"Мы находимся в хвосте мировой трансплантологии"

Хирург-трансплантолог, профессор Алексей Чжао газете "Известия" о презумпции согласия на изъятие органов.

Минздрав разработал и внес в правительство проект нового закона «О трансплантации и донорстве», предусматривающий согласие потенциального донора на изъятие органов. Об этом во вторник на пресс-конференции в Москве сообщила заместитель председателя комитета Совета Федерации по социальной политике Людмила Козлова. 

По ее словам, «должен быть создан единый регистр, где каждый человек, получая паспорт, выражает свое согласие или несогласие на изъятие органов».

Положение о согласии граждан на изъятие органов привлекло особое внимание религиозных деятелей. Член Общественной палаты протоиерей Всеволод Чаплин считает, что само по себе донорство органов «дело благородное». Но вот действующую сейчас «презумпцию согласия» на изъятие органов РПЦ не одобряет. Ранее обеспокоенность по этому поводу выразил главный раввин России Берл Лазар. Он также призвал к изменению модели презумпции согласия.

«Бог дал человеку тело с определенным набором органов. Человек, возвращаясь к Богу, обязан вернуть это тело таким же полноценным, каким он его получил», — пояснил он.

«В Израиле, например, если человек гибнет на войне или в результате теракта, работники погребального братства не только старательно собирают для захоронения все мельчайшие части тела — они собирают даже кровь, которая пролилась на камни или на асфальт», — отметил главный раввин.

Людмила Козлова также сообщила, что законопроект подробно регулирует детскую трансплантацию, а также детское донорство, которое в России запрещено.

Самые громкие скандалы у нас в стране возникали как раз из-за действия «презумпции согласия», не требующей разрешения донора или его родственников на изъятие органов. Близкие погибших людей не раз угрожали врачам и подавали на них в суд, узнав, что у покойного изъяты органы. Время от времени происходят вспышки слухов о «черных трансплантологах», похищении людей «на органы» и подпольном рынке печени и почек. Что значительно усложняет работу хирургов, занимающихся пересадкой органов. 

О том, как должна быть организована система детского донорства, почему Россия оказалась в хвосте мировой трансплантологии и что с этим делать, «Известиям» рассказал трансплантолог, заместитель директора Института хирургии им. А.В. Вишневского Алексей ЧЖАО.

— После того как Конституционный суд не удовлетворил жалобу семьи погибшей 19-летней Алины Саблиной, органы которой были изъяты для пересадки без согласия родственников, поднялась новая волна разговоров о «черных донорах». Действительно есть такая проблема?

— Никакого «черного донорства», убийств ради органов в нашей стране и других цивилизованных странах нет. И это невозможно. О «черных донорах» говорят люди, ничего не знающие о трансплантологии, мракобесы и метафизики. Чем меньше знаний — тем больше слухов.

— Сейчас действует презумпция согласия на изъятие органов после смерти. Могут ли родственники не допустить изъятия?

— Если родственники стоят под дверями реанимации, их оповещают о том, что пациент умер.

И получают согласие на изъятие или отказ. А если их нет рядом, то по нашему законодательству не требуется никого оповещать или спрашивать. Потому что это подразумевает презумпция согласия. И если при жизни человек не отказывался от донорства и мы не имеем на момент установки смерти отказа, то стационар в лице главного врача или администрация, которая наделена правами главного врача, дает согласие на изъятие органов для трансплантации.

— В какой момент врачи понимают, что человек умер и возможно изъятие органов?

— Это стандартная и абсолютно регламентированная процедура. Есть два варианта установки смерти: биологическая смерть, когда останавливается сердце, дыхание и наступает смерть головного мозга; а есть изолированная смерть головного мозга, когда сердце бьется, а дыхание поддерживается искусственной вентиляцией. Во втором случае изъятие органов для трансплантации является целесообразным.

Есть четко разработанные в 1966 году критерии установки смерти. И весь мир с 1966 года работает по ним. Наша страна, как всегда, опоздала, и мы только с 1987 года работаем по этим правилам. Инструкции относительно констатации смерти головного мозга утверждены Минюстом, все реаниматологи их знают, и ошибок не может быть.

— В новом законопроекте Минздрава говорится о детском донорстве. Наверное, вы слышали страшилки о похищении детей ради органов. Это возможно?

— Почему-то только в нашей стране существует миф о воровстве детей и продаже органов. Такого нигде в мире нет, в нашей стране в том числе. А что касается детского донорства, его у нас нет. С 1992 года в России по закону донорами могут стать лица старше 18 лет. Поэтому наши дети сейчас лишены возможности трансплантации сердца, например.

— Как будет устроена система детского донорства?

— Естественно, будет необходимо согласие родителей. Здесь презумпция согласия не будет работать, как и во всем мире. Поэтому никакого конфликта нет. Это нужно было сделать давно, еще в 1960-х годах, как было во всем мире.

— Как сейчас удается спасать детей, которым нужна пересадка органов?

— Никак. Они умирают. Ребенку взрослое сердце нельзя пересадить. И печень взрослого не поместится, поэтому приходится часть помещать. И легкое не поместится. Младшая группа детей до пяти лет и массой до 15 кг требует детских органов.

Все наши слезы по непонятным вещам от незнания каждый год оборачиваются смертями детей, которых могли бы спасти в любой стране Европы. Нигде, даже в нашей соседней Белоруссии, нет возрастного ценза на констатацию смерти и на возможность забора органов. Но, конечно, должно быть согласие родителей.

— Думаю, получить согласие родителей очень сложно.

— Это уже другой вопрос. Должны быть координаторы донорства. Профессиональные психологи. Это целая система, которую сейчас пытаются создать. Без системы, которая будет пропагандировать донорство, без координации органного донорства, без социальной системы, которая будет объяснять родственникам умерших, что это такое, ничего не произойдет. Мы сейчас находимся в хвосте мировой трансплантологии, и за это должно быть стыдно.