: не только за лишний повод поднять чарки, но и за понимание свой нужности людям.

Увы, все это в прошлом. И о том, на какой день нынче приходится праздник российской журналистики многие мои коллеги даже и не помнят – нет того чувства сопричастности к большому племени пишущих, говорящих, снимающих. Как и осознание значимости своей профессии. Но были и иные времена…

…Помню, сдвинули мы стаканы – они еще студенты журфака начала 80-х и  я - их бывший однокурсник, догрызающий заочником «гранит науки».

- Нет, мужики, не то ремесло мы выбрали, - пьяно качал головой я. – Не зря его называют второй в мире профессией после проституции!

К тому времени я уже отработал пару лет в уфимской «Вечерке» - газете по тогдашним меркам авторитетной. Все ж издание миллионного города…

- Все чему нас учили здесь – красиво лишь в учебниках. А на деле врешь, и знаешь прекрасно, что врешь… Да, уважают читатели, да, верят. Но сам-то себе уже не веришь! Уйду, братцы, из газеты. Только вот куда?!

У нас было особое поколение. Воспитанные пионерией и комсомолом, пришли в журналистику под влиянием романтики, ореола исключительности человека с блокнотом и ручкой. Но маразм  застоя 80-х нас быстро отрезвил. Стало понятно: не каждому из нас суждено стать Аграновским или Рубиновым – тогдашними газетными авторитетами. И к тому же корифеи себе сделали имя на очерках и путевых зарисовках – жанрах относительно безопасных, далеких от политики. А нам, выпускникам журфаков, предстояло нести свой крест в районной и городской прессе, которая жестко контролировалась местной партийной структурой. Где уж тут до свободомыслия! Винтик – он и есть винтик. Только идеологической машины, смазанной и отрегулированной до совершенства. Потому сплошь и рядом  спивались мои коллеги или же становились карьеристами – циничными и многомудрыми завотделами при родной редакции или же в курирующей партийной структуре.

Однако, ни я, ни мои сокурсники даже не предполагали тогда, что нам несказанно повезло: мы пришли в профессию в нужное время. Ни до, ни после, а именно на стыке застоя и последовавшей после этого свободы в словах и делах. Судьбой нам было отпущено чуть более десятка лет для настоящей журналистики. 

Из пометок на полях.

Замечали: что легло однажды на душу, то и прикипело. И не понимаешь иногда, чем оно близко, но чувствуешь: что-то в этом есть твое…

Так и у меня. Вот услышал, к примеру, тот самый мотив – тоска необъяснимая, аж жуть! Как было с самым первым исполнением инструментальной пьесы «Одинокая свирель» - до сих пор, в каком бы состоянии не пребывал, моментом притихаю. Или же «Эль кондор паса» Саймона и Гарфункеля. Вводит в ступор до сих пор и песня «Прощай, желтая кирпичная дорога» Элтона Джона. Лишь недавно младший сын дословно перевел ее содержание. На первый взгляд, банальная притча. Я же увидел в простоватой поэзии философский смысл всей своей жизни… Словом, прощай та дорога, где правят бал другие. А я возвращаюсь…

Каждый живет для чего-то. У кого-то лебединая песнь обрывается рано, кто-то дотаскивает свою ношу до последнего метра. При этом все мы – как пришли голые в этот мир, так из него и уйдем. Разве что вместо казенной роддомовской простыни твои бренные останки прикроют приличным костюмом при неразношенных туфлях.

И тут важно, полагаю, другое: для чего ты вообще появлялся под этим солнцем?

Наша востребованность в середине 80-х объяснялась, на мой взгляд, двумя вещами. Во-первых, разочарованием в профессии в силу неиспорченности, чем уже страдало старшее поколение коллег-газетчиков. Это много позже появился термин -  «двойные стандарты». А тогда многие маститые журналисты и жили, в основном, по этому принципу. В публикациях выступали проповедниками коммунистической идеологии, а в жизни грешили, пили и изменяли супружескому кодексу не хуже простых смертных. Во-вторых, в репортерах начала 80-х жила наивная вера в торжество слова, здравого смысла и в порядочность властей. Потому с приходом горбачевской гласности наше поколение и стало арьергардом для тех, кому были нужны «отряды Рэма». Мы, конечно же, не догадывались тогда, что и нам впоследствии уготована трагическая судьба  штурмовиков, приведших к власти Гитлера…  Отчасти потому, что в силу приближенности к власти были невольными свидетелями минутных слабостей сильных нынче вождей. Да и не задумывались мы об этом: попросту включились в борьбу с вчерашней идеологией, писали статьи, снимали телерепортажи незашоренными глазами. Нас любила и боготворила публика, с нами считалась власть. А отсчет времени, отпущенной для настоящей журналистики, уже шел…

Журналисты моего поколения – особая каста.

С советских времен нам передалась страсть к чтению, самообразованию. Я не о Пушкине или Чехове – о Драйзере и Золя, проблемах отечественной горнорудной промышленности и мироощущениях Курчатова, тайнах древнего Египта и богатствах Лувра. А уж содержание и логику «бессмертных» сочинений классиков научного коммунизма нам добросовестно вбили еще на студенческой скамье…

Мы вступили в эпоху гласности подготовленными бойцами. «Неподъемных» тем для нас не было – выручала начитанность, профессиональная выучка и, что самое главное, понимание нужности  ремесла людям. Востребованность, как бы сказали сегодня…

В молодых журналистах того времени появилась уверенность в суждениях, широта обобщений, публицистичность выводов. Старшие коллеги, порой, с завистью отмечали стиль, выработанный в непуганых жизнью репортерах. Оттого и стали кумирами тот же Невзоров, «взглядовцы», Щекочихин…

Я благодарен тому времени, которое пережил журналистом. Телерепортажи и прямые эфиры не оставались незамеченными, в редакцию пачками приходили письма. Мы работали на голом окладе и жалких гонорарах не жалея ни себя, ни близких. Понятие «заказная статья» или «проплаченный сюжет» - это не про нас.

Нам многое удавалось, потому что делать свою работу было крайне интересно. Понятное дело, что не все мои ровесники-журналисты смогли найти себя в то непростое время. Но возможность была у каждого. И в миллионном мегаполисе, и небольшом городе, и райцентре. Только вот не все просчитали, что судьба может и не дать более такой шанс…

Мне же повезло. Удалось пообщаться и с сильными мира – Горбачевым, Ельциным, попанибратствоваться с эстрадными кумирами толпы, вести прямые репортажи из Кремля во время первых съездов народных депутатов РСФСР, телемосты из Останкино с Кишиневом, Минском и Ташкентом. Довелось стоять под дулами автоматов боевиков в первую и во вторую чеченские войны, брать интервью у Масхадова и Яндарбиева, чуть не оказаться в роли жертвенного барашка «курбан-байрама» в горном ауле, наполовину уничтоженным ракетным ударом с воздуха за три часа до появления моей съемочной группы «Вестей». При мне под Бамутом  на заминированной тропе оторвало ступню у идущего на три человека впереди десантника…

Не жалею, что был в гуще событий в самое интересное время. Как не хочу сегодня быть ее летописцем, когда царствует идолопоклонство и продажность…

Из разговора с сыном.

- Знаешь, Динис, почему я против того, чтобы ты пошел по моим стопам? Считаю, что теперь той журналистики, которой занимался и я, увы, нет. Нынешние СМИ – это, зачастую, хроника без присутствия автора, его мнения и позиции, это благостное описание отдельно взятого позитива или же, наоборот, ковыряние гнойной болячки, похотливое смакование чьей-нибудь «звездной жизни». Словом, желтизна голимая, да глянец. А нас натаскивали писать добротную публицистику.

Потому и считаю тех, кто идет сегодня в журналисты, заведомо людьми второго сорта. Что-то вроде обслуживающего персонала. Найди-ка, сын, лучше занятие достойнее… Чтобы потом, ближе к жизненному финишу, ты мог сказать уже своим детям – я занимался богоугодным делом. И мне не стыдно смотреть вам в глаза…

  …До сих пор так и не понятно, отчего все-таки вымерли мамонты? Есть версии, но нет научно доказанного объяснения. Мне кажется, что и мы – журналисты начала 80-х – как те мамонты. Жили-были, а теперь бредем к своему последнему водопою.

Возможно, что скажут когда-нибудь о нас доброе слово. А оно нам надо? Для нас, считаю, главное – комфорт с самим собой. Не зря пришли в профессию, добросовестно оттоптали свое по грешной земле, если ошибались в поступках и в выборе главных героев – не из корысти, поверьте. Кстати, нет почему-то среди моих сокурсников и ровесников-журналистов крутых олигархов, сделавших в смутное время приличное состояние. Хотя и ходили рядом с властью, и та иногда была не прочь озолотить. Отсутствие коммерческого нюха – и беда наша, и достоинство. Быть на виду – значит блюсти себя. Непрактичные, наивные. Брали в подарок смущенно авторучки с пером под золото, отказываясь от возможности заиметь на старость свечной заводик…

Впрочем, ничего в том удивительного нет – поколение наше было такое. Поколение последних романтиков, без которых, возможно, не было бы сегодняшнего дня - эпохи цинизма и расчета. Эпохи, в которой нам, пожалуй, места нет. И это, как говаривал последний генсек, правильно – мамонтам в сегодняшней жизни делать нечего… 

 Из пометок на полях.

Мне нравятся бензиновые зажигалки «Зиппо». Недавно узнал, что они, оказываются, различаются между собой тональностью открывания крышки. Представляете, нотную ступень можно сыграть на семи зажигалках! Но это так. К слову…