Евочка-людоедочка

На модерации Отложенный

СМИ: экс-осуждённая по делу «Оборонсервиса» Евгения Васильева стала почётным академиком Российской академии художеств.

Приснился как-то мэтру Зурабу Церетели кошмар, будто забрёл он на модный вернисаж подающей надежды художницы Евы. Ну как – «подающей надежды»? И название такое у выставки – «Право на превосходство».

Словно Ева – не тварь дрожащая, а это самое право имеет. Ходит Церетели промежду её художеств, дивится – и верно, другой постеснялся бы такое показывать. А эта красками мажет с той же непосредственностью, с которой Ольга Бузова свои песни поёт, а Дмитрий Рогозин ракетами в космос пуляет.

Кучерявый негр с обожжённой дочерна переносицей и розовым, как от заживающего ожога, ртом – это Навальный.

Лысый с типичным еврейским шнобелем на чёрных губах – то ли Чарли Чаплин, то ли Луи де Фюнес – это Лукашенко.

Краснолицый и желтоглазый с причёской Медузы Горгоны – Венедиктов.

«За такое и под суд загреметь можно, – подумалось мэтру. – За диффамацию.

Мои-то, Колумб с головой от Петра Великого, исков уже не вчинят. А с этих станется. Рисковая Ева».

У портрета широкоплечей негритянки с характерной причёской Примадонны времён «Арлекино» мэтр поневоле задержался, гадая, кто бы это мог быть. «Ксения Собчак», – сквозь сон подсказало воображение. «А я бы так не рискнул», – поймал себя на мысли маэстро.

Определённо в этих художествах что-то такое присутствовало, под стать песням Бузовой и ракетам Рогозина. Наглый вызов бездарного дилетанта? Или свежий взгляд на привычные вещи наивного дикаря-людоеда?

Ну точно, Эллочка-людоедка, только с кистями и красками! Как там было у классиков: «Киса, скажите как художник художнику – вы рисовать умеете?»

Надо бы эту Еву как-то отметить – принять её, что ли, в почётные академики РАХ?

И тут задремавший у телевизора Церетели проснулся. Показывали новости, репортаж с выставки Евгении Васильевой, осуждённой, но так и не отсидевшей бывшей чиновницы Минобороны. Теперь она картины рисует.

Правда, надысь Следственный комитет вернул ей все её арестованные шедевры – как не представляющие никакой художественной ценности. «Дилетанты, – разозлился маэстро. – И что они понимают в высоком искусстве?!»