«Никто не хочет отвечать за плачевные последствия»

Ситуация с распространением коронавируса в Дагестане стала критической — это признано уже и на уровне президента РФ, который вынужден был проводить отдельное совещание по поводу происходящего в республике. До этого региональные руководители, в том числе глава республики Владимир Васильев и руководитель минздрава Джамалудин Гаджиибрагимов, обнародовали цифры заболевших и умерших, отличные от официальной статистики. 

Что происходит в Дагестане, почему региональные власти решили раскрыть статистику, как люди покупали на «черном рынке» лекарства по 150–250 тыс. рублей и что стало с благотворительной помощью олигарха Сулеймана Керимова, в интервью Znak.com рассказал заместитель главного редактора дагестанской газеты «Черновик» Магомед Магомедов. (Если вам удобнее смотреть, чем читать, то в конце этого материала есть видеоверсия интервью.)

— Свежая статистика COVID-19 по Дагестану: 3 тыс. 746 заболевших (плюс 103 случая сегодня), 2 тыс. 489 выздоровели, 41 человек умер. Как вы оцениваете эту статистику, доверяете ей или нет?

— Я лично этой статистике не доверяю. Также этой статистике не доверяют, наверное, процентов 90 жителей Дагестана, если не больше. По данным, которые сначала были неофициальными, а затем нашли свое подтверждение в устах главы региона и руководителя министерства здравоохранения Дагестана, цифра умерших от коронавируса и от внебольничной (вирусной) пневмонии, вызванной коронавирусом, составляет более 700 человек. Цифра одних только умерших медиков приближается к 50.

Цифры, которые мы видим в официальной статистике, власти объясняют так: это то, что определено с помощью тестов. Вот есть больной, мы провели тест, и это подтвержденный случай коронавируса. Эти сведения неполные и запоздалые. Бывает так, что пациент попадает в тяжелом состоянии в больницу, ему не успевают сделать тест или не делают вовсе, сразу начинают лечить. Через какое-то время он умирает. И по официальным бумагам непонятно, болел ли он коронавирусом.

Врачи, специалисты говорят, что в основном те случаи пневмонии, которые они наблюдают сегодня, — это как раз-таки пневмония, вызванная коронавирусом. Они видят тромбы в легких, они видят, что человек испытывает «шторм», они видят все признаки ковида.

— То есть это не традиционные сезонные пневмонии? Медики считают, что это именно ковидные пневмонии?

— Да. Сначала, действительно, были заявления, что это проявления гриппа, ОРВИ или других легочных заболеваний. На момент начала пандемии, где-то в середине марта, эта версия широко использовалась ковид-диссидентами. Но было странно наблюдать ту же самую риторику в устах главы региона и других представителей власти. Видимо, они это делали, чтобы не говорить о высоких показателях смертности, о большом числе зараженных. По прикидочным данным, 13–14 тыс. человек в Дагестане болеет. Кто-то болеет дома, кто-то в больницах.

Звучали сравнения, что это не такие большие цифры по сравнению с прошлым годом, когда тоже было 1 тыс. 300 смертей от разных легочных заболеваний. Но элементарная логика подсказывает, что здесь что-то не так. 1 тыс. 300 смертей, о которых говорят власти, — это за весь прошлый год. А здесь только за два месяца мы наблюдаем 700 смертей. Понятно, что эти несоответствия отражают реальную картину. Люди умирают именно от ковидной инфекции, но в статистику они не попадают. Статистика по пневмониям вообще не озвучивается.

Только тогда, когда в Дагестане общественность подняла вопрос об отставке министра здравоохранения и главы региона, стали появляться данные о том, сколько человек умерли от пневмонии. Глава Дагестана обещал, что эти цифры будут озвучиваться регулярно, но этого нет.

Магомед МагомедовМагомед МагомедовПредоставлено Магомедом Магомедовым

— Почему власти решили озвучить цифры, которые не совпадают с официальной федеральной статистикой? Это стало следствием давления со стороны общественности или есть другие причины?

— Вряд ли были другие причины. В обществе возникло требование правдивой информации. Жители республики смотрели на табло и видели, что, по официальным данным, умерли от ковид 12 человек. И относительно небольшое число, тысяча с чем-то, болеет. В то же время они смотрят, что больницы переполнены, нет мест. Весь больничный коечный фонд (а он больше, чем 1 тыс. 300 мест), заполнен. Люди видят, что в день чуть ли не в каждой больнице Дагестана умирает по два-три человека. Об этом рассказывают в социальных сетях, это говорят друг другу родственники. Кто-то работает в «красных зонах» и рассказывает об этом, кто-то сам лег в больницу с телефоном и сообщает родственникам.

Стали возникать вопросы: если, по официальным данным, умерло всего 12 человек, то что это за 15 человек, которых на прошлой неделе похоронили в каком-то горном селении? Что это за 10 человек, которых похоронили в другом конце Дагестана? Которые тоже внезапно заболели и умерли.

Ответа нигде не было. Например, наше издание на протяжении двух недель направляло запросы в министерство здравоохранения, в оперативный штаб, в Роспотребнадзор. Просили сообщить цифры: сколько болеет пневмонией, какая смертность. В ответ получали то требование письменного запроса, то категоричный отказ, то ссылку на то, что все цифры дает исключительно оперативный штаб. Говорить об официальных цифрах по COVID-19 были готовы все, но никто не хотел говорить, сколько на самом деле болеет пневмонией.

Точно так же эту информацию искали разного рода общественники, политики. Они направляли запросы, писали письма в Минздрав РФ, отправляли сообщения на имя президента страны. Начали возникать какие-то политические движения вокруг этого.

Потом заметили удивительное явление: представители власти стали спихивать эту проблему друг на друга. Никто не хотел оказаться крайним. Мы увидели три или четыре сегмента внутри власти: глава республики и его администрация, правительство республики и оперативный штаб, минздрав и так далее. Мы увидели, что эти структуры перекладывают ответственность за происходящее, в том числе и за провалы информирования населения,  друг на друга.

— И все же в какой-то момент они начали давать «в эфир» цифры.

— Сначала выступил глава региона Владимир Васильев. Он заявил, что по тем данным, которые ему предоставил ФОМС, от пневмонии умерли примерно 460 человек. Сразу возник вопрос, почему глава региона ссылается на ФОМС, а не на данные оперативного штаба, который возглавляет Артем Здунов, председатель правительства Республики Дагестан. По идее, штаб ведь — источник проверенной информации.

Потом внезапно министр здравоохранения Дагестана, который был закрыт для СМИ и категорически отказывался отвечать на какие-то вопросы, дает интервью известному блогеру, журналисту и политологу Руслану Курбанову. И там рассказывает о том, что происходит в Дагестане. И называет совсем другие цифры: говорит о гибели 40 медиков, приводит отдельную цифру умерших от пневмонии — 650 человек. Эта история начинает будоражить массы, которые требуют действий.

Глава Дагестана Владимир ВасильевГлава Дагестана Владимир ВасильевYevgeny Philippov/Global Look Press

— Каких, например?

— Очень много общественников требовали ввести войска, например. Чтобы развернули госпитали, так как в больницах нет мест, не хватает медикаментов и оборудования. Врачи заболевают целыми бригадами. Грубо говоря, зашла группа врачей, лечила-лечила и сама заболела, выбыла из строя. Вот чтобы справиться с этими моментами, просили военных врачей, военные госпитали, подключить МЧС. Все это начало обретать серьезный политический окрас. Общество взбудоражено. Видимо, поэтому ситуация вылилась в то, что мы наблюдали — например, обсуждение происходящего в Дагестане с президентом России. Это уже признание того, что в Дагестане самая критическая ситуация.

— Это несоответствие реальных цифр и официальной статистики — по-вашему, сознательное занижение? Или результат, например, неразберихи?

— Вряд ли это неразбериха. В какой-то момент в социальных сетях появилась таблица, которая, видимо, была выгружена сотрудником министерства здравоохранения Дагестана или еще кем-то, кто имел доступ к данным по количеству заболевших COVID и пневмонией. В этой таблице с разбивкой по всем лечебным учреждениям Дагестана было указано, где сколько больных, выздоровевших, умерших. Мы, как могли, эти данные проверили — не все, конечно, но по основным городам. И они подтвердились. Это говорит о том, что минздрав и оперативный штаб имели на руках достоверную информацию, очень близкую к реальности. Но при этом информация сознательно не озвучивалась.

Мы предполагаем, что сыграла роль политика: власть стремилась скрыть свой провал. Система здравоохранения Дагестана была вообще не готова ко всему этому. Несмотря на то, что было финансирование, и федеральный центр быстро откликался на любую просьбу Дагестана. Если бы нужны были средства, федеральный центр был их выделил. Предполагаем, что наше руководство просто побоялось озвучить эти данные, показать свою неспособность и неэффективность. Но когда это выявилось, деваться уже было некуда, пришлось прибегать к помощи руководства страны.

— Какой эффект имело совещание по ситуации в Дагестане, которое провел Путин?

— Сама встреча с Путиным имела интересную внутреннюю структуру. Общество отдельно увидело выступление Васильева, спикера парламента Хизри Шихсаидова  и муфтия республики Ахмад Хаджи Абдулаева. Все три разные. Владимир Васильев старался преподнести сглаженную картину. Спикер в первую очередь интересовался внесением поправок в Конституцию — это вообще возмутило дагестанцев, вызвало массу острых и даже оскорбительных шуток в адрес спикера. А выступление муфтия оказалось на редкость жестким, потому что обычно представители официальных религиозных кругов Дагестана не любят рубить правду-матку. Обычно стараются говорить намеками, опосредованно, через третьих лиц или используя притчи, предания. Придерживаются правила «Понимающий поймет, знающий поймет». А здесь получилось так, что муфтий выступил как правдоруб и изложил реальную картину. Это сильно контрастировало с тем, что было озвучено другими, и добавило массового возмущения. Так что, когда обсуждали это совещание, то обсуждали в основном то, что сказал муфтий, а не президент.

В целом это мероприятие я оцениваю как запоздалое. Встреча запоздала на 7–10 дней. Сейчас в ряде больниц уже наблюдается спад поступающих больных. Уже достаточно много людей умерло, многие переболели, подлечились дома. Нагрузка на систему здравоохранения начала уменьшаться. Теперь разворачивать три госпиталя, пусть и с хорошим диагностическим оборудованием, — это уже запоздалая мера.

В Дагестане мы сейчас наблюдаем продолжение политических разборок между разными силами, каждая выясняет свою зону ответственности.

Никто не хочет отвечать за плачевные последствия.

После совещания у Путина в Дагестан прислали федеральную помощь, в том числе военных с их мобильными госпиталямиПосле совещания у Путина в Дагестан прислали федеральную помощь, в том числе военных с их мобильными госпиталямиПравительство Дагестана

— Вы сказали, что система здравоохранения Дагестана была плохо готова к эпидемии. Не могли бы вы немного рассказать об этой системе? В каком она состоянии? Насколько она современна?

— Объекты здравоохранения в более-менее крупных городах в относительно хорошем состоянии. Но в то же время даже в Махачкале хороших больниц не так много. Больницы в горной местности и в сельских районах, конечно, совсем другие. Это просто здания, в которых есть койки, а какое там лечение, какие там специалисты — это мало кому интересно. Даже крупный город Дербент, находящийся на границе с Азербайджаном, оказался не готов к пандемии. Несмотря на то, что олигарх Сулейман Керимов вбухал туда кучу денег в период пандемии. Покупал аппараты, медикаменты. Все, что у него просили, он предоставлял. Потратил примерно полтора миллиарда рублей. А потом оказалось, что техника стоит не установленная, и многое из купленного им просто не используется. Врачи из Минздрава РФ, которые приехали туда с проверкой, выяснили, что «красные зоны» вообще функционируют неправильно. Там не соблюдались правила безопасности.

Если судить по инстаграму главы Дербента, то выясняются кошмарные вещи. Оказывается, морг больницы находился просто в ужасном состоянии, у больницы нет резервных источников энергии, так что если где-то полетел трансформатор, то гаснет свет.

Ситуация везде разная. Где-то в больнице есть врачи, но не хватает медикаментов. Где-то есть медикаменты и аппаратуры, но катастрофически не хватает медперсонала. Есть больницы, где все эти проблемы разом, один врач на целое отделение и нехватка не только лекарств, но и еды для больных. Такие ситуации тоже есть.

И это в городах. А что происходит в горах — отдельная история. Яркий пример — в Гергебильском районе Дагестана (это два-три часа езды от Махачкалы) была катастрофическая ситуация в больнице. Там не было ни кислорода, ни врачей. Волонтеры и местные жители скидывались, сами ездили заправлять баллоны кислородом в Махачкалу. А это довольно много работы, потому что кислород заканчивается быстро. Врачей туда набирали просто по объявлению. Значительную нагрузку на систему здравоохранения — особенно покупку лекарств, средств защиты, оборудования — первое время на себя брали местные бизнесмены, политики. Объявляли сбор денег: нужно, например, купить лекарство «Актерма» и «Плаквенил». Эти препараты исчезли из фармацевтических сетей, но появились на черном рынке по очень высоким ценам. «Актерма» стоила 150–250 тыс. Объявляли сборы, чтобы можно было купить флакон тяжелобольному человеку. Кто имел средства, тот мог купить и поставить. У кого средств не было — в больнице он получить не мог. И это, на мой взгляд, тоже одна из причин высокой смертности.

— Как вам кажется, почему именно Дагестан стал территорией, где эпидемия коронавируса оказалась особенно жестокой?

— Первое время среди дагестанцев было развито ковид-диссидентство. Примерно 30–40% населения вообще не верили, что болезнь существует. Легко соглашались с тем, что коронавирус — это выдумка фармакологических компаний, которые хотят на этом навариться, или же кто-то хочет чипировать население, что это заговор мировых держав по переустройству всего в мире. В принципе, цифры статистики этому не противоречили. Люди видели, что заразившихся и больных вроде как немного. Требовали: покажите нам, кто болеет. Когда показывали, они говорили, что «больным» заплатили деньги. Так что первое время самоизоляцию мало кто соблюдал.

Потом довольно быстро наступил период отрезвления. Но тут дагестанцы оказались заложниками обычаев и религиозных обрядов. По нашим обрядам, когда умирает человек, к нему в дом приезжает много родственников, друзей, знакомых, чтобы выразить соболезнования. Примерная цифра, которая проходит через дом усопшего, — 500 человек. Это не значит, что они все приезжают разом, это растягивается на три-семь дней. Едут с разных концов Дагестана. Если умер человек в Буйнакске, к нему могут приехать из Южно-Сухокумска, это пять часов езды. Конечно, в условиях пандемии это разнос инфекции. Тем более когда человек выражает соболезнования, он жмет руку, обнимает. Женщины плачут, тоже обнимаются. Инфекция очень быстро передается. Взрыв заболевания, на мой взгляд, случился, когда пошли первые похороны больных от коронавируса.

Тут религиозным организациям и властям удалось провести широкую работу, убедить людей сидеть дома. Муфтият республики выступил с обоснованием того, что в такой ситуации соболезнования можно выразить по телефону. Ты ведь не только рискуешь своей жизнью, но и сам, не зная того, можешь являться переносчиком инфекции.

Кроме того, удалось убедить людей, хоть это и было болезненно, не собираться на коллективные пятничные молитвы. Были и другие вопросы, связанные с религиозным укладом жизни дагестанцев. Постепенно удалось добиться большей самоизоляции. Это дало свои результаты, перелом в этом наступил.

МахачкалаМахачкалаSerguei Fomine/Global Look Press

— Вы сказали, что сейчас ситуация пошла на спад. Что вы ожидаете в будущем? Будет ли в республике праздноваться Ураза-байрам, скажется ли это на ситуации с заболеванием?

— Есть опасения, что после празднования Ураза-байрам может произойти очередной всплеск заболевания. Традиция этого праздника — ходить друг к другу в гости, дети обегают соседей с пакетами, собирают подарки. Сейчас почти из каждого рупора звучат советы оставаться дома, не выпускать детей. Просят поздравлять друг друга по телефону, через мессенджеры, избегать личных контактов. Сейчас надо просто ждать и смотреть, как население к этому отнесется.

Пока ожидания невеселые: есть риск, что какой-то процент не послушает эти призывы. А для новой волны достаточно того, что процентов 10–15 будут праздновать. Главное, чтобы система здравоохранения была готова к этому. Если и сейчас, при таком внимании федеральных властей, при налаженных поставках техники и медикаментов, случится большая вспышка с большим количеством смертей, то я не знаю, что дальше ожидать.

— Каково сейчас положение Владимира Васильева, насколько он популярен в республике и влиятелен в элитах? Как эта ситуация сказывается на его позициях?

— До пандемии Васильев был чиновником, который обладал довольно высоким уровнем доверия в обществе. Наше издание время от времени проводит социологические опросы своих читателей на сайте. Предыдущий глава Дагестана Рамазан Абдулатипов в период своего правления редко когда набирал больше 5% доверия. Васильев же стабильно имел 24–27% доверия, это очень высокий результат. Но в период пандемии доверие к нему резко упало. Часто люди задавались вопросом: где Васильев, где [председатель правительства республики Артем] Здунов, где остальные? Бывало так, что в течение недели в соцсетях люди делятся известиями о больных и умерших, рассказывают о проблемах с вызовом скорой, говорят, что не могут получить врачебную помощь. А Васильева нигде нет. Не сообщается даже, проводит ли он какие-то совещания, встречается ли с кем-то, что он вообще делает? В этот период уровень доверия сильно упал. Сейчас примерно на одном уровне с Рамазаном Абдулатиповым. В таких чрезвычайных ситуациях, как оказалось, он ничего не может предложить. То же самое касалось и Здунова.

И Васильев, и Здунов — «варяги», так что общество легко соглашается с мыслью о том, что люди неместные, и для них не очень важно, что тут происходит. Грубо говоря, какое-то время они тут перетерпят и уедут к себе в Татарстан, в Тверь. Это добавило минусов руководству республику.

Артем Здунов, глава правительства Республики ДагестанАртем Здунов, глава правительства Республики ДагестанПравительство Дагестана

— Удается ли сейчас в Дагестане соблюдать режим самоизоляци, введен ли масочный режим? Сколько людей на улицах, работают ли организации, магазины?

— По-разному. Я сам живу в Буйнакске, это час езды от Махачкалы. Здесь режим изоляции соблюдается сравнительно неплохо. Людей на улицах немного, а когда был пик смертей, людей вообще было очень мало. Радует, что все чаще на улицах есть люди в масках. Наша семья, например, обязательно надевает маски, когда выходит на улицу. Перчатки, честно признаюсь, не надеваем, а маски — да, и того же требуем от родителей.

В Махачкале, судя по рассказам моих коллег и соцсетям, режим самоизоляции соблюдается довольно плохо. Все равно Махачкала остается деловым городом. Ряд учреждений продолжают свою работу. Те же больницы — у них есть персонал, который должен ходить на работу. Продуктовые магазины, в том числе крупные, продолжают работать. Аптеки, другие учреждения.

После выступления Путина на прошлой неделе, когда он заявил, что мы вышли на плато и постепенно будем выходить из режима самоизоляции, в Махачкале народ хлынул на улицы. На местном уровне власти не провели должной информационной работы, чтобы объяснить, что еще рано, надо остаться дома.

Сейчас Ураза-байрам, который обычно воспринимается как светлый, радостный праздник, не просто приходит, а надвигается как угроза. Сейчас в экстренном порядке на три-четыре дня закрывают рынки, перекрывают города. Вчера ночью появилось объявление, что сегодня будет полностью закрыт на въезд и выезд город Кизилюрт. Такая же картина в городе Каспийске, это полчаса езды от Махачкалы. В нашем Буйнакске закрыты рынки, места скопления людей. В ряде городов введен масочно-перчаточный режим.

ДербентДербентSerguei Fomine/Global Look Press

— За нарушение штрафуют?

— Конечно, особенно много штрафов в Махачкале. Там проблема усугубляется тем, что много самозанятых. У них нет постоянной зарплаты, что заработали за текущий день — то и могут потратить. Они вынуждены выходить и работать. Большой пласт людей остался без работы, без доходов. Например, водители такси и общественного транспорта. В Махачкале до пандемии, например, работали 3–5 тыс. водителей. Сейчас осталось человек 500. Целые семьи остались без доходов. Вся сфера услуг. Людям нужно кормить свои семьи, и даже понимая угрозу, они вынуждены выходить.

 

https://youtu.be/oGlt7lBKnvI

Источник: https://www.znak.com/2020-05-21/chto_proishodit_s_koronavirusom_v_dagestane_intervyu_zhurnalista_magomeda_magomedova

2
1035
1