«Два слоя туалетной бумаги под маску!» — и к пациентам. Не знаю, скольких я заразила»

Врач-нейрореаниматолог Варвара Оконечникова с трудом попала в Боткина с коронавирусом — очередь, ждала, пока место освободится. У нее севший голос, и в трубку она кашляет так тяжело, что становится не по себе. Варвара трудится в 26-й больнице всего четыре года, в единственной, как говорит, на полгорода реанимации, которая принимает сейчас пациентов с инсультами. Её не закрывают на карантин, так как таким пациентам больше некому оказывать помощь.

Варвара Оконечникова в больнице имени Боткина

В боксе Варвара лежит с кислородом и с ощутимым комом в легком. Ночью просыпается от того, что задыхается, и вспоминает руководство сосудистого центра, которое говорило: «Два слоя туалетной бумаги под маску!» — в «нековидном» стационаре, по правилам, это единственное средство индивидуальной защиты (СИЗ). Надбавок губернаторских не ждет, выплат за заражение тоже — официально больница не перепрофилирована. «Фонтанка» приводит её рассказ.

«С понедельника нахожусь в Боткина с подтвержденным диагнозом COVID-19. Я заразилась в своей больнице № 26. У пациентов кардиологии и в отделении реабилитации была температура, когда упала сатурация (уровень кислорода в крови), их спустили к нам в реанимацию на второй этаж, который подготовили для приема пневмонии. Через считаные дни на них пришли положительные тесты. Никакой защиты, респираторов FFP2 и FFP3 нам не выдавали. Начальство сосудистого центра сказало: «Два слоя туалетной бумаги под маску!». После первых выявленных пациентов с COVID-19 появились одноразовые халаты, шапочки, маски хирургические. Но какой от них уже толк? Мы сдали тесты.

23 апреля появился кашель. А ближе к ночи мне сообщили о положительных результатах на COVID-19.

Кроме меня заболели еще 11 коллег. 24-го с самого утра я уговаривала прийти доктора из поликлиники поселка Шушары на осмотр. Она должна была провести осмотр, назначить лечение, выдать эпидномер, взять мазки на COVID-19. Отказалась — испугалась. 25-го вообще никто не брал трубку в поликлинике. И только по номеру 112 мне направили скорую помощь.

У многих коронавирус проходит бессимптомно. Но тут какой билет вытянешь. У меня хронические патологии, почки — моё все. У меня были кашель, боль в груди, субфебрильная температура, головные боли. Я понимала, что должна получать лечение. Скорая Пушкина меня наблюдала всё то время, пока я ждала места в Боткинской больнице. Она полностью заполнена. Как только в понедельник освободилось место, меня забрали. При поступлении сатурация (уровень кислорода в крови) была еще терпимая — 95–96 %. А 28 апреля упала ниже, цифры мне уже не сказали, но сообщили, что я нуждаюсь в кислороде. Этажом ниже лежит мой коллега — у него двухстороннее поражение легких. Жду свои результаты КТ.

Конечно, у нас редкое отделение. Это единственная на полгорода реанимация, которая сейчас принимает пациентов с инсультами. И она нужна. Поэтому мы работали до последнего, старались «держать». И отделение до сих пор продолжает прием пациентов.

Губернаторских компенсаций за заражение я не жду. Так как мы не перепрофилированы и не являемся официальной больницей для приема под коронавирус, формально считается, что мы заразились на стороне. И нам ничего не положено. Другим коллегам, кто работает, сказали и надбавок не ждать.

У меня больничный был до госпитализации. Теперь мне минимум две недели в Боткина лежать. А потом еще две недели провести дома. А у меня ипотека, кредиты, и мне эти деньги неоткуда брать. И я понимаю, что мне никто не поможет. Но я могу теперь остаться с тяжелыми последствиями и где мне потом искать виноватых?».