Альфред Кох. Посмотрел Левиафана.

На модерации Отложенный

Бесприютная, голая земля. Скалы, жухлая трава, мох. Серое, холодное море. Судя по всему, когда-то давно здесь что-то происходило. Какая-то жизнь. Об этом говорят остовы брошенных кораблей, развалившиеся дома и храмы, пустые ангары с провалившимися крышами, брошенная, заржавевшая техника…

Теперь тут живут потомки тех людей, что когда-то здесь устроили все это движение, всю эту пульсирующую жизнь. Эти самые потомки – очень странные люди. Они почти не разговаривают друг с другом обычными повествовательными предложениями.

У них сплошные восклицания и сдавленная ненависть друг к другу. Типа: «Здравствуй, мусор!» «Привет, козел!» Это они просто так приветствуют друг друга. «Починишь шефу машину?» «Да пошел он на хер, твой шеф!» Одним словом – поговорили. И ведь (как не странно) – чинит. После всего этого – чинит машину и с шефом общается. Оказывается они – друзья…

Приезжает к другу старый друг. Сильный, надежный, верный. Начинает помогать в трудную минуту. И, между делом, трахает жену друга. Просто так. Без всякой задней мысли. При всем хорошем к другу отношении. Берет – и трахает.

Или вот приезжает запутавшийся, уставший, испуганный человек к священнику. К служителю Бога приезжает. И хочет ему что-то рассказать. Что на душе наболело. Что гнетет, от чего страшно. А тот ему – отстань. Ты ж не на исповеди! Чего слюни распустил? Иди и сам решай свои проблемы. А мне они – неинтересны…

Эти люди не охотятся. Они просто стреляют по бутылкам и портретам. В чем кайф – неведомо… Просто такой способ выплеснуть агрессию: стрелять по портретам старых вождей. А по портретам новых – боязно. Здесь их агрессия кончается…

Живут две семьи рядом. Дружат, вместе выпивают, празднуют дни рождения. А потом одна семья пишет на главу другой семьи донос. В самую трудную в его жизни минуту.

И его сажают в тюрьму на 15 лет. Зачем? Зачем писали донос? Непонятно… Их попросили – они написали. А потом мальчика, оставшегося сиротой, усыновили… Зачем? Дык друзья ведь! Как же мальца бросить-то на произвол?

Один у другого отобрал все, что у него есть: землю и дом на ней. Да еще в тюрьму посадил. Зачем? А кто его знает… Просто так. Ему эта земля даром не нужна. Он на ней от нечего делать - церковь построил. Священник попросил – тот ему и построил. Тому самому священнику, которому все его проблемы были до фени… Да ему и самому этот священник до лампочки…

И все время пьют. Но это – уже банальность… Пьют, пьют, пьют, пьют, пьют… Водку. Строго одну водку. Пить не умеют. Косеют быстро. Теряют человеческий облик. Неплохие в общем-то люди… Добрые по-своему… Но все волевые функции ослаблены: то пьяный, то – с похмелья… Ох, башка трещит! Дай выпить! Завтра все порешаю, сегодня что-то никак…

Они то ли любят, то ли не любят… То ли ненавидят, то ли им все равно… То ли хотят бороться, то ли не хотят… И только один мальчик рыдает у скелета кита. Когда-то это было большое, сильное животное. А теперь – груда костей… И у мальчика нет никакой надежды. Никакой. Понимаете? Никакой…

Почему нет надежды? Потому, что нет народа, общества, социума. Все распалось на молекулы. Нет ничего. Все сгнило, заржавело, забылось. Отменено за ненадобностью… Никаким человеческим привязанностям нет места. Люди попросту потеряли память. Они уже и не знают – зачем им все эти условности: долг, дружба, сострадание, чувство локтя, ощущение себя частичкой единого народа… Смутно они понимают: зачем-то это было когда-то придумано…

Но, теперь уже не вспомнить… Ладно, завтра об этом подумаю. Сейчас башка трещит. Дай-ка выпить…