Как воевали Галич и Агранович

Отрывок из беседы с биологом и поэтом Дмитрием Сухаревым.

совсем недавно читал воспоминания друга Галича, Леонида Аграновича о том, как они жили во время Великой Отечественной войны. И этот Агранович очень простодушно рассказывает, что у Галича, в то время Саши Гинзбурга, дядя работал в Комитете по делам искусств. С помощью этого дяди был создан в Чимкенте фронтовой театр, в котором они работали. Дальше он рассказывает, как они хорошо жили - девочки, шоколад, коньяк, - и только через полтора года впервые они выехали с бригадой на фронт. И это он рассматривает как подвиг. А у меня матушка работала в обычном театре, не «фронтовом», но они все время ездили на фронт. Она работала в Театре Революции, эвакуированном в Ташкент. И еще я подумал, что Окуджава на фронт пошел добровольцем, Слуцкий, Самойлов, Тарковский воевали, а Галич сидел в этом «фронтовом» театре в Чимкенте. Конечно, он не советский человек, а советские – те, кто делали в это время великую литературу. А Галич тогда занимался циничной конъюнктурой: писал спектакли гладенькие, пьески типа «Вас вызывает Таймыр» и так далее.

Конечно, я согласен с таким делением. Только знаки «плюс» и «минус» я ставлю не как этот ваш интервьюер, а совершенно противоположным образом.

Л.Б.: А все-таки, что имеется в виду под «советским» в данном случае?

Д.С.: Я имею в виду вот что. Когда была война с фашизмом, тот человек, который чувствовал себя советским, он вместе со всем народом пошел воевать против фашизма. А тот, который сидел в Чимкенте, он не советский человек. И ваш интервьюер очень тонко почувствовал это различие. Вот это и есть репутация. Но, в отличие от вашего интервьюера, в моих глаза репутация выглядит противоположным образом: Галич как был конъюнктурным автором и благополучным драматургом, так и остался конъюнктурным. Даже в своих протестных песнях, потому что это стало конъюнктурой. Я позволю себе это сказать, зная, что мои слова вызовут вопли возмущения в нашей замечательной интеллигенции.

Беседовала Любовь Борусяк