Блокадная школа

Мне задали сочинение на тему "Моя школа в блокаду", и я решила рассказать о своей бабушке.

Школа №16, где она училась до войны, стала военным госпиталем. Поэтому занятия проходили в полуподвальных помещениях красного уголка дома №1/3 по Второй линии Васильевского острова. Парты заменили канцелярские столы и откидные стулья. Мало того, что обстановка была незнакомая, ребята не знали и свою новую учительницу — педагога из знаменитой школы "Шаффе", стоявшую перед ними на подиуме, с которого в мирное время к жильцам обращался управдом.

Это была удивительная женщина. Небольшого роста, худощавая, она, несмотря на возраст, держалась всегда прямо и никогда не паниковала. Страх, казалось, был ей неизвестен. Во время страшных осенних налётов, когда земля содрогалась и качались стены, она уверенно направляла детей в бомбоубежище Академии художеств, прижимая к себе самых маленьких. Ученики прозвали её "стойкий оловянный солдатик".

Несмотря на бесконечные вражеские налёты, артиллерийские обстрелы, занятия не прекращались. И домашнее задание никто не отменял. Если кто-то приходил на занятие, не выучив уроки, "стойкий оловянный солдатик" тыкала указкой за битые оконные стекла и говорила: "Наши солдаты там воюют, они проливают за вас кровь, а вы обязаны учиться и хорошо учиться", — и нерадивым ребятам становилось стыдно.

Между тем обстановка в городе становилась всё тревожнее. В газетах того времени писали: "Укрепить все подходы к Ленинграду, каждую улицу, каждую площадь, каждый переулок превратить в крепость, перекрыть врагу все пути в город".

Дети перестали выходить на улицу, во время перемен сидели на откидных стульчиках и переговаривались о "квадрате налёта". Однако была ещё одна причина, по которой ребята сидели так тихо: их учительница во время перерыва кормила свою маленькую собачку. Когда начиналась перемена, зверек тихонько приближался к учительнице, вставал на задние лапки и выжидательно смотрел. А учительница незаметно доставала из кармана меленький кусочек хлеба размером с грецкий орех. Собачка осторожно слизывала его и умоляюще смотрела на хозяйку. У обоих на глазах были слёзы. Но странно вот что: все дети уже давно голодали, и каждый хотел съесть кусочек хлеба, но никто не возмущался. Никто не просил, чтобы еду отдали ему.

Старая учительница была одинока, и собачка заменяла ей всё. Дети чувствовали это и уважали их любовь и преданность.

Однажды учительница не пришла в класс. Потом дети узнали: маленькую собачку вырвали у неё из рук в парадной. Лучшего друга учительницы съели. Через три дня "стойкий оловянный солдатик" умерла. От горя. От голода тогда ещё не умирали. Только опухали…

Школа-2

После смерти старой учительницы 4-й класс перевели в бомбоубежище дома №13. Здесь детям предстояло учиться зиму 41-42 года. Помещение было просторным. Длинные столы были составлены в один ряд, вместо стульев — скамейки.

Именно здесь моя бабушка вновь встретилась с Таней Савичевой — до войны девочки учились вместе в 16-й школе и окончили три класса. У бабушки отец раньше был кондитером, владельцем пекарни и магазина, у Тани — хозяином булочной. Подружки любили подолгу разглядывать в витрине образцы баранок, бубликов, сушек. И непременно заглядывали в "танину" булочную.

Теперь же это все осталось только приятным воспоминанием — положение с продовольствием в городе непрерывно ухудшалось, многие дети еле ходили. Паёк всё уменьшался и достиг 125 граммов хлеба в день. Это был конец. Смерть подстерегала каждого. Учителя, как могли, поддерживали детей. Была организована новогодняя ёлка с обедом и маленьким кулёчком — подарком. В нём лежали несколько печенюшек, пряник и конфета. Выносить это сокровище приходилось за пазухой, чтобы не отобрали хулиганы…

Школа-3

В декабре отключили электричество, город погрузился во тьму. Занятия в бомбоубежище прекратились, ведь окон там не было, а светить в помещении было нечем.

Вскоре детей по Второй-Первой линиям собрали в доме №1 (на Румянцевской площади). Здесь открылась очередная школа. Она помещалась в полуподвальном помещении.

Занятия начинались теперь поздно — с 11 часов, чтобы можно было пользоваться скудным дневным светом, который слабо проникал сквозь заклеенные бумагой окна…

Парт, конечно, не было, их заменяли узкие столики. Дети усаживались поплотнее друг к другу, чтобы немножко согреться…   Дикий холод проникал повсюду. Ребята почти не писали — страшно было вытаскивать руки из карманов, да и чернила давно замёрзли. Зато никогда так не ценилась поддержка соседа по парте. Прижимаясь друг к другу, дети чувствовали себя сильнее.

Однажды один мальчик — Фарид Армасов — залез на стол и, присев на корточки, закричал: "Я — картошка! Я — картошка", — и, выпуская клубы, пара повторял: "Я горячая картошка!" Впервые за долгое время дети заулыбались, мальчик действительно напоминал кастрюлю с картошкой, которую накрыли, чтобы не остывала.

Но однажды картошка всё же появилась. Настоящая картошка. Дело в том, что дети ходили после занятий на Средний проспект. Там рядом с немецкой церковью было организовано доппитание для школьников — тарелка жидкого супа без хлеба. "Крупинка за крупинкой бегают с дубинкой" — так называли его дети. И вот однажды в супе оказалась картошка. Как Фарид радовался, что ему досталось аж три кусочка. И как же он переживал за опоздавших! Им не достался этот суп.

Мальчик все время старался подбодрить слабых и уставших. Но самому ему выжить не удалось — в январе умерла вся его семья…

Наступила самая страшная пора. Дикие морозы охватили город. За водой надо было ходить на прорубь, но у многих уже не было сил. Транспорт встал. Всё реже и реже встречались прохожие на улицах города, а если и встречались, то с трупом на саночках. У бабушки умерли почти все родные. У Тани Савичевой тоже. Однажды девочки встретились в своей булочной. Они тогда не знали, что это была их последняя встреча. Таня была очень слаба....

А холода всё не отступали, в конце марта термометр опустился до минус 24, занятия в школе №3 прекратились. Но зато удалось наладить "Дорогу жизни". Увеличили хлебную норму. Да и весна всё-таки пришла.

Школа-4

И снова начались занятия. Всех уцелевших детей собрали в школе №5. Это была настоящая школа, к тому же очень старинная. Там стояли настоящие чёрные парты и были дырочки для чернильниц. Дети теперь не мёрзли, а чернила не застывали от холода. Да и с питанием стало намного лучше. Всех учеников водили в столовую, где им давали полноценный обед.

Когда ряды учеников проходили по улице к столовой, люди останавливались и говорили: "Это же дети, они живы, они выжили". И вытирали глаза.

Город по прежнему бомбили. Но теперь уже многие не спускались в бомбоубежище. Прямое попадание всё равно не спасало от гибели. Да и бомбёжки стали реже.

А вот обстрелы из орудий участились. Надо было знать, какая сторона улицы наиболее опасна. В школе шли серьёзные занятия. За пять месяцев решили пройти весь учебный год. Занимались всю весну и лето. Более сильные ребята помогали отстающим и слабым. Когда на уроке пения разучивали песню "Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой", от слабости одной девочке стало плохо, ведь петь надо было стоя. Тогда её сосед по парте принёс стул. И так, держась за поручень, девочка допела песню. А на другой день мальчики принесли несколько стульев.

Наступило лето. Появилась трава. Правда, её быстро выщипывали, но кое-где её всё-таки можно было найти зеленые стебельки. Легче стало с питанием. Развернулась мощная эвакуация, ведь много было ослабленных людей и детей, потерявших родителей. Их надо было вывести из осаждённого города.

Семью моей бабушки тоже эвакуировали. Бабушка вернулась домой из далёкого Казахстана только весной, после войны. И поняла, как сильно все изменилось: не стало больше соседа-мальчика за партой, и Тани, и еще многих людей… Все школы разделились на мужские и женские. А ведь в тяжёлые годы войны мальчики всегда были рядом, они поддерживали девочек, помогали им. Парта объединяла детей и помогала им выжить и выстоять.

Анна Пилецкая, ученица 6-а класса 67-й гимназии Петербурга