Ложь и точка зрения

Как отличить одно от другого? Да, очень просто. Точка зрения – когда человек говорит то, что думает. А когда думает одно, а говорит другое – это ложь. Есть у лжи, правда, еще один отличительный признак – корысть: лжец не просто говорит не то, что думает, а извлекает из этого выгоду. Но для нашей темы этот признак вторичен по сравнению с искренностью.

Точка зрения может отражать реальность более или менее правильно, но если она искренняя, то назвать ее носителя лжецом нельзя. Человек, уверенный, что дважды два – пять, не лжец. Дурак, но не лжец. Лжецом он становится, когда говорит, что дважды два – пять, ЗНАЯ, что дважды два – четыре.

А дальше возникает вопрос, имеет ли журналист право на ложь? На точку зрения, понятно, имеет. В тех рамках, естественно, в каких его точка зрения общественно безопасна: если он искренне уверен, например, в праве пожилых мужчин на дефлорацию воспитанниц детских садов, то общество, если оно только не помешалось на "свободе слова", должно резко ограничить его право пропагандировать такую точку зрения. Но если его точка зрения более-менее безопасна, то право высказывать ее у журналиста, конечно, есть. А вот есть ли у него право на ложь?

Как ни странно, точки зрения на этот вопрос разделились. Многие журналисты яростно отстаивают свое право на ложь. Отношение сообщества к неприятностям с немецким правосудием берлинского собрата, поведавшего граду и миру о злых мигрантах, насилующих Русскую (естественно, с большой буквы) девочку Лизу, – яркая иллюстрация. Впрочем, и раньше голоса, что журналист не должен быть честным, звучали от людей, вполне сообществом уважаемых.

Почему так? По очень простой причине. Без лжи журналистика как профессия кончится. А сами журналисты умрут с голода. Во всяком случае – те из них, кто хоть сколько-нибудь умен. Почему? Да, потому, что платят им за изложение не их точки зрения, а точки зрения заказчика. А кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Этот закон в равной степени относится ко всем древнейшим профессиям. И стОит точке зрения журналиста хоть сколько-нибудь значительно разойтись с тем, что ему положено писать по мнению работодателя, так немедленно он становится перед выбором: либо лгать – то есть писать не то, что думает, либо ссориться с тем, кто его ужинает. С вытекающими последствиями.

Цель любого владельца СМИ – формировать у читателей-зрителей определенную картину реальности. И всегда – далекую от адекватности. Иными словами – искажать реальность. Тем или иным образом: акцентируя одно и нивелируя другое, формируя позитивные оценки одних вещей и негативные – других, ну и так далее. И когда журналист осознает то, что его используют в качестве кривого зеркала, а это любой журналист понимает очень быстро, то перед ним встает выбор: искажать или не искажать. Причем, выбор "не искажать" практически неизбежно ведет к уходу из профессии. Даже если повезло найти работодателя-единомышленника, это – ненадолго: вырастая над своей бывшей точкой зрения (а в этом и состоит никогда не заканчивающийся процесс личностного роста), журналист открывает, что его бывший единомышленник тоже искажает реальность.

В общем, умение говорить не то, что думаешь, – профессионально значимая черта для журналистики. Правда, не такая ценная, как умение думать то, что говоришь, умение верить в то, что несешь людям. Таким "верующим" вообще цены нет: ведь им даже лгать не приходится: они искренне несут читателю-зрителю ложь заказчика. Но это высочайший полет. А умение лгать – просто из профессионального минимума. Что-то вроде владения клавиатурой, или знакомства с граматикой.           

И, естественно, тут есть что защищать. Ведь речь идет о жизни и смерти. Своей. И, конечно, хорошо, когда защищать это право можно без лжи – искренне веря в право журналиста лгать.

Вопрос здесь только в том, как обществу относиться к этому праву? Продолжать наделять им журналистов? Или проявить меньше человеколюбия и в праве этом журналистам отказать? А заодно отказать в нем и владельцам СМИ?

Казалось бы вопросы очевидные. Но это только "казалось бы". На самом деле, и в обществе находится огромное количество защитников права на ложь. И, прежде всего – среди образованного сословия и, как это ни может показаться парадоксально, его интеллигентной, либеральной части. По самым, естественно, благозвучным основаниям. Например, из страха единомыслия. Или из стремления к разнообразию точек зрения. Или из непонимания, как может быть иначе: как отделить точку зрения от лжи, например, кто должен этим заниматься – определять лживость. Последняя причина, к слову, одна из самых распространенных.

Мы уже довольно хорошо понимаем, что тонем во лжи, что ложь – самое страшное, что есть в нашей жизни, потому что в ней корни всего остального страшного. На лжи построено воровство, ложью обосновывают войны и так далее. И вместе с тем, мы категорически не хотим запретить себе лгать. Не Путин, не супостаты. А мы сами.

Мы убедили себя, или, точнее, позволили убедить себя, что отличить точку зрения от лжи невозможно. В том смысле, что чужая душа – потемки и кто там знает, что он на самом деле думает.

Сама по себе такая наша точка зрения абсурдна: вся наша повседневная жизнь учит нас легко детектировать ложь. Иначе бы мы были наивными дурачками, которых каждый легко может обвести вокруг пальца. А мы совсем не такие. В личных делах. Но когда речь заходит о делах общих, общественных, государственных, мы предпочитаем быть именно такими дурачками, предпочитаем, чтобы нас обманывали. И потому горой стоим за право обманщиков зарабатывать свой хлеб обманом.

А знаете почему? Потому что мы боимся ответственности. Гораздо легче сказать потом: "Ах, как меня обманули!", чем сегодня увидеть правду. Потому что понимание правды повлечет за собой необходимость действовать. А этого-то нам как раз и не хочется. Действие разрушит хотя и иллюзорную, но хоть какую-то стабильность нашей жизни. А мы этого не хотим. Мы предпочитаем подождать, чтобы она сама разрушилась. Не желая думать, что лучше разобрать прогнившую кровлю, чем дожидаться, пока крыша сама упадет на твою голову.