Анастасия Нарышкина. Кто придет после нас

Последняя перепись населения подтвердила то, что и так все знают: вымираем. Ничего нового. В связи с этим специалисты снова заговорили о том, что без мигрантов страна пропадет. Люди закончатся, и некому будет любоваться нашими просторами и кормить наших пенсионеров, которых все больше и больше в расчете на каждого трудоспособного гражданина.

На мой взгляд, тут следует разграничить две темы. Первая – тема трудовой миграции, вторая, если так можно выразиться, тема миграции демографической. Первая призвана справиться с нехваткой рабочих рук на местах, не требующих квалификации. Вторая – с убылью населения.

Анастасия Нарышкина Анастасия Нарышкина работала в газетах "Сегодня", "Известия", журнале "Компания", писала о бизнесе и общественных проблемах. Сейчас – спецкор "Московских новостей". Ее особый интерес вызывают исторические моменты, которые определили развитие России.

Понятно, что обе эти темы крепко сшиты между собой, поскольку львиная доля прибывающих в страну мигрантов – люди в трудоспособных возрастах, едущие сюда прежде всего на работу. Однако же их, эти две темы, следует все-таки разграничить, и вот почему.

Львиная доля прибывающих в страну мигрантов – люди трудоспособного возраста, едущие сюда прежде всего на работу. Источник (c) РИА Новости/ Илья Питалев

Трудовая миграция предполагает, что принимающая сторона хладнокровно и без эмоций говорит стороне-донору: мне нужны такие-то кадры, такого-то возраста и такого-то уровня подготовки. Этим кадрам я даю такие-то ограниченные права и требую с них того-то и того-то. Срок пребывания их на моей территории ограничен. Я здесь хозяин, и я буду определять, можно ли им здесь находиться и сколько времени, можно ли им привозить сюда семьи и обустраиваться, или же им предстоит поработать тут какое-то ограниченное время и отправиться на родину.

Миграция же демографическая означает: люди, которые приезжают сюда, становятся здесь такими же хозяевами, как и те, кто живет тут по праву рождения. Я по собственной воле уступаю этим чужим людям часть своей территории. Я волей или неволей мирюсь с их культурой, даже если она мне чужда.

Но позвольте.

Какой народ сам уступит чужим хотя бы часть своей земли? Вся история человечества – это кровавая борьба как раз за то, чтоб не уступить, не пустить, окопаться и защититься.

Это делают и животные. Они тоже метят свою территорию и не пускают туда чужаков. А люди – у них в крови это вдвойне: тут вам и животные инстинкты, и впитанное с культурой "ни шагу назад, ни пяди земли".

А при демографической миграции получается, что народ должен сказать: приходите, обустраивайтесь, мы потеснимся.

Такая ситуация еще более-менее возможна, на мой взгляд, тогда, когда народ этот благополучен, когда он принимает чужих от широты душевной (пример – когда после падения Византии византийцы не то что бы хлынули, но, скажем так, понаехали в Италию, придав развитию ее культуры мощный импульс), когда он отнюдь не вымирает, а наоборот, плодится и размножается.

Признать, что я вымираю, а ты приходи и занимай мое место, – это как-то не свойственно природе человека.

Особенно если те, кто приезжает, – это представители совсем другой культуры. Именно так и происходит в нашем случае.

Замечу, что разговоры о Дальнем Востоке, который якобы будет вот-вот заселен китайцами, – это разговоры о том, чего мы не хотим. Тут даже и объяснять ничего не надо. Наш он, Дальний Восток, какие китайцы?

Разговоры о Дальнем Востоке, который якобы будет вот-вот заселен китайцами, - это разговоры о том, чего мы не хотим. Тут даже и объяснять ничего не надо. Наш он, Дальний Восток, какие китайцы Источник (с) AP Photo / Burt Herman

В то же время специалисты говорят о том, что нам необходимы мигранты для как минимум простого воспроизводства населения. Пусть это будут не китайцы, а граждане бывших союзных республик. Скорее всего, Таджикистана и Узбекистана – именно эти страны сегодня поставляют нам львиную долю трудовых мигрантов. И в чем тут разница, и где тут логика? Одних мы не хотим, потому что это наша земля. Других мы… хотим ли?

Население эту сложную демографическую, экономическую и эмоциональную коллизию разрешает просто: оно не хочет приезжих. В январе Левада-центр опросил население на предмет того, должно ли правительство России ограничивать приток приезжих, и 66% респондентов ответили, что должно, 26% – что не надо ставить на их пути административных барьеров, и 8% затруднились с ответом. По-человечески это очень понятно. Приезжие плохи не тем, что они приезжие, а тем, что, когда количество переходит в качество, они устанавливают свои правила, и абориген начинает чувствовать себя неуютно. Могу себе представить, как скверно было старым москвичам, когда, допустим, после революции в столицу хлынула крестьянская беднота со своим укладом и со своим равнодушием к укладу старых москвичей. А тут – совсем чужие люди, совершенно с другим укладом.

Когда после революции в Москвы хлынула крестьянская беднота со своим укладом, старым москвичам было очень скверно. (На фото: москвичи в очереди за продуктами у магазина на углу Никитской улицы и Тверского бульвара, 15 октября 1920 г. Источник (c) РИА Новости

Можно предположить, что диссонанс между необходимостью призывать демографических мигрантов и нежеланием это делать (а оно имеет место, похоже, во всех слоях общества) и тормозит развитие российской миграционной политики. Пока что ее просто нет, разве что в области трудовой миграции что-то наметилось.

И пока открытым текстом не будет сказано, что да, нам нужны не просто какие-то безликие "мигранты", которые будут компенсировать убыль нашего населения, пока не будет честно сказано, кто бы это мог быть, из каких стран, каких национальностей, пока мы не перестанем прятать голову в песок, убегая от проблемы, ничего не изменится.

Впрочем, когда и если проблема будет названа, она не станет от этого меньше.