Нагорный Карабах, страшное завтра и новый мир

Нагорный Карабах. В ночь на субботу начались ожесточенные бои. Странное чувство. Словно когда-то я об этом уже слышал. Да. Действительно слышал. Только это было очень давно. 1988 — погром в Сумгаите. 1989 — появление отрядов самообороны. 1990 — Чрезвычайное положение. 1991 — обстрел Степанакерта. Декабрь 1991 — вывод внутренних войск МВД СССР. 1992–1994 — война. 

Этот конфликт начался за три года до того, как ликвидировали СССР. И продолжился после ликвидации СССР. Но за последние 20 лет он так и не был разрешен. И снова все пришло к состоянию войны. Такое чувство, что мы просто сделали какую-то странную петлю и пришли к тому же, от чего уходили. Подошли к той же ситуации. Только с другой стороны.

И не нужно говорить, что конфликт в Нагорном Карабахе нас не касается — подобные мнения лишь усиливают чувство дежавю. Потому что прошлый раз некоторые тоже надеялись отгородиться от этого конфликта. Было такое мнение, что если ликвидировать СССР, дать независимость национальным республикам, то все их разборки друг с другом Россию уже не коснутся.

Но эта политика привела лишь к тому, что в дополнение к разборкам Армении и Азербайджана появились разборки Грузии и Абхазии, Грузии и Южной Осетии, Грузии и России, а два года назад и разборки России с Украиной.

Ликвидация СССР не решила ни одного конфликта, а только породила множество новых — в Абхазии, Южной Осетии, Приднестровье, Донбассе. И война на территории бывшей Югославии — тоже результат ликвидации СССР. И происходящее на Ближнем Востоке — в Ливии, Ираке, Сирии — тоже является следствием разрушения глобальной системы безопасности, которая держалась на балансе сил СССР (Варшавского договора) и США (НАТО). Кто-то говорил нам, что в 1991 году была совершена бескровная революция, мягкий переход от социализма и плановой экономики к демократии и рынку. Да, 18—21 августа 1991 года действительно погибли всего несколько человек. А 12 июня вообще никто не погиб. И 8 декабря тоже. Большая кровь пролилась позже.

В Карабахе, Чечне, Абхазии и Южной Осетии, в Донбассе.

И это не считая тех, кто тихо и незаметно умер на всей территории ликвидированного СССР, не вписавшись в рынок. Не считая тех, кого убили, отбирая квартиры, кого выставили на улицу, кто покончил с собой, оставшись без средств и смысла к дальнейшему существованию.

Но самое страшное даже не то, что осталось позади, в 90-х.

Самое страшное — то, что ждет нас впереди.

Самое страшное — не то, что за раздел СССР и переход к дикому капитализму пришлось заплатить сотнями тысяч погибших на войне и миллионами погибших дома или на улице.

Самое страшное — то, что эти жертвы были напрасны и раздел СССР ничего не решил. И ликвидация советской системы ничего не решила.

Мы приходим к тому же состоянию, в котором были 25 лет назад. Только приходим к этому врозь и с разной скоростью. Кто-то приходит быстрее — например, Молдавия и Украина. Кто-то медленнее. Кто-то уже пришел — как Донбасс и Нагорный Карабах.

Мы приходим к тому, от чего надеялись убежать, только теперь мы разделены, теперь у нас нет общей страны, общей идеи, общей цели. Теперь каждый из нас трясется за свое ничтожное хозяйство со своими хатками и полированными чемоданами на колесах — держится за них и надеется, что чужие проблемы его не коснутся, обойдут стороной, где-то там, далеко, армяне и азербайджанцы постреляют друг друга, плохие русские с плохими украинцами постреляют друг друга, хорошие сирийцы постреляют плохих и… и все успокоится?

Нет, ничего не успокоится. Самое страшное впереди.

Нагорный Карабах сам по себе очень мал. И не оттого исчез СССР, что столкнулся с проблемой Карабаха.

Нагорный Карабах — это индикатор. Индикатор того, что народы, которые живут в России и вокруг России, не могут жить в мире и согласии при той системе, которая существует в данный конкретный момент.

Это индикатор глубокой патологии общества на всем постсоветском пространстве. Это индикатор потери управления.

Наша власть, а она вся примерно одинакова, на всем пространстве бывшего СССР, стремительно теряет контроль над ситуацией. Где-то этот контроль уже потерян, где-то еще сохраняется.

Возобновление войны в Нагорном Карабахе — индикатор этого процесса.

Это примерно как маячок на аварийной конструкции. Если сработал один маячок — значит вся конструкция уже пришла в негодность и начинает рассыпаться. И процесс обрушения как правило идет с ускорением.

На самом деле Нагорный Карабах — не первый маячок. Первым был Донбасс. Конфликт в Донбассе, который Россия не смогла разрешить, перед которым Кремль оказался бессилен — он был первым таким маячком. Но события в Нагорном Карабахе намного более символичны. Символизм этих событий в том, что прошлый раз, когда сработал маячок Нагорного Карабаха, разрушился Союз. А что будет теперь? Нет, не говорите, что это теперь за пределами России. Все пространство бывшего СССР — это единая социальная конструкция, единая система, единое общество. Народы, проживающие на пространстве бывшего СССР, неразрывно связаны друг с другом — эта связь формировалась несколько веков, начиная с Российской империи и заканчивая Союзом. И с ликвидацией СССР связь народов не исчезла — 25 лет слишком малый срок для этого. Тем более, что Россия продолжает оставаться многонациональным государством, с которым неразрывно связана экономика и политика всех соседей.

Даже украинская политика самостийности на самом деле полностью зависит от России, поскольку построена на противопоставлении России и без упоминания России теряет всякий смысл.

Все республики, вышедшие из СССР — единая система.

А конфликт в Нагорном Карабахе — признак непригодности системы в ее текущем виде. Признак того, что власти республик не могут решать спорные ситуации мирным путем, а народы не могут в сложившейся системе жить, не участвуя в конфликтах.

Нагорный Карабах — индикатор того, что сложившаяся за последние 25 лет система непригодна для дальнейшей жизни.

Ни рыночная экономика, ни демократия западного образца не дали нам стабильности и возможности жить согласии, мирно трудиться и развиваться.

Все, что мы получили от постсоветской системы — это разделение, противопоставление, алчность, жадность, культ потребительства, кредиты, проценты, аварийное жилье, сырьевые экономики, зависимость от иностранного капитала…

Да, еще мы получили колбасу, колготки, японские телевизоры (последнее время китайские) и полированные чемоданы на колесах в ассортименте.

Но эти полированные чемоданы на колесах очень быстро горят — спросите у жителей Донбасса. А японские или китайские телевизоры в подвалах не показывают, потому что нет ни света ни телесигнала. И колбаса очень быстро исчезает из магазинов, когда на улицах начинают стрелять.

И не нужно думать, что у России сильная армия и самый лучший в мире президент, поэтому в России стрелять не будут.

Мне тоже хочется надеяться, что в России стрелять не будут.

Но что будет делать Россия, когда гуманитарную помощь придется отправлять не одному Донбассу, а всем республикам разрушенного Союза?

И главное — кто пришлет гуманитарную помощь самой России, если золотовалютные резервы кончатся раньше, чем вырастет цена на нефть?

Мы не останемся сухими, когда кругом будет ливень.

Тем более, что происходящие события в действительности являются результатом решений, принимавшихся в 1990–1991 годах в Москве.

Тем более, что Россией управляют люди с теми же целями и тем же уровнем сознания, что и в других республиках бывшего СССР. Не надо думать, что кругом дураки, а в Кремле умные — это не так.

Всеми республиками бывшего СССР управляет гнилая постсоветская элита. Просто у России больше денег и природных ресурсов, но это не решает проблемы, которые находятся у руководства в голове. Алчная постсоветская элита не решила никаких проблем и конфликтов, существовавших в позднем СССР или возникших после его раздела. Она только создает новые и новые проблемы. Мы сделали некую петлю и пришли к существовавшим ранее проблемам с другой стороны, создав по пути множество новых. И решением будет только новое большое объединение народов, живущих в России и на границах с Россией. Но решение это будет лежать через крах постсоветской феодально-капиталистической системы, через отказ от демократии западного образца, через коллапс либеральной экономики. И увы, снова через войну. Может быть я сгущаю, хотелось бы верить. Но с новостями про события в Нагорном Карабахе меня посетили очень плохие предчувствия. Потому что я уже слышал это. Когда-то давно.

Это означает войну.

Но потом, после этой войны, когда все рухнет и будет отстроено заново (а оно неизбежно рухнет и неизбежно будет отстроено) — проблема будет решена. И эта и многие другие.

 И наступит мир. Новый мир.

 Может быть на сто, а может быть даже на триста лет.

 А может быть и дольше.