Продолжение

Мои размышления об архитектурных формах куполов Исаакиевского собора и их влияния вместе с бренностью бытия на потоки энтропии Вселенной, прервало настойчивое подергивание за рукав - рядом стоял шизофреник Виталик, после неудачных попыток суицида в Неве объявивший себя Возвестником.

- Мне нужно рассказать тебе очень тайную, неимоверную тайну,- сбивчиво проблеял юродивый,- это ужасно секретный секрет, который должен знать только я! У меня... у меня было видение и теперь у меня есть Весть, но ты должен поклясться мне, что ты не клон!

- Откуда мне знать,- устало вздохнул я, нехотя отрываясь от волшебных обводов, - я никогда не видел клонов, поэтому не могу с полной уверенностью утверждать, что я это не он. Тут для начала хотя бы сравнить надо.

После некоторого молчания и, видимо решившись, Виталик поведал мне странную историю про коварное лохматое существо с грустными глазами, цель которого – поработить Мир. Существо это безжалостно и хитро, оно создало тысячи клонов и теперь с их помощью плетет интриги и заговоры. И только он, Виталик, может его разоблачить, изобличить и обличить. Но для того, чтобы выработать план и получить новую весть, ему надо поесть бузины, а растет  она только на болоте. Делать было нечего, пришлось идти с Виталиком на болото, хотя, лично я очень сомневался, что в середине февраля можно найти бузину даже на болоте. С другой стороны, кто его знает, где-то он ее все ж-таки берет каждый день.

На болоте шизофреник Виталик жадно набросился на куст бузины, скрытый в зарослях высохшего камыша, но тут же начал отплевываться. Потом взглянул на меня своими выпуклыми, давно уже потерявшими цвет глазенками.

И вдруг… в этих глазенках мелькнуло что-то вроде разума - осознать всю неординарность этого события я так и не успел, так как Виталик вдруг ни с того ни с сего, заорав: «Нет! Я больше не могу и не хочу жить в мире, в котором бузина потеряла свой вкус и больше не отдает ацетонфенилгидратом, к тому же потеряла столь милый для меня успокаивающий зеленый цвет!», - воздел к небу свои куцые ручонки и тут же вскрыл себе вены.

«Неожиданно», - подумал я и снова стал размышлять о бренности бытия, но, на этот раз о его связи с мимолетностью нашего пребывания в этом мире. Дождавшись, когда самопровозглашенный Вестник, перестав биться в судорогах и конвульсиях, затих, я на всякий случай пару раз пнул кованым носком ботинка его под ребра. Самопровозглашенец не среагировал.

Готов, гаденыш, вечно от него одни проблемы, вот что теперь делать с телом? Мысль пришла сама собой. Подобрав бритву, я исчертил шизофреника сатанинскими символами, которые только смог вспомнить, наломал сухого тростника и засыпал им тело. Со стороны вроде бы не заметно. Я облегченно закурил и бросил спичку в середину кучи – через пару минут камыш уже трещал.

Когда шизофреник Виталик уже почти прожарился, из камышовых зарослей вышел какой-то зверь. Для себя я вполне логично прозвал его камышовым зверем. Он посмотрел на меня, потом на жареного шизофреника и облизнулся. Я подпнул тело в его сторону, камышовый зверь благодарно кивнул, а я зашагал в сторону Арсенала, размышляя о том, как, должно быть, трудно камышовым зверям в зимнее время года и как этот факт отражается на энтропии видимой части Вселенной, а также о том, что все-таки мы, наверное, не одиноки и что где-нибудь в глубинах космоса тоже есть разумная жизнь, которую не поработит злое лохматое существо с тысячами своих клонов.