Как Ульянова (Ленина) корёжило от гения Ф.М. Достоевского.

На модерации Отложенный



Ульянов (Ленин) не стал читать «Бесов» (этот роман, как известно, Ф.М. Достоевский создал по материалам процесса «Народной расправы», а сам Нечаев послужил прототипом героя романа — Петра Верховенского). Гневно потея и картавя Ульянов признавался: «Явно реакционная гадость, подобная «Панургову стаду» Крестовского, терять на неё время у меня абсолютно никакой охоты нет. Перелистал книгу и швырнул в сторону. Такая литература мне не нужна, — что она мне может дать?.. На эту дрянь у меня нет свободного времени».
Немногим лучше относился он и к другим произведениям гениального русского писателя. О «Братьях Карамазовых» вкупе с «Бесами» высказывался так: «Содержание сих обоих пахучих произведений мне известно, для меня этого предостаточно. «Братьев Карамазовых» начал было читать и бросил: от сцен в монастыре стошнило».
Роман «Преступление и наказание» Ульянов, впрочем, прочитал. Один из товарищей в пылу спора как-то заметил ему:
— Так легко можно дойти до «всё позволено» Раскольникова.
— Какого Раскольникова?
— Достоевского, из «Преступления и наказания».
— «Всё позволено»! — с нескрываемым презрением подхватил Ленин. Вот мы и приехали к сантиментам и словечкам хлюпкого интеллигента, желающего топить... революционные вопросы в морализирующей блевотине. Да о каком Раскольникове вы говорите? О том, который прихлопнул старую стерву ростовщицу, или о том, который потом на базаре в покаянном кликушестве лбом всё хлопался о землю?

Вам... может быть, это нравится?..
Профессор Питирим Александрович Сорокин говорил, выступая перед слушателями Петроградского университета в 1922 году: «В результате войны и революции наше отечество лежит в развалинах. Великая Русская Равнина стала великим кладбищем, где смерть пожинает обильную жатву, где люди едят друг друга... Но раз старые пути негодны, где же новые? Есть ли они у вас?.. Боюсь, что нет... Ищем, тычемся туда и сюда, подобно слепым щенятам, но темно кругом. А история не ждёт, она ставит ультиматум, бьёт грозное: memento mori, бьет двенадцатый час нашей судьбы и решается наше: быть или не быть... Придется подумать вам и о том, кого взять с собой в спутники и руководители. Настало время от ряда былых спутников отказаться: они завели нас в пропасть. Я бы взял в качестве таковых таких лиц, как Нил Сорский, Сергей Радонежский (носители идеала старца Зосимы), как Достоевский. Такие «спутники», по моему мнению, не обманут». Ульянов (Ленин) прочитал эту речь (она была напечатана в независимом петроградском издании «Утренники»), и рассуждения о старце Зосиме и Достоевском, судя по пометкам на полях, вызвали его особенное негодование. Он отметил их своим характерным значком «Nota bene!» (заметьте!)...
       После захвата власти большевиками в 1917 году, жена Ульянова (Ленина) Н.К. Крупская, являясь членом Государственной комиссии по просвещению, распоряжалась об изъятии из библиотек и сожжении книг Фёдора Михайловича Достоевского.