Мы возвращаемся к технологическому режиму позднего сталинизма

Наш гость — прототип главного героя «Денискиных рассказов», написанных его отцом Виктором Драгунским и ставших классикой советской детской литературы.

У НАС ВЛАСТЬ МОЖНО ПРОКЛИНАТЬ, НО НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕЛЬЗЯ ВЫСМЕИВАТЬ

— Денис Викторович, объясняя феноменальный результат Владимира Путина на президентских выборах, эксперты говорят о роли политтехнологий, о принудительном наращивании явки и фальсификациях. Но, кажется, мало кто говорит, что Путин — выразитель и воплощение ценностей соотечественников, и в этом смысле у нас, можно сказать, демократия. Как вы думаете, какие мотивы, какие эмоции сработали?

— Этот результат я объясняю политической культурой страны, которая формировалась с XII века, когда Андрей Боголюбский совершил «первую монархическую революцию» (отстранил от управления боярство и заложил основу для формирования самодержавия, первым из русских великих князей напав на «столичный» Киев и разграбив его, остался княжить в Суздале, тем самым создал ядро будущего российского государства с центром в Москве — авт.). С тех пор политическая культура нашей страны направлена против коллективного управления, парламентаризма и на единоличную власть. Все попытки укрепить Земский собор при ранних Романовых, сохранить боярскую думу при Петре I и Верховный Тайный совет при Анне Иоанновне, позже — создать Государственную Думу заканчивались откатом к самодержавию, Николай II пошёл на ограничения единоличной власти исключительно под давлением революции 1905 года, и первые составы Думы были им быстро распущены. Тот же вектор продолжался и в советское время, хотя и Конституция, и партийный устав позволяли (даже, казалось бы, вынуждали!), сохраняя монополию ВКП (б)-КПСС на власть, всё же проводить ротацию генеральных секретарей и председателей совета министров. И если самодержавная форма правления постоянно воспроизводилась с XII века, в течение 850 лет, почему сейчас вдруг должно стать по-другому?

Если самодержавная форма правления постоянно воспроизводилась с XII века, в течение 850 лет, почему сейчас вдруг должно стать по-другому?

 Корни такой культуры — возможно, в глубинной природе людей. Больше полувека назад знаменитый исследователь первобытных народов Маршалл Салинc опубликовал статью «Poor man, Rich man, Big-man, Chief», в которой описал обнаруженные им у первобытных племён две разные политические культуры. Одна — культура «большого человека». Это самый сильный, самый богатый и щедрый соплеменник, его власть не наследуется, а заслуживается. Он помогает соплеменникам в трудную минуту, поддерживает их своими дарами, и за это они выбирают его лидером племени. Но могут легко сменить. И уж во всяком случае сын «большого человека» не обладает автоматическими правами на власть и не является следующим «большим человеком». Вторая культура — вождистская: когда во главе племени стоит сакральная фигура, в представлениях соплеменников связанная с богами. И если «большой человек» присягает народу и, заслуживая полномочия руководить, как бы заискивает перед ним, то в вождистской культуре, наоборот, народ ищет благорасположение вождя и присягает ему. Почему происходит такое разделение, пока точно неизвестно. Не хочется верить, что это генетика.

Так или иначе, очевидно, что наша общественная структура является вождистской. Идея смены власти глубоко чужда общественному сознанию большинства граждан нашей страны, как видим, почти 80% населения.

И эта вождистская, самодержавная политическая культура — проявление базовых, фундаментальных особенностей нашего социального развития. Даже если бы наша элита задумала изменить эту матрицу, потребовались бы грандиозные усилия всей системы образования, от детских садов до вузов, колоссальная работа средств массовой информации, пропагандистов, устроителей массовых праздников и так далее. Это программа на поколения вперёд. Но мы видим, что всё наоборот: наша элита всячески сопротивляется идее о смене власти и борется с нею, всячески защищает персоналистский характер власти и её несменяемость. В оправдание ведутся разговоры о неуважении к нашему народу, о внешней агрессии, об угрозах нашему «особенному пути». Вы будете смеяться, однажды от своей знакомой, специалистки по Латинской Америке, я с изумлением узнал, что там точно так же существуют идеи «особого аргентинского пути», «особой парагвайской всеотзывчивости», «уругвайского мессианства» и всего такого. Это присуще любому обществу, но в открытом обществе такие идеи находятся на периферии, в закрытом они начинают расцветать.

— Вы совершенно справедливо пишете, что сакральность разрушается смехом, осмеянием. По этой причине, отмечаете вы, в нашей культуре «терпеть ненавидят» смех. Но как же Гоголь, Салтыков-Щедрин, Чехов, Булгаков, Аксёнов, Горин и другие наши классики? Ведь все их читали и смотрели — в школе или взрослыми. Почему они бессильны против вождистской культуры?

— У нас хорошо воспринимается юмор писателей типа Чехова, Тэффи, Ильфа и Петрова, которые, смеясь, «не посягают на основы».  

— «Мы за смех, но нам нужны подобрее Щедрины и такие Гоголи, чтобы нас не трогали».

— Да, поэтому Гоголь и Щедрин стоят в русской литературе особняком: они посягали. Правда, в конце жизни Гоголь от своих «посягновений» отрёкся. А юмористику мы обожаем. Знаете, кто был любимым писателем Николая II? К какому-то юбилею возникла идея преподнести ему подарочный том избранных произведений русских писателей. И какие-то лизоблюды спросили: «Ваше величество, кого из писателей вы хотели бы там увидеть?». И Николай ответил: «Я хочу видеть только одного писателя — госпожу Тэффи». Она остроумная, веселая, легкая, а остальные пусть идут сами знаете куда.

Однажды я читал номер журнала «Театр» за 1937 год, где освещался один из больших процессов против «врагов народа». В том же номере была напечатана очень показательная рецензия на комический спектакль, комедию про бюрократов: подъёмный кран шагал по кабинету и перекладывал со стола на стол кипы бумаг, и всё в этом духе. Рецензент пишет: вроде бы смешно, но на самом деле эта вещь глубоко антисоветская, потому что, как ни смешны и нелепы эти бюрократы, это советские служащие, которые работают в советском учреждении, а значит — это насмешка над самой советской властью. К сегодняшнему дню отношение к сатире не поменялось, об этом говорит официальный запрет на показ «Смерти Сталина». У нас Сталина — и власть вообще — можно проклинать, но ни в коем случае нельзя высмеивать.

Христианство — это возможность, и одни культуры ею пользуются, другие — нет.

— По вашему мнению, почерпнутому мною в "Фейсбуке", ценностями личной свободы, прав человека, народного суверенитета человечество обязано христианству. Россия — христианская страна. Отчего же у нас христианство не привело к безусловному приятию тех же ценностей?

— Христианство — не «волшебная таблетка». Если кто-то верит в Христа и молится Ему, это не означает, что верующий автоматически начинает уважать гражданские права. Христианство — это возможность, и одни культуры ею пользуются, другие — нет. Мы не пользуемся, нам дорого единовластие. Знаменитая эпиграмма Пушкина на «Историю государства Российского» Карамзина:

«В его „Истории“ изящность, простота

Доказывают нам, без всякого пристрастья,

Необходимость самовластья

И прелести кнута».

Всегда и до сих пор актуально. Более того, у нас нередко встречаются мазохистские интонации. Есть люди, которые, имея в виду «широкие народные массы», говорят: с ними нельзя иначе. А есть те, кто говорит: с нами нельзя иначе. Причём первые со вторыми — лучшие друзья.

НЕ ВОЗЛАГАЮ НА СМЕНУ ПОКОЛЕНИЙ БОЛЬШИХ НАДЕЖД

— Ваши слова: «Шестнадцать поколений живут с царем. Что с этим делать? А ничего. Шестнадцать поколений — срок, не оставляющий надежд». Может, традиция прервётся на детях, «поколении Z»? Год назад они вышли на антикоррупционные митинги Навального. Говорят, им безразлична архаика, всё советское, они не приемлют насилия, бесчестности и так далее.

— Шестнадцать поколений — если считать от Романовых, а сколько их, если посмотреть вглубь истории? Что касается «поколения Z», то взгляните на «демографическое дерево»: их мало в сравнении с поколениями, которые обеспечивают на выборах явку и провластное голосование. И потом, люди не растут, как грибы, по генетической программе. «Поколение Z» общается с другими поколениями старше себя. Чтобы человек 13-14 лет усвоил нетерпимость к коррупции, ему должны объяснить, что такое коррупция и почему это нетерпимо. Объяснят?

Не уверен. Поэтому не возлагаю на «смену поколений» больших надежд.

— Мне вспоминается еще один классик — Гончаров и его герой Саша Адуев, который вначале был романтиком, а в финале предстаёт циничным карьеристом. Причем роман называется «Обыкновенная история». Так что, даже если детям объяснят, например в интернете, что коррупция — зло, но порядки останутся прежними, они попадут в такую же «обыкновенную историю».  

— Совершенно с вами согласен.

— Сейчас много рассуждают, чему учить детей в бурно меняющемся мире: умению постоянно обучаться, развивать воображение, проектировать, общаться, кооперироваться и так далее. Но, много читая об этом, я почти не вижу предложений учить детей гуманизму, уважению к другим, к гражданским правам. Что тут можно посоветовать?

— Не думаю, что нужно делать что-то особенное. Всё самое современное и передовое, что служит правам человека, общению, объединению людей, взаимопомощи, создано выходцами из старой, обычной школы — Стивом Джобсом, Биллом Гейтсом, Марком Цукербергом, Илоном Маском и им подобными. Сахаров, кстати говоря, тоже не в «креативно-проектной школе» учился. И у них прекрасно получилось — создать компьютеры, интернет, соцсети, вакцины, запустить в космос необыкновенные ракеты, все эти революционизирующие технологии. Скажу совсем еретическую вещь: всё, чего достигло человечество, и в частности советский народ — победа над фашизмом, полёт Гагарина, водородная бомба, Братская ГЭС и так далее, — оно совершило, держа сигаретку в углу рта.

А вот юному некурящему поколению, над которым трясутся в школе и тянут, как огурцы, чтобы быстрее выросли, пока предъявить нечего, кроме того, что они не курят и посещают фитнес-центры.

У нас были толстые учебники, мы тоже ходили в спортивные секции, часами бегали во дворе и всё успевали. У нынешних детей учебники очень тонкие, и при этом им катастрофически не хватает времени. Спрашиваешь: «Войну и мир» читал? Когда крестоносцы взяли Константинополь, знаешь? — Не знаю. — Почему? — А времени не хватает! А куда ты его деваешь? Сидишь за компьютером и режешься «в танчики»? Это прямая дорога к дебилизации. Ну что ж, пойдут расставлять по прилавкам «молочку», мыть полы, служить в охране. Вот и вся проектность.

Что касается гуманизма, то его не нужно воспитывать специально, ребёнок заимствует ценности из повседневной жизни, прежде всего у родителей. Но если у нас считается, что мир делится на правильных нас и неправильных «чурок» и «пиндосов», — как научиться правам человека и уважению к другим?

Человеку 13-14 лет должны объяснить, что такое коррупция. Объяснят? Не уверен. Поэтому не возлагаю на «смену поколений» больших надежд.

РАДИКАЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ ВОЗМОЖНЫ ТОЛЬКО В СЛУЧАЕ ЭКСТРООРДИНАРНЫХ СОБЫТИЙ

— Тем не менее, по вашему выражению, «тоталитарная лафа кончается». Что вы имеете в виду?

— Когда я сказал это в одной из своих статей, то имел в виду вот что. С одной стороны, у государства нет средств, сил, да и желания сохранять тоталитарные социальные сервисы — бесплатную медицину и образование, символическую квартплату за как бы бесплатное жилье, дотирование транспортных расходов и продуктов питания, — которые были при советской власти и, наряду с репрессиями, обеспечивали поддержку власти. С другой стороны, неудержимое развитие технологий обеспечивает личные свободы.

Так или иначе, картина жизни будет потихонечку улучшаться. Сейчас мы живём лучше и политически свободнее, чем при Брежневе, а при Брежневе жилось лучше, чем при Хрущёве, а при Хрущёве — значительно лучше, чем при Сталине… И если заглянуть вглубь веков, то увидим, что при Александре III жилось лучше, чем при Николае I, и так далее. Корректно сравнивать именно так, а не с тем, что было восемь лет назад и тем более год назад, исторические сравнения делаются с достаточно большим шагом.

Но жить мы будем, скорее всего, в тех же предлагаемых обстоятельствах — с той же персоналистской, авторитарной властью. Посмотрите на всю историю нашей страны — вы не найдёте серьезных развилок. Если и были, то несерьёзные, и в конечном счёте вели туда же, к самодержавию. Радикальные изменения возможны, но только в случае непредсказуемых, экстраординарных и фатальных событий — военно-политических катастроф или технологических прорывов: войны с Китаем или с появлением неблокируемого интернета, который прикончит диктатуру федеральных телеканалов.

— Раз вы упомянули о технологиях, процитирую Владимира Владимировича. «Мы готовы к технологическому прорыву», — сообщил он в последнем президентском Послании. Вы считаете, что судьбу страны и народа определяет элита. Путин — самая что ни на есть элита, элитнее не бывает. Как вы думаете, на этот раз его слова воплотятся в действия?

— Я буду только счастлив, если страна совершит технологический прорыв, и готов этому как-то способствовать на своём маленьком компьютере. Но что мы подразумеваем под технологическим прорывом? В Советском Союзе технологических прорывов было пруд пруди, но все — для военных: бомбы, ракеты, самолёты. Во время сирийской кампании я узнал, что и сегодня у нас есть какие-то потрясающие ракеты, которые могут стартовать с Каспийского моря и поразить цель, незаметно пролетев над горами и пустынями. Даже гордость зашевелилась: вот ведь, умеем. Но в то же время я озадачен тем, что мы возвращаемся к технологическому режиму позднего сталинизма, я бы так это назвал.

Это значит, что существуют некие оазисы, где в особняках и просторных квартирах живут какие-то академики, для них — великолепные лаборатории, суперсовременные цеха, что угодно, а вокруг — бедная страна. По небу летит спутник, а под ним — нищета.

Есть старый еврейский анекдот. На Николаевском бульваре в Одессе сидят пикейные жилеты, один разворачивает газету и говорит: «Послушайте, в Париже на аэродроме Бурже пилот Блерио на своём „Фармане“ сделал четыре мертвых петли!». Другой спрашивает: «А для евреев это лучше или хуже?». Вот и я хочу спросить: такой технологический прорыв принесёт что-нибудь непосредственно нашим гражданам? Советский технологический прорыв не принёс нам не то что мобильного телефона, но даже хорошей стиральной машины и электромясорубки. Даже современного фотоаппарата. Кстати, у меня есть целая статья об этом: на каком типе фотоаппарата заканчивается советское шарашечное техническое «творчество», потому что фотоаппараты следующего поколения в шарашках (жаргонное название закрытых НИИ и КБ тюремного типа — авт.) уже не получались, только на свободе.

Хорошо, мобильники, стиральные машины и мясорубки можно импортировать. Даже Америка закупает те же фотоаппараты в Германии и Японии, ничего зазорного в этом нет. В конце концов, можно пригласить иностранных специалистов, это значительно проще и быстрее, чем поднимать свои образование и науку. Но будет ли рост благосостояния населения? Я говорю о зарплатах, доступном жилье, хорошем медобслуживании. По-моему, технологический прорыв определяется не тем, что мы открыли еще один фундаментальный принцип в физике или создали прибор, который позволяет заглянуть в глубины космоса (что тоже важно), а тем, что обычный человек может позволить себе приобрести недорогое, комфортабельное, экологически пристойное жильё.

А если смотреть в корень, то это станет возможно благодаря не технологическим прорывам, а гуманитарным. «Не хлебом единым будет жить человек, но всяким глаголом, исходящим из уст Божиих». В странах, где с технологическими прорывами всё в порядке, например в Соединённых Штатах и в Европе, на первых курсах технических институтов и университетов студенты в обязательном порядке изучают так называемые «humanities», то есть античную литературу, Гегеля и Достоевского, Толстого и Джойса, живопись импрессионистов и так далее. И только потом идут в физику и химию и совершают технологические прорывы. Сделать это, не размяв мозги гуманитарными «руками», не получится.

И сегодня опять, как издавна повелось в России, вся надежда на литературу и искусство. Если бы не Тургенев, Толстой, Достоевский и Чехов, если бы не идеалы шестидесятников (которые коренились в русской литературе), мы бы до сих пор жили в тоталитарном советском государстве. Не только из-за «руководителей партии и правительства», а потому что реформаторам не на кого было бы опереться. Демократизация, случившаяся при Горбачёве и Ельцине, во многом обязана писателям, режиссерам, артистам, которые всей силой своего творческого интеллекта подхватили и поддержали её. У нас еще есть хорошая литература, хорошие прозаики, поэты, драматурги, и, если они продолжат традиции русской литературы — традицию сочувствия к обездоленным, уважения к инакомыслию, внимания к «другому», — надежда на гуманитарный и технологический прорыв не умрёт.