В чём отличие симулякров цен от цен, и каковы его следствия? (начало)

На модерации Отложенный

Популярно резюмированы представления о том, что такое цены, какова их главная общественная функция в экономике, в чём состоит отличие политических цен от естественных цен, каково их историческое значение не только в возникновении и развитии политической экономии, но и в регулировании рынка со стороны органов и иных агентов институциональной власти над процессом общественного производства.

Что такое цены?

В истории обмена товаров о какой-либо иной стоимости товаров, кроме меновой стоимости (ценности) или цены товаров, человечество очень долго даже и не подозревало.

В самом простом своём виде меновая стоимость (ценность) товара представляла собою именно ту пропорцию, в которой некое, вполне однозначно определённое по своей величине, количество одного товара обменивалось на некое, также вполне однозначно определённое по своей величине, количество другого товара. Например: одна овца обменивалась на семь топоров; один сюртук – на 20 аршин холста и т.д.

Каждая пара товаров, обмен которых происходил случайно и поэтому независимо от таких же случайных обменов других пар товаров, представляла собою случайную или простую форму меновой стоимости. В ней всякий раз тот товар, который обменивался на другой, представал в относительной меновой стоимости, то есть в меновой стоимости данного товара, выраженной посредством определённого количества другого товара. А тот – второй – товар, определённым количеством которого выражается относительная меновая стоимость другого товара, именно вследствие этого представал в качестве эквивалента первого товара, относительную меновую стоимость которого он выражал. Иными словами, меновая стоимость этого второго товара в данном случайном меновом отношении двух товаров представала как эквивалентная форма второго товара.

Однако очевидно, что то, в какой конкретно – относительной или эквивалентной – форме меновой стоимости представал (выступал) данный конкретный товар, в том или ином случайном акте обмена двух товаров, определялось лишь тем, какой товар на какой обменивался – например, сюртук на холст или холст на сюртук. Или, что есть то же самое, распределение форм простой или случайной меновой стоимости между холстом и сюртуком, участвующими в одном акте обмена, определялось исключительно и только тем, какой полюс этого – одного и того же – акта обмена выражал, например, сюртук (либо холст) в этом акте обмена.

Та же самая форма меновой стоимости, которая для одного участника обмена, предстаёт полюсом случайного акта обмена, для второго её участника предстаёт другой (соотносительной) формой меновой стоимости – другим полюсом этого же акта обмена. Это очевидно, когда владелец сюртука так же, как и владелец холста, нуждается в обмене своего сюртука на холст, который обменивает его (холста) владелец, ибо и он (владелец холста) так же, как и владелец сюртука, нуждается в обмене своего холста на сюртук.

В одном и том же акте обмена двух товаров, когда оба владельца обменивающихся товаров нуждаются в их обмене, относительная  форма меновой стоимости одного товара для первого участника обмена в то же самое время является эквивалентной формой этого же самого товара, но уже не для первого участника обмена, а для второго. И наоборот – эквивалентная форма меновой стоимости другого товара, взятая в отношении к одному участнику обмена, одновременно является также и его (этого товара) относительной формой меновой стоимости, но уже в отношении к другому участнику этого обмена.

По мере превращения случайных актов обмена товаров в регулярные обмены, совершаемые систематически в пределах всего освоенного и присваиваемого мира (ойкумены), совокупность простых или случайных форм меновой стоимости всех товаров необходимо и неизбежно превращается в полную или, иначе, развёрнутую форму меновой стоимости каждого товара. В 1-ом томе «Капитала» Маркс иллюстрирует эту – полную или развёрнутую – форму меновой стоимости товара таким примером: «20 аршин холста – 1 сюртуку, или = 10 ф. чаю, или 40 ф. кофе, или = 1 квартеру пшеницы, или = 2 унциям золота, или = ½ тонны железа, или = и т.д.» Иными словами, полная или развёрнутая форма меновой стоимости конкретного товара есть полная система уравнений (пропорций) обмена определённого количества данного товара на определённые количества каждого из всех других товаров.

Потребности экономической практики по мере развития товарного обмена (торговли) необходимо и неизбежно превращают полную форму меновой стоимости всех товаров во всеобщую относительную форму меновой стоимости каждого товара, выражая его меновую стоимость в определённых количествах всех других товаров. Точно так же полная форма меновой стоимости всех товаров превращается (это всего лишь обратное соотношение) во всеобщую эквивалентную форму меновой стоимости всех товаров, выражая меновую стоимость каждого товара в определённом количестве одного и того же товара, тем самым превращающегося во всеобщий товар-эквивалент.

Всеобщая эквивалентная форма меновой стоимости товаров есть форма меновой стоимости вообще или, иначе, меновой стоимости как таковой, которая в принципе может принадлежать любому товару. Однако общественная практика из всех товаров постепенно выделяет один товар, который наделяет общественной функцией особого товара, который исключительно выполняет общественную функцию всеобщего эквивалента всех товаров. И таким всеобщим товаром-эквивалентом постепенно становится металлическое золото в слитках определённой пробы (с соответствующими физически и химически определёнными свойствами или всеми иными значимыми для экономической практики параметрами, которые практически измеримы и могут быть подтверждены известными и достаточно доступными способами).

Так необходимо и неизбежно экономическая практика человечества осуществила закономерный переход от простой случайно формы меновой стоимости товаров к денежной форме меновой стоимости всех без исключения товаров. Это – вроде бы всё та же всеобщая эквивалентная форма меновой стоимости. Но в действительности – это уже особая форма меновой стоимости всех товаров, ставшая всеобщей формой меновой стоимости всех товаров, в которой исключительным (единственным) эквивалентом всех товаров является только один всеобщий товар-эквивалент, а именно тот, который выполняет общественную функцию денег – металлическое золото в слитках.

Всеобщая денежная форма меновой стоимости товара стала кратко именоваться ценой товара. Отсюда очевидно, что всеобщий товар-эквивалент, выполняющий общественную функцию денег, цены не имеет, и иметь не может буквально по определению, ибо это – тавтология. Любой товар, будучи мерой цены (стоимости) всех других товаров, никогда не служил и не может служить мерой цены (стоимости) самого себя.

В итоге система цен всех товаров есть исключительно и только система всех пропорций обмена всех и каждого товара на определённое количество денег, то есть на определённое физически количество (массу) одного всеобщего товара-эквивалента, выполняющего общественную функцию денег, – металлического золота в слитках определённой пробы.

Но (забегая очень далеко вперёд) следует особо подчеркнуть, ибо в этом суть дела, это – открытое по числу элементов динамичное множество или, иначе, динамичная система уравнений обмена товаров, каждое из которых (уравнений) состоит отнюдь не из констант (не из постоянных величин), но исключительно и только из переменных величин. Мало этого, величина каждой такой переменной в каждом таком уравнении по своему общественному существу есть не что иное, кроме как в каждый данный момент иная по величине, то есть динамически изменчивая, производная функции, определяемой множеством нелинейных уравнений. Но и каждое такое множество нелинейных уравнений изначально не определено и не предопределено по составу своих элементов, то есть по составу нелинейных уравнений, органически входящих в это множество в каждый данный момент.

Именно это неизбежно и необходимо предопределяет конечную методологическую и практическую ничтожность любых попыток найти математическое решение проблемы определения стоимости вообще и меновой стоимости, в том числе, одного товара, либо всех товаров – это без разницы. Не только исключением из этого не стало, а, наоборот, наиболее показательным случаем этого как раз и явилось, ибо иначе и быть не может, также и то «решение», которое было предложено советским экономистом-математиком Леонидом Витальевичем Канторовичем. Хотя именно за это «решение» ему (единственному из советских экономистов) в 1975 году была присуждена нобелевская премия по экономике.

Общественная функция цен в экономической практике и их регулирование.

Участники товарных обменов достаточно быстро не только заметили, но и практически стали использовать в своих целях тот факт, что цена одного и того же товара постоянно колеблется то в большей, то в меньшей мере. И колеблется она не только от сраны к стране, от одного региона к другому, от одной части города к другой его части, от одного продавца (покупателя) к другому продавцу (покупателю), то есть не только в пространстве, но и ещё больше во времени. Не только сезонно в рамках одного года, но и от года к году колеблются цены одних и тех же товаров одного и того же качества, произведённых теми же самыми производителями с применением тех же самых сырья, материалов и орудий труда.

И производители товаров, и все другие участники торговли (обмена) товарами достаточно быстро научились воздействовать на эти колебания меновой стоимости в свою пользу посредством всё более разнообразного арсенала средств и способов регулирования предложения товаров и спроса на них. И для всех них, равно как и для всех потребителей, всегда было очевидным, что спрос на товары – это исключительно и только денежный спрос. То есть это исключительно и только такой спрос, который обеспечен не фактическим наличием денег (всеобщего товара-эквивалента), а фактическим предложением денег в эквивалентном количестве (сумме) в обмен на товары, предлагаемые по ценам тех, кто предлагает эти товары к обмену на деньги.

Уже из самого существа всеобщей денежной формы меновой стоимости товаров вытекают главные моменты регулирования цен товаров посредством регулирования спроса и предложения. И здесь практикой отработаны все средства и способы как ограничения, так и увеличения объёма предложения тех товаров, которые представляют интерес, как ограничения, так и увеличения объёма спроса на те товары, которые представляют интерес для инициаторов того или иного конкретного воздействия на их цены.

Это и сговоры (картели), и иные союзы и объединения на стороне производителей или/и на стороне продавцов, развивающиеся в олигополии и монополии. Это и привлечение органов институциональной политической власти в состав участников таких сговоров и союзов, в том числе и в целях обеспечения олигополий и монополий. Это и институциональные (межгосударственные, внутригосударственные, суб-государственные или региональные, а также все прочие корпоративные) средства обеспечения монополий, олигополий и иных форм ограничения свободы обмена товаров, регулирования их цен.

Средневековые западноевропейские епархии и монастыри с регулярными рынками при них, а также средневековые западноевропейские цехи с их (и первых, и вторых) внутренними уставами и хартиями от органов институциональной политической власти церковной и светской и т.д., и т.п. Всё они как раз и были одними из первых всеобщих массовых форм тотального регулирования цен товаров, их предложения и спроса на них.

Аналогично, хотя и не без особой специфики в силу, прежде всего, места и роли в обращении товаров, а также особенностей производства и предложения, развивались институциональные формы регулируемого развития не только самого денежного рынка, но и всех товарно-денежных и финансовых инструментов, производных от денег.

В результате очень скоро участники экономических отношений вообще, а органы институциональной политической власти, в особенности, не могли не заметить, что с одной стороны, регулируемые и чаемые ими отклонения цен товаров, во-первых, всё равно возвращаются к неким средним величинам, которые никому не ведомы заранее. И, во-вторых, что практически было гораздо более значимо, в том числе и политически, отклонение цен товаров, в конечном итоге, всегда и везде упирается в некие непреодолимые пределы, понуждающие цены откатываться к неким «естественным» значениям «стоимости» каждого из товаров. И что дело здесь не только и не столько в естественных факторах климатического, эпизоотического или эпидемического происхождения, сколько в факторах общественного (экономического, социального, политического, институционального и идеологического) происхождения и характера.

Об этом весьма грозно и регулярно, причём повсеместно в Западной Европе, давали знать кризисы товарного производства и обращения товаров, выливавшиеся в социальные и политические волнения вплоть до восстаний во всё большем количестве городов по всей Западной Европе. Начавшись уже в 14-ом веке, эта тенденция все последующие века стала закономерной, необходимой и неизбежной в своих проявлениях вплоть до Великого краха 1873г. и последовавшей за ним Великой (Долгой) депрессии, завершившейся в 1896 году.

Именно этой экономической практикой была выявлена главная общественная функция цен и, в конечном итоге, денег, ибо цены лишь опосредствуют, а равно и выражают осуществление этой общественной функции денег на поверхности экономической жизни. О какой общественной функции цен товаров идёт речь? Речь идёт о том, что в условиях доминирования товарного производства цены товаров служили главным фактором, непосредственно наблюдаемой основой всего общественного механизма пропорционирования общественного воспроизводства вообще, а посредством кризисов перепроизводства,  в особенности.

Под пропорционированием общественного воспроизводства здесь понимается регулирование пропорций, в которых соотносятся между собой различные общественные подразделения товарного производства вообще, а развитого (капиталистического) товарного производства, в особенности. Под общественными подразделениями производства всегда понимались и понимаются именно те подразделения в сферах производства материальных благ, людей и общества в целом, которые выделились и относительно обособленно существуют вследствие общественного разделения и кооперации труда, сложившегося в данном обществе на данной ступени его исторического развития. Это не только международное разделение труда, но и внутригосударственное, и региональное, и иное общественное разделение труда, а равно и обусловленная этим разделением труда его необходимая и неизбежная кооперация.

Понятно, что это пропорционирование общественного воспроизводства обусловлено не одними только ценами товаров, но и техническим базисом общественного производства, то есть уровнем развития и характеристиками применяемых технологий, предполагаемых ими средств производства (орудий и средств труда), в том числе и рабочей силы как средства производства. Однако и все те пропорции и диспропорции, которые обусловлены изменениями в техническом базисе общественного воспроизводства, на поверхности экономической жизни в условиях развитого товарного производства необходимо и неизбежно проявляются (выражаются) посредством цен товаров вообще и изменения пропорций (диспропорций) между ценами товаров, в особенности.

Цены товаров в условиях развитого (капиталистического) товарного производства с момента его возникновения как такового всегда выполняли и выполняют общественную функцию пропорционирования всего общественного воспроизводства, обеспечивая максимизацию его эффективности для самовозрастания всего общественного капитала. Поскольку действительным основанием всего этого общественного механизма являются деньги, постольку весь этот общественный механизм пропорционирования есть денежный механизм – это подразумевается общественной природой цены всякого товара.

Ценовой общественный механизм регулирования пропорций общественного воспроизводства, центральным звеном и основой которого являются деньги, необходимо и неизбежно действует посредством кризисов перепроизводства, финансовых и экономических крахов. Эти кризисы и крахи закономерно происходят периодически не только независимо от воли и сознания, но и вопреки воле и сознанию участников экономических отношений, как бы ни пытались они предотвратить эти кризисы и крахи.

Поскольку это так, а это действительно так, что доказано исторической практикой многих веков, постольку ценовой общественный механизм регулирования пропорций общественного воспроизводства есть общественный механизм саморегулирования развитого (капиталистического) товарного производства. Пока деньги пусть даже относительно свободно, но тотально (повсеместно и во всех актах обмена, производства, распределения и потребления товаров) функционируют в экономической практике во всех своих общественных функциях (мера стоимости, средство платежа..., мировые деньги), этот общественный механизм саморегулирования экономики не устраним никак «от слова совсем», то есть не устраним абсолютно.

О соотношении «естественных цен» и «политических цен» товаров.

Насущная практическая потребность не столько в прояснении того, чем являются «естественные цены» товаров, сколько в разработке, определении и осуществлении реальной экономической политики закономерно обусловила возникновение политической экономии. В действительности политическая экономия, как и любая иная новоевропейская наука, будь она хоть самой естественной, есть не более чем одно из приложений всеобщей новоевропейской технологии знания-власти над человеком как биологическим видом (Мишель Фуко).

Социальная технологическая наука вообще и политическая экономия, в том числе как органическая часть её, есть технология знания-власти над человеком как биологическим видом не только в части отдельных индивидов. Она такова также и в части относительно обособленных органических моментов, и в части всей системы популяций биологического вида животных «человек» в целом, охватывающей, в конечном итоге, все без исключения «человеческие» популяции.

Так вот уже Уильям Петти в своих опубликованных и ставших вследствие этого доступными широкой общественности трудах различал два вида цены. Какие это виды цены? Прежде всего, Петти выделил «естественную цену» товара, которая определяется стоимостью товара, то есть, в конечном итоге, количеством труда, затраченного на его производство (хотя это последнее в таком виде явно сформулировал отнюдь не сам Петти, но более поздние политэкономы). И, во-вторых, Петти выделил «рыночную цену» или, что для него есть то же самое, «политическую цену» товара.

Да, для Петти, как и для большинства его современников и последователей в течение почти столетия, включая Адама Смита и всех представителей классической политической экономии, никаким секретом не было, но, напротив, было аксиомой, ибо не подлежало ни сомнению, ни доказыванию, тождество «рыночных цен» с «политическими ценами».

Говоря языком современной науки, политическая цена товара, как её понимали классики политической экономии, определяется не столько как динамическая равнодействующая спроса покупателей и предложения продавцов. Сколько рыночная (= политическая) цена всякого данного товара в каждый данный момент его обращения на рынке определяется как равнодействующая идеологических, политических, институциональных и хозяйственных воздействий, оказываемых субъектами национальных и международных общественных (идеологических, политических, институциональных, экономических и прочих) отношений на спрос и предложение этого товара.

Также и А. Смит сосредоточил свое внимание на исследовании отнюдь не «рыночных (= политических) цен» товаров, но их «естественных цен». Рикардо, рассмотрев формирование «естественных цен», назвал их «ценами или стоимостью производства», а Маркс – «полной ценой производства», органически включающей в себя среднюю отраслевую норму прибыли на весь авансированный капитал.

О заслугах Маркса скажем кратко далее, а сейчас подчеркнём несколько принципиально значимых, существенных моментов. Первый из них (по порядку рассмотрения здесь): рассмотрение процесса формирования «естественной цены» товара – это рассмотрение процесса со стороны производства товаров, то есть со стороны предложения. А рассмотрение «политических цен» товаров – это рассмотрение политически регулируемой равнодействующей предложения и спроса товаров, но отнюдь не рассмотрение процесса формирования цены товара со стороны его спроса, то есть со стороны потребления (и потребителей) товаров. Но почему политически регулируемой цены? Это всё тот же самый вопрос о том, что есть политика по своей общественной природе.

В части 3-ей статьи «В РФ экономическая стабильность, кризис или катастрофа?» автором дано определение того, что есть и чем является политика в действительности. А именно в действительности политика есть деятельность общественных субъектов (больших и малых социальных групп) по представлению своих частных интересов в качестве общих и всеобщих интересов всего государства и оформленного им общества, обеспечению признания и последующего осуществления этих частных интересов в качестве общих и всеобщих интересов. А также и по низведению интересов других социальных групп с «пьедестала» общих интересов до частных и не существенных интересов, устранению и/или блокированию практических возможностей осуществления интересов всех других социальных групп в той мере, в какой данная социальная группа (общественный субъект) видит в них угрозу осуществлению своих собственных интересов.

Но что есть интерес в действительности? В действительности всякий конкретный интерес есть конкретный способ добывания конкретным субъектом средств, необходимых этому субъекту для удовлетворения им той или иной своей потребности, в том числе нужды как крайней формы выражения потребности. Это не любой способ добывания, а лишь тот способ, который, исходя из присущего этому субъекту интереса, в данных общественных условиях наиболее эффективен именно для него, а не абстрактно эффективен. Способ добывания – это способ деятельности, имеющей добычу своей целью.

Свободная конкуренция – это наиболее «чистый» или, иначе, идеальный случай политической борьбы всех против всех за осуществление каждым из них своих частных интересов не как частных, но именно как общих и всеобщих интересов. Следовательно, если цены, определяемые свободной конкуренцией, суть не что иное, кроме как цены политические, то олигопольные, монопольные и квази-монопольные (Валлерстайн) цены товаров тем более есть цены политические и только политические.

В отличие от предшественников Маркс теоретически вскрыл действительную общественную природу и дал общее описание всего того институционального механизма, посредством которого стоимость («естественная цена»), будучи необходимо опосредствуема полными ценами производства, как закон-тенденция регулируют политические цены товаров, превращаясь в средние рыночные цены.

Мало этого, Маркс открыл и впервые, хотя и только эскизно, но показал принципиальное общественное устройство, а равно и все необходимые и достаточные основы закономерного действия всего общественного механизма, которым определяется отклонение цен товаров от их стоимости и в масштабе национального рынка, и в масштабе всего мирового рынка. Не говоря уже о том, что Маркс впервые открыл и адекватно показал общественную природу, историческое происхождение, превращённые формы общественного бытия, онтологию и феноменологию, а равно и неизбежную закономерную историческую перспективу стоимости как таковой в целом и в её соотношении с меновой стоимостью и потребительной стоимостью товара.

Представители австрийской школы (Бем-Бавёрк, Визер и другие, включая Хайека) политическую цену товаров квалифицировали как некую «объективную ценность», которая является рыночной равнодействующей «субъективных ценностей» (= ценности для различных конкретных индивидов) одних и тех же товаров. «Субъективная ценность» товара, согласно представлениям австрийских «маржиналистов», определяется спросом конкретного потребителя, а именно «предельной полезностью» данного товара для его конкретного потребителя. Поэтому эта «субъективная ценность» одного и того же товара различна для каждого из потребителей: государств, корпораций, домохозяйств, индивидов и прочих участников экономических отношений.

Таким образом, также и австрийская школа, в конечном итоге, сводила «цену» товара все к той же самой рыночной равнодействующей спроса и предложения, то есть к политической цене. Но, во-первых, в целях этого сведения она рассматривала цену товара не со стороны предложения (производителей) товаров, а со стороны потребления (и потребителей) товаров. И этим самым она формально, вроде бы, всего лишь завершила начатый классиками процесс рассмотрения политических цен со всех сторон, доведя это рассмотрение до его полного логического завершения, но, также как и британские классики, не фокусируя внимание на этих политических ценах.

Ведь, во-вторых, теоретический интерес австрийцев, так же как и интерес британских классиков политической экономии, формально был сфокусирован отнюдь не на политической (рыночной) цене как таковой, а (по их утверждениям и идеологическим представлениям, то есть по кажимости) всё на той же самой «естественной цене». Не столько в противоположность британской классике, сколько в противовес и в опровержение теории Маркса, австрийцы попытались рассмотреть «естественную цену» и «политическую цену» не в их диалектическом единстве и взаимодействии, то есть не в её диалектической целостности, идя от производства к потреблению и обратно, как это сделал Маркс. Но совсем не этим путём пошли австрийцы, а другим. В действительности «естественную цену» австрийцы свели к «политической цене», рассмотрев последнюю не как «политическую», в конечном итоге, но как «естественную цену».

В-третьих, австрийцы рассмотрели эту свою специфически «естественную цену» со стороны спроса – со стороны потребления и потребителя товара. То есть австрийцы рассмотрели её со стороны «естественного потребителя» товара. В иудео-христианстве таковым и в конечном итоге, и изначально является индивид, который только и создаёт (учреждает) все и любые корпорации, сообщества и общества, а равно и персонифицирует их. С этой иудео-мессианской точки зрения любая «цена» товара в их иудео-мессианской реальности может быть только «субъективной  ценой».

Вследствие этого, в-четвёртых, неприметно была элиминирована (устранена, исключена) субстанция стоимости вообще и денег, в особенности. Субстанция стоимости – это как раз и есть та общественная основа, которая несёт собою и на себе стоимость как общественное качество или, иначе, общественную определённость товара количеством совокупного труда, овеществленного в товаре. Иными словами, австрийцы таким неприметным способом исключили из определения цены (меновой стоимости) товара не только воплощённый в товаре труд, но и стоимость вообще, и деньги как ставшую самостоятельной стоимость, являющуюся мерой стоимости (и цены) всякого иного товара, в особенности. Этим самым в теоретической части была завершена идеологическая подготовка изъятия денег из экономики и их тотальной замены симулякрами денег.

Но и это далеко ещё не всё, ибо расширение производства товаров вообще, а в завершающем своё становление и уже возникшем «обществе потребления», в особенности, невозможно без всё более полной и быстрой реализации (продаж) непрерывно возрастающей по объему и разнообразию массы товаров. Не только объёмы производства, но ещё более – объёмы и время реализации товаров непосредственно определяются их потреблением, а оно – «экономикой подпихивания», то есть «экономикой навязывания» товаров тем, кто при соответствующих экономических условиях может и должен стать их потребителем посредством целенаправленной и всё более изощрённой рекламы и системы продвижения товаров к потребителям.

Теоретические основания решения именно этой практической задачи всей будущей «технологии подпихивания» как раз и разрабатывали австрийцы. Именно они заложили наиболее «фундаментальные» теоретические основы маркетинга, рекламы, моды, «Public Relations» («связей с общественностью»), масс-медиа, «массовой культуры», продвижения товаров и всех прочих разделов современной «экономики подпихивания».

«Экономика подпихивания» решает одну главную задачу – задачу культивирования истребительного использования всех без исключения свойств человека как потребителя всего и вся, в том числе и самого себя, в качестве товара. Но самую эту главную задачу она решает как задачу максимизации объёмов потребления тех товаров, для которых возможна и реально осуществляется последовательная экономически рациональная минимизация не только всех издержек их производства, но и предельного срока потребления каждого из таких товаров их потребителем. Единственным исключением в этом является «производство товаров для избранных»...

Австрийская школа политической экономии завершила идеологическую подготовку к практическому переходу от «общества производства» к «обществу потребления» как «обществу паразитического истребления» всего вовне и человеческого в самом человеке. Но сам этот переход не мог совершиться только вследствие того, что его идеологическое обоснование уже завершено в своей теоретической части. Для такого перехода, а в ещё большей мере – для страховки капиталистического общественного воспроизводства от Окончательного Краха посредством тотального ручного регулирования всех пропорций и процессов общественного воспроизводства, требовалось изъятие денег из экономической практики и их тотальная замена симулякрами денег. И эта тотальная замена денег их симулякрами была с необходимой неизбежностью и неотвратимостью произведена.

Во второй половине 20-го века в условиях завершившегося перехода к тотальному ручному регулированию всех пропорций и процессов общественного воспроизводства на основе полного изъятия денег из экономической практики и их тотальной замены симулякрами денег изменились также и трактовки «политических цен». Вульгарные экономисты в качестве «политических цен» стали по преимуществу трактовать отнюдь не те «цены», которые устанавливаются как результат «естественной балансировки» спроса и предложения на рынке соответствующих товаров, как это делали классики.

Нет, теперь «политическими ценами» стали трактовать исключительно и только такие цены (а в действительности – совсем не цены, но симулякры цен), которые устанавливались директивно или конвенционально теми или иными политическими, экономическими или финансовыми «властями» (органами институциональной власти). Главное острие своих «теоретических штудий» все такие «экономисты» направляли и направляют против «бывших» и якобы ещё существующих «социалистических экономик». Именно этим последним, согласно трактовкам современных экономистов, якобы только и «присущи» политические цены в противоположность «свободным естественным ценам рыночной экономики».

(продолжение следует)

Василиев Владимир, 10 декабря 2019 года.

Первичная публикация начальной части статьи доступна по адресу: http://www.dal.by/news/178/11-12-19-26/