Зачем урановые «хвосты» снова везут в Россию?

То, что «Росатом» из Европы завозит радиоактивные отходы для складирования, а не топливо для обогащения, ранее подтверждали сами его западные партнеры.

На днях российская НПО «Гринпис» обнародовала информацию о том, что западная компания Urenco в 2019 г. возобновила переброску в Россию урановых «хвостов» с немецкой обогатительной фабрики в Гронау. В руки «зеленых» попал документ правительства немецкой земли Северный Рейн-Вестфалия, из которого следует, что с 2019 по 2022 гг. планируется отправить в Россию 12000 тонн (более тысячи контейнеров, примерно 20 железнодорожных составов) урановых «хвостов». Экологи требуют немедленно остановить их транспортировку в Россию, указывая на радиационную и токсическую опасность для окружающей среды и людей.

Урановые «хвосты», которыми «Росатом» после перерыва в десять лет снова решил «ударить» по России, — это отвальный гексафторид урана (ОГФУ), побочный продукт обогащения при производстве топлива для АЭС. Известно, что эти радиоактивные отходы образуются в процессе обогащения природного урана до уровня примерно в 3,5%. После обогащения остаются эти «отвалы»« с небольшим, ниже природного, содержанием урана-235. Выбирать из этих остатков топливо дальше в западных странах не практикуют — это технологически сложно и экономически невыгодно.

После заявления экологов последовала отповедь „Росатома“: „Заявления Greenpeace о ввозе радиоактивных отходов из Германии абсолютно не соответствуют действительности и являются дезинформацией. Речь не идет о ввозе в Россию радиоактивных отходов“. И вообще — „обеднённый уран — это полезное сырье, которое используется на российских обогатительных предприятиях для производства обогащенного урана“. „Таким образом, иностранный обедненный уран ввозится в Россию не ‚на захоронение‘, а на переработку до полезного продукта (…) с его последующим вывозом обратно за рубеж“, — уверяют атомщики. А материал, говорят, который остается после обогащения, находится на временном хранении на специальных площадках.

Правда это или лукавство? Судите сами. Начнем с того, что на Западе за годы работы сотен АЭС уже накопились миллионы тонн отвального гексафторида, который там не планируется к использованию. Это радиоактивные отходы, которые они всеми способами пытаются сбагрить нам. В США отвальный гексафторид урана решением „Комиссии по регулированию ядерных вопросов“ от 18 января 2005 г. официально признан радиоактивными отходами. Полагаю, в Комиссии США сидят люди не глупее наших атомщиков, бьющихся за иностранные ядерные „хвосты“. И сегодня Россия — единственная страна в мире, принимающая в промышленных масштабах урановые отходы на свою территорию из-за рубежа.

В 2008 г. мне пришлось досконально разбираться с этим вопросом в связи со скандалом: тогда из Германии в Петербург прибыло очередное судно со специальным грузом. Через несколько дней после перегрузки отвального гексафторида на железнодорожные платформы его собирались отправить на один из заводов России. Состав с отходами экологи обнаружили в районе станции питерского метро „Автово“, вблизи жилых домов. Замеры радиационного фона возле контейнеров показали его повышение более чем в 30 раз — 680 мкР/час. И это был не первый такой случай. В 2006 г. „Гринпис“ обнаружил железнодорожный состав контейнеров с отвальным гексафторидом у питерской платформы „Капитолово“. Радиационный фон возле него составлял 2 тыс. мкР/час, более чем в 100 раз выше естественного. В тот раз факт нарушения требований безопасной транспортировки радиоактивных материалов был подтвержден надзорной организацией.

Так что же атомщики ввозят и что отправляют обратно? Если обратиться к старой практике — до 2009 г., то согласно контрактам между германо-британско-нидерландской компанией Urenco, французской Eurodif обратно в дообогащенной форме из России им возвращалось всего 10% „добра“. А 90% радиоактивных отходов оставалось у нас на хранение — с риском для окружающей среды и для людей. Кроме того, при дообогащении образуются и новые слаборадиоактивные отходы, которые тоже никуда от нас не деваются. Западноевропейские эксперты, однако, утверждают, что существовали и такие контракты, где вообще не был предусмотрен возврат на Запад продуктов переработки урановых „хвостов“.

Между тем, согласно российскому „Закону об использовании атомной энергии“ (от 21 ноября 1995 года № 170-ФЗ) радиоактивные отходы (РАО) — это ядерные материалы и радиоактивные вещества, дальнейшее использование которых не предусматривается. Вот здесь предприимчивые люди и нашли лазейку — если мы перерабатываем урановые „хвосты“, то значит это не радиоактивные отходы. О том, что и в каких количествах остается после переработки в стране, — публике тоже знать не положено. На самом деле дообогащение — это та „пыль“ в глаза обществу, которая и должна заслонить временно, а по сути — навсегда, остающуюся в России радиоактивную „грязь“ с западных АЭС.

Мы обсуждали эту тонкую ядерную тему не раз со Львом Федоровым, доктором химических наук, президентом российского союза „За химическую безопасность“ (умер два года назад). „Атомщики завозят уран, очищают его, в обогащенном виде отправляют обратно, а отходы остаются нам.

Это и есть завуалированная, скрытая форма ввоза ядерных отходов, — говорил Лев Александрович. — И ‚Росатом‘ должен, наконец, перестать обманывать население России — он занимается завозом чужих ядерных отходов“.

Урановые „хвосты“ более десяти лет (до 2010 г.) ввозились в Россию через порт Санкт-Петербурга, а далее транспортировались на заводы в Ангарск (Иркутская область), Северск (Томская область), Новоуральск (Свердловская область) и Зеленогорск в Красноярском крае. Суда с этими ядерными отходами из Европы в Россию стали тогда почти рейсовыми. С 1996 г. только по контрактам с компанией Urenco к нам доставлено, по данным экспертов, около 100000 тонн отвального гексафторида. Контракт с Urenco закончился в 2009-м, с французской компанией Eurodif — в 2010-м. И вот спустя десятилетие атомщики снова взялись за старое. Притом что после истечения контракта с Urenco в 2009 г. „Росатом“ официально заявил, что продлевать его не будет, потому что „не заинтересован в этих поставках“ и у него „сейчас есть более выгодные внутренние контракты“.

Интересно, что тогда на пике международных протестов против ввоза в Россию урановых „хвостов“ в самих Нидерландах разразился громкий скандал. Голландский физик-ядерщик Кееса Андриссе в эфире одной из радиостанций прямо заявил, что Urenco „сбрасывает“ в Россию „ядерные отходы“. Он указал, что „большая часть экспортируемого в Россию из Urenco урана складируется на российских предприятиях на длительный срок в виде ядовитого гексафторида“. По мнению Андриссе, для Urenco „это дешевый способ избавиться от урана, который предприятие не может использовать само“.

Тогда же директор компании Urenco Хююб Ракхорст (с 2016-го ее возглавляет Томас Хеберле), пытаясь оправдаться, только подтвердил сказанное физиком. По его словам, небольшая часть переработанного урана вновь возвращалась в Нидерланды, а 70% —складировалось на неопределенное время на российских заводах в городах Новоуральск, Ангарск и Северск.

Наверняка, если бы переработка урановых „хвостов“ была выгодна, то „акулы империализма“ обогащались бы на ней сами. То же самое касается и стоимости захоронения этих радиоактивных отходов: не выгодно! По оценкам специалистов, в разных странах утилизация одной тысячи тонн этого „добра“ колеблется от двух до 22 млн долларов. И если бы компании Urenco и Eurodif не нашли „Росатом“, а утилизировали эти отходы у себя, то стоимость их продукции возросла бы, как свидетельствуют эксперты, в разы. Выходит, Москва более 10 лет — в 1990-е и 2000-е годы — проводила эту почти благотворительную акцию для богатых западных компаний? Но кому-то же в самой России это было выгодно? Внятного разъяснения, что страна (а не карманы чиновников) получила от заключения таких контрактов, общество никогда так и не услышало. Зато обвинений от атомщиков в адрес тех, кто не согласен с „приращением“ Сибири европейскими урановыми отходами, хоть отбавляй.

А между тем проблема с „хвостами“ уже добралась до Кремля. В августе с. г. Совет при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека опубликовал доклад по итогам заседания в Иркутской области. В нем прямо указано: „ОГФУ токсичен и радиоактивен, при определенных условиях он обладает летучестью, его хранение на открытых площадках Ангарского электролизного химического комбината представляет особую опасность в силу значительных объемов хранимого материала“. Общий объем ОГФУ, складированный на четырех предприятиях ядерно-топливного цикла, эксперты Совета оценили в один миллион тонн. Куда уж, как говорится, больше?

Отмечается также, что по данным космических снимков от 28 октября 2018 г. и 10 февраля 2019 г. „существенной убыли количества контейнеров в последние годы не произошло. По данным Ростехнадзора, существует риск разгерметизации этих емкостей из-за коррозии. Как отмечается, ‚при разгерметизации контейнеров ОГФУ контактирует с воздушной влагой, образуя плавиковую кислоту (II класс опасности), пары которой при превышении ПДК сильно раздражают верхние дыхательные пути и слизистые оболочки‘. И они ‚могут вызывать острые и хронические отравления, изменения в органах пищеварения и дыхания, сердечно-сосудистой системе, а также изменения в составе крови‘. И далее: ‚Разгерметизация контейнеров с ОГФУ также ведет к радиоактивному загрязнению. В связи с этим хранение и обращение с ОГФУ сопряжено с существенными экологическими и радиационными рисками‘. (Нечто подобное случилось в августе с. г. — на предприятии в Новоуральске произошла утечка радионуклидов, которые могли попасть в Нейво-Рудянский пруд.) Нетрудно представить, что произойдет, например, при авиакатастрофе (недалеко от Ангарского завода находится аэропорт) или пожаре, не говоря уже о террористическом акте.

Учитывая все это, у каждого здравомыслящего человека возникает вопрос: зачем атомщикам при уже имеющемся миллионе тонн ядерного ‚дерьма‘, которое и так ‚покрывается‘ коррозией, грозя экологическими бедами, тащить из Европы еще 12000 тонн запрещенных к ввозу (как бы они ни изворачивались и ни жонглировали словами) урановых отходов? Учитывая аппетиты чиновников, вопрос, видимо, наивный, если не риторический.