Россияне все время ждут, что у них что-то отберут

Жизнь научила нас не доверять ни власти, ни бизнесу, ни СМИ, ни общественникам. Что в этой ситуации может предпринять новое правительство, обсудили на Гайдаровском форуме-2020.

Недоверие власти — не абстрактная категория, а вполне реальный показатель, без которого не видать нам ни технологического рывка, ни экономического чуда. Но в России политика настолько оторвалась от людей, что не очень понятно даже, с чего начать восстанавливать доверие: перестать сажать невиновных, дать людям хотя бы частично распоряжаться своими налогами, вернуть им выборы, или отказаться от насаждения скреп и послушания, постепенно выращивая новое поколение сознательных и ответственных граждан? На эти вопросы постарались найти ответы эксперты Гайдаровского форума-2020.

Декан экономического факультета МГУ Александр Аузан:

Для чего нам нужно доверие? Французы исследовали, как связан валовый продукт на душу населения с уровнем доверия. Оказалось, что если бы в Англии, Германии, Чехии был такой же уровень доверия, как в Швеции, которая считается одним из лидеров в этом направлении, в этих странах данный показатель ВВП был бы выше. В России, заметьте, он в таком случае был бы выше на 69%. То есть — в полтора раза увеличить уровень ВВП на душу населения возможно, повысив уровень доверия.

Мы по части доверия одного человека другому в два раза отстаем от Швеции. При чем здесь экономика? Если вы не доверяете, нужны залоги, адвокаты, поручители. Как говорится, ничто так не укрепляет веру в человека, как 100% предоплата. Если у вас нет доверия, процессы выходят слишком дорогими.

Можно ли поднять доверие? Может, это у нас в крови, и с этим ничего не поделаешь? Интересные данные получили ученые по близнецам. К сожалению, такие параметры, как интеллект, на 80% сидят в генетике. Это неприятно. Даже наши политические и религиозные воззрения на 25% определяются генетически. А вот доверие зависит от крови всего от 5 до 20%. В основном его формируют внешние факторы. Поднять его уровень можно. За счет чего? Есть два рода лидеров: Швеция, Северная Америка, Австралия — это один сорт, а другой — Китай и Египет. Что это означает? Каков вообще механизм возникновения доверия? В теории игр есть «дилемма заключенного». Двое сидят в тюрьме. Если ты сознаешься первым, тебя отпустят, но второму дадут больший срок. Если оба будут молчать, то, возможно, выйдут сухими из воды оба. Эта дилемма оказалась важной и для экономистов. Доверять выгоднее. Но при условии, что есть некий гарант. Это может быть одно из двух. Первое — работающие законы, честные суды. Это как раз случай Швеции и Северной Америки. Либо культура, когда окружающие говорят — нельзя вести себя по-другому. И тогда мы получаем в пример Китай и Индию. Заметьте, это не всегда дает экономический эффект. Доверие не всегда плодотворно. В Швеции, например, доверие выше, чем в США, но валовый продукт на душу населения там не самый высокий. Весь вопрос: как вы сочетаете ту или иную культуру и институт. Бывшая союзная республика — Эстония — осуществила тот самый двукратный скачок в уровне доверия менее чем за 20 лет. Кстати, экономические показатели у них тоже довольно высокие. Как им это удалось? Они меняли институты. Но в первую очередь они их примеряли к культуре.

Принципиально важно определиться: мы «вкороткую» играем или «вдлинную». У меня ощущение, что «вкороткую». В этой логике пилить бюджеты гораздо правильнее, чем инвестировать в развитие, в человеческий капитал.

Транзит власти начался. Нас интересует, а что нужно делать с институтами? По данным «Левада-центра», не все из них теряют доверие граждан. За последние два года к губернаторам доверие даже выросло. Мы провели ежегодное исследование по всем регионам России, и оказалось: там, где больше доверия местной власти, заметно выше склонность к предпринимательству. Но оно блокируется силовыми структурами.

В чем проблема с силовыми структурами? Понимаете, элиты всегда контролируют насилие, на то они и элиты. Но есть два способа контроля. Вы либо делите инструменты: тебе — военно-морской флот, мне — тайную полицию, тебе — следственный комитет, мне — прокуратуру. Вот это неэффективный способ. Либо мы коллегиально контролируем эти инструменты насилия. Например, в СССР после смерти Сталина был коллегиальный контроль Политбюро над инструментами насилия: «ЦК не цикнет, ЧК не чикнет». Вот сейчас этого нет. Мы видим конкуренцию силовых служб по административно-политическим и экономическим вопросам. Это тяжелая история. Поэтому первое, что нужно делать — восстанавливать коллегиальный политический контроль над силовыми службами, считать их экономическую составляющую. Я не думаю, что решающий шаг — то, о чем вчера было сказано в послании президента, в частности — про Совет Федерации. Я думаю, нужно преобразовывать Совет безопасности в такой коллегиальный орган.

Что касается парламента, с точки зрения экономиста, это орган управления нашими налогами, ничего больше. Мы только этого не понимаем. Россияне реально не знают, что отдают 50 копеек с рубля в виде налогов — больше, чем в Америке. До увеличения НДС было 48 копеек. При этом, кто управляет нашими налогами — непонятно. Поэтому нужно увеличить влияние налогоплательщиков. Нужно переносить уплату НДФЛ с предприятия на человека, чтобы он платил налог в том регионе, где живет. Правда, Москве и Питеру это вряд ли понравится. Но зато люди начнут управлять своими муниципалитетами, вкладываться в свою жизнь. Дайте людям возможность часть НДФЛ направлять самостоятельно: вот это — в образование, это — в здравоохранение. Дайте людям голосовать налогами.

И последнее — правосудие. Здесь, я боюсь, у меня позиция будет маргинальная. Я не за то, чтобы суд был высокопрофессиональным. Я за то, чтобы он стоял на серьезной репутационной основе. С моей точки зрения, в истории была масса случаев, когда люди жили без законодательной власти, без исполнительной. Но без судебной власти жить нельзя. Если наши суды не работают, должен быть кто-то другой. Может, совет старейшин, может кто-то еще. На мой взгляд, для судьи важен не профессионализм, а репутация. Его задача — решить вопрос так, чтобы конфликтующие стороны считали вердикт справедливым. Эти вещи могут значительно поднять национальное доверие.

Президент, председатель ПАО «Сбербанк» Герман Греф:

Упомянутая уже «дилемма заключенного» — хороший пример того, что математически, самая выгодная модель поведения — недоверие. Поэтому, если ты доверяешь, а твой партнер — нет, то он выходит на свободу, а ты получаешь срок.

После того, как мы ввели в законодательство сделки со следствием, я посмотрел статистику: 70-80% уголовных дел попадают в суд именно по такой схеме. Это еще раз доказывает, что в условиях той культуры, что есть у нас, такие схемы применять нельзя. Для нашей страны это не теория, это серьезнейшая проблема. И ситуацию нужно менять. Подумать только, какое количество невиновных людей у нас оказываются за решеткой. Это катастрофа просто. О каком доверии к судебной и правоохранительной системам может идти речь? А это, между прочим, основа экономики в целом. Если нет доверия к судебной системе, дальше можно не обсуждать. Это серьезнейшая законодательная проблема, которая должна быть решена.

И второе: наша политика вызывает недоверие, потому что мы все время занимаемся перераспределением нулевой суммы. У кого-то что-то забираем, чтобы кому-то отдать. Оптимальная политика расширяет поляну, а не приводит к перераспределению. Мы же все время ожидаем, что что-то у нас отберут. Повысят НДФЛ, чтобы кому-то снизить. Тем самым власть только усиливает к себе недоверие, и все время сталкивает между собой разные группы населения.

Но если граждане тебе не доверяют, и если в твоей команде нет доверия, это никогда не приведет к построению эффективной системы управления.

Мы не шведы, и шведами не станем. Как с этим бороться? Я пришел к выводу, что самый главный министр в правительстве — министр образования. Не высшего, а среднего. Он закладывает основы культурного кода. Социальные и эмоциональные навыки. Нужно работать с системой образования, с детсадами, с семьями. Только так можно поменять ситуацию с доверием. Нужно ли этим заниматься? Если тебе не доверяет бизнес, невозможно проводить никакую политику.

Председатель Счетной палаты РФ Алексей Кудрин:

Я считаю, что оценка доверия к проводимой политике является одним из краеугольных факторов успешности этих реформ. Сошлюсь на данные Edelman Trust Barometer. Новые мы узнаем в ближайшие дни, но у меня есть прошлогодние. Если в 2018 году доверие к институтам всех 26 стран в целом росло, то Россия, к сожалению, была в числе тех, где доверие к институтам падало. Среди лидеров с растущим доверием идут Китай и Индия. Это наши прямые конкуренты и по доходам на душу населения, поэтому нам целесообразно было бы сравнивать себя с ними. Так вот: они умеют добиться повышения роли институтов у себя в обществе. Мы же второй год подряд занимаем последнее место из 26 стран. Падение доверия к государственным и общественным институтам на 7%. за год. Этот рейтинг состоит из четырех позиций: доверие к НКО в России упало на 2%, доверие к бизнесу — на 7%, доверие к государству — на 10%, к СМИ — на 9%. Можно сказать, критическая ситуация.

Даже если бы мы сейчас самую правильную программу реформ предъявили, и правительство заявило бы, что оно будет точно ей следовать, успешность этих реформ все равно была бы обречена. Всегда приходится предпринимать шаги, которые могут кому-то быть неудобны. В этом смысле я привожу в пример переход к адресной помощи бедным. Вообще-то в нашей стране объем выделенных ресурсов на социальные нужды один из самых больших в мире — 11% ВВП. Но если мы посмотрим, что это за трансферты, окажется, что только 20% из них доходит до бедных. Получается, гигантские суммы социальной помощи не попадают по назначению. Нужно их перераспределить, сконцентрировать не на поддержке населения в целом, а на помощи самым нуждающимся. Тех, кому она нужнее. Но, получается, эти деньги все равно придется у кого-то отобрать. Эти меры невозможно провести гладко. У кого-то они все равно вызовут недовольство. Точно так же нам нужно перестать поддерживать слабые предприятия, неэффективные, потому что они тянут всех назад, а нам приходится с каждым годом выделять все больше дотаций. Если мы это сделаем, эффективность экономики в целом повысится, но могут пострадать отдельные важнейшие предприятия. Именно поэтому так важно доверие общества власти. Люди должны быть уверены, что в конечном счете, еще через несколько шагов будут удовлетворены все. В перераспределении ресурсов, смене приоритетов всегда кто-то выигрывает. Но в результате общество в целом должно быстрее развиваться, уровень жизни должен заметно расти.

Мюнхенский институт в недавнем исследовании показал, что открытость государства снижает протестную активность и исключает домыслы о том, что правительство втихую кому-то что-то перераспределило. Поэтому открытость — фундаментальное правило. Если договорились, что это приоритет, нужно этим заниматься не факультативно. А у нас даже оценка нацпроектов не приводит к отставкам. Поэтому ответственность — важнейший институт. Если ее нет, не работает вся система.

Еще одним важным институтом повышения доверия является сменяемость власти. У нас, к сожалению, он не работает в полной мере. В таких случаях мы всегда имеем дело с общей усталостью, невыполненными обещаниями. Произошедшая вчера отставка правительства вселяет надежду, что новая команда сумеет больше сделать, большего добиться. Но для развития также важно, чтобы были правила, был гарант, что уровень свободы для предпринимательства, особенно в инновационных отраслях, не изменится. Иначе мы будем искать другое место, где свободы для эксперимента больше.

Но самое узкое место в России — судебная и правоохранительная системы. По уровню недоверия они вышли на первое место, далеко оторвавшись от остальных институтов. Мы разработали два десятка мер по улучшению судебной системы. Экспертизы юристов и финансистов прошли 18 мер. Внедрено пять, из них три — частично. Почему мы не можем исполнить хотя бы то, о чем договорились?

Соглашусь, что когда с макроэкономикой и финансами все хорошо, на первое место выходит образование. К сожалению, у нас сегодня министр просвещения на первое место ставит не обучение, а воспитание. Но это не тот культурный код, о котором вы говорите. Это скорее послушание.