75 лет назад умер Д.Мережковский

В поисках залога бессмертия, – преодолевая природное, мирское, – историческое христианство должно уйти от активного участия в земных делах: таков глобальный вывод Мережковского.

Простив грешников, постигнув прозрение через любовь, соединив Отца и Сына в ипостась св. Духа – святую плоть, святую землю, святую общественность: организовав, очертив траекторию теократии в церковь как царство, не только небесное, но и земное. Исполнив апокалипсические чаяния близкого катарсиса, связанные с чаянием евангельским.

Необходимость сотворения Третьего Завета вытекает из метафизической попытки несоединимого соединения христианства с античностью. Как попытки совместить неоправданную односторонность аскетизма с жизненным гедонизмом последнего. Плотскость язычества – с освящением духа и аскетизмом христианства. Бессмертие – с воскрешением. Отсюда несоединимо-выстраданный им термин – «божественный гермафродитизм»: логический синтез реальных земных достижений с трансцендентной истиной бытия. И сверхсексуальностью как сверхзадачей.

Египтологический цикл – лишь малая толика гигантского литературного наследия, патристики Мережковских, Дмитрия Сергеевича и Зинаиды Гиппиус. Утверждавшей, кстати, что её мужа невозможно представить вне культурно-исторического процесса. И что он посетил почти все места действия своих романов.

Египетские грани сущего позднего Мережковского, – колыбель первоначальных мифов, – использованы им потому, что зарождение религии, поиски потерянного когда-то рая, в своевольно мистериальных интерпретациях, – конститутивная часть гнозиса, эстетики Мережковских. Эстетики добра, любви, крови и плоти, от Платона до Иохима Флорского: «Религия до сих пор делала народы, давала им силу или отнимала её… Таково вечное свойство человеческой души, человеческого существа. В душе есть место для Бога, как в теле – место для пищи», – объясняет он роль религии в общественной истории и в самом бытии человека как личности. Опередив в осуждениях утилитаризма толпы и духа корысти идеи О. Шпенглера. Проводя аналогию от фараоновых подачек в виде никчемного по сути осыпания золотом нищих – к нынешней умеренной и полезной добродетели с благотворительной раздачей хлеба голодным… для успокоения буржуазной совести.

Тем самым пуская пошлость грядущего Хама из низших – в высшие области сознания: в нравственность, философию, поэзию: «Верно ли мы угадали тайну Запада: Атлантида – Европа; верно ли прочли на грозно-чёрном, и всё чернеющем, грознеющем небе огненными буквами начертанное слово: конец? С каждым днём, увы, всё меньше можно сомневаться, что верно; всё легче, с каждым днём, математически уточнить ужасающую формулу конца» (Иисус Неизвестный, 1931).

В определённом значении творчество Мережковского есть грандиозный по замыслу цикл. В центре которого – базис целого мира, судьба человечества. Напоенные временем жития Христа. Озарённые неугасимым светом всуе непостижимой тайны христианства: «Я дал компас, и, положим, сказал, что на западе есть страны. А он открыл Америку», – обрисовывал В. Розанов своё влияние на верификацию понимания Ветхого и Нового Заветов в антиномиях Мережковского. – «Кто-то стоял и звал нас из прошлого, но и будущее донесло к нам его голос; всё тот же Мережковский в образах прошлого сумел воскресить лик небывалого будущего, и вся история превратилась в искание единого лица», – подытоживал искание Мережковским розановской Америки Андрей Белый.

Символика Христа и Антихриста (одноимённая эсхатологическая трилогия изучает метания человеческого духа в переломные эпохи христианской Европы и европеизирующейся России) – суть объединяющее начало всего художественного мироздания. Мировоззрения Мережковских. В котором чрезвычайно сложный спектр компетенций и достоинств христианства: обновлённого, социального, аскетического, земного – работает, в общем и целом, на освещение темы облагораживания и возвеличивания человеческой природы – телесной и духовной.

При всём при том, в обрамлении крайнего драматизма основных тонов творчества Мережковского, главное – это тон пафоса надежды на преодоление трагизма истории, прогрессирующего в ней духа вражды и гнева. И главнейшее – поиск Мережковскими возможностей коалиции, конгломерата разных ветвей человечества, примирения народов через питающую их культуру религий. Через осознание всемерно-гуманистического смысла этих религий.