Северная Корея: "пропагандистская игра" в кино и в жизни

Чем более одинокой и дикой окаменелостью уже, казалось бы, окончательно ушедшего в прошлое коммунистического миража человечества остается Северная Корея, тем выше к ней интерес со стороны окружающего мира.

Интерес этот сложный, в нем смешиваются и болезненное любопытство к "фрик-шоу", как нередко называют теперь северокорейское государство, и желание увидеть, вслед за не так еще давно столь же коммунистически несгибаемыми Китаем, Кубой или Вьетнамом, нет ли и тут первых робких ростков ослабления идеологического пресса и меняющегося социально-экономического уклада.

Ну и, далеко не в последнюю очередь, вполне обоснованный страх – ведь этот не поддающийся никакому рациональному пониманию режим обладает не только ядерными боеголовками, но и растущим арсеналом средств его доставки.

Попасть в КНДР по-прежнему невероятно трудно. Еще более трудно приехать туда со съемочной группой. Поэтому каждый новый документальный фильм, снятый в Северной Корее, вызывает неподдельный интерес.

Кино о Северной Корее

Огромную сенсацию произвел зафиксированный в 2013 году на пленку визит в КНДР знаменитого американского баскетболиста Денниса Родмана. К трем миллионам приближается количество просмотров на YouTube фильма "Десять дней в Северной Корее". В прошлом году российский документалист Виталий Манский снял картину "В лучах солнца", и его многочисленные интервью о пребывании в этой стране выходят под неизменным заголовком-цитатой "Там все – фейк".

Я уже не говорю о всемирном скандале, разразившемся вокруг попытки высмеять северокорейский режим в художественном кино. Кинокомедия "Интервью" Сета Рогена и Эвана Голдберга с изображенным в ней покушением на северокорейского лидера Ким Чен Ына вызвала в конце 2014 года такую реакцию, по сравнению которой протесты Казахстана по поводу "Бората" Саши Барона Коэна кажутся нежным поглаживанием по головке.

Снявшая "Интервью" компания Sony была подвергнута уничтожающей хакерской атаке, после чего долго не решалась выпустить фильм в прокат. Правительство КНДР поставило вопрос на рассмотрение в Генеральной Ассамблее и Совете Безопасности ООН. Стали поговаривать чуть ли не о начале в связи с этим военных действий.

Но даже этот все возрастающий поток кинопродукции о Северной Корее не ослабил интерес к вышедшему только что в британский прокат фильму испанского кинодокументалиста Альваро Лонгориа "Пропагандистская игра".

Image copyrightmetrodome distribution

Image captionИспанский кинодокументалист Альваро Лонгориа, отправившись в Северную Корею, попытался отставить все привычные представления и стереотипы и взглянуть на страну свежим взглядом

Для 47-летнего режиссера и продюсера это уже не первый опыт фиксации языком кинематографа радикальных коммунистических идей, как и реальных, пусть и полумифических, героев, пытавшихся эти идеи воплощать в жизнь.

Он был продюсером документального фильма Оливера Стоуна "В поисках Фиделя" и исполнительным продюсером художественного фильма Стивена Содерберга "Че".

Несмотря на такой послужной список, ему пришлось потратить больше года, чтобы добиться от северокорейских властей разрешения на съемку, да и то успех ему сопутствовал исключительно благодаря помощи соотечественника Алехандро де Беноса – единственного иностранца, работающего на правительство КНДР. Этот человек стал провожатым Лонгориа по Северной Корее и одним из самых интригующих и загадочных героев фильма.

Жесточайший контроль

Свою беседу с приехавшим на лондонскую премьеру фильма "Пропагандистская игра" его автором Альваро Лонгориа я начал с вопроса о том, что же, собственно, было предметом столь длительных переговоров с северокорейскими властями, предшествовавших началу работы над фильмом.

Альваро Лонгориа: Договаривались мы о маршруте нашего передвижения и об условиях, только с обязательным выполнением которых мне будет разрешено начать работу над картиной. Меньше всего мне хотелось приехать в страну и довольствоваться революционными памятниками и торжественными официальными празднествами, которые показывают большей части журналистов, которым удается попасть в Северную Корею. Как правило, никакой возможности непосредственного общения с северокорейцами у них нет. Мне же хотелось прямого контакта – это для меня было очень важно. Не менее, если не более, важно было добиться от них согласия не вмешиваться в содержание фильма, не контролировать то, что в конечном счете появится на экране.

Александр Кан: Ну а насколько жестким был контроль над вами непосредственно в процессе съемок?

А.Л.: Контроль был абсолютным. Мы не могли буквально шагу ступить без сопровождения гидов, более того, мне даже объяснили, что передвижение иностранцев по территории страны, даже внутри города, без такого сопровождения запрещено законом - и тут дело было даже не в том, что мы съемочная группа. Правило это распространяется на всех иностранцев без исключения – даже на самых обычных туристов. Единственное место, где ты можешь передвигаться самостоятельно – внутри отеля. Но уже даже ступить за его порог без гида невозможно – с этой целью гиды жили в том же отеле, что и мы. То есть они следили буквально за каждым нашим шагом. Сделать это не так сложно – иностранцев, приезжающих в страну, очень мало, присутствие их окружено невероятной паранойей. Даже звонок по телефону превращался в огромную проблему, не говоря уже об отправке электронного письма или выходе в интернет – это вообще вещи немыслимые.

А.К.: Были ли такие вещи, которые вы хотели снять, запрашивали разрешение на такую съемку, но вам в ней было отказано?

Image copyrightmetrodome distribution

Image captionНапичканная до предела оружием так называемая "демилитаризованная зона" на границе двух Корей - один из тех объектов, куда северокорейские власти охотно пускают журналистов

А.Л.: Правила или условия, в которые меня поставили, были очень простыми: можно снимать все время, но если вам велят остановиться, вы должны немедленно остановиться. Если вы не подчинитесь – у вас отберут снятый материал. В течение нашей десятидневной работы меня просили остановить съемку дважды, оба раза это было связано с военными объектами. Кроме этого, никаких препятствий и ограничений я не чувствовал. Мы даже могли навесить крохотную портативную камеру GoPro на автомобиль, и она снимала все, что попадалось нам на пути. Так что в итоге все оказалось куда более расслабленным и спокойным, чем я предполагал.

Нам даже удавалось отклоняться от заранее согласованного маршрута – то, что было намечено, оказывалось малоинтересным, и наоборот, вещи, заранее не предусмотренные, становились вдруг самыми ценными – как, например, посещение парка или церкви. Даже кооперативная ферма, на которой мы побывали, в первоначальном маршруте не значилась, и нам пришлось добиваться возможности туда попасть. А запланировали для нас музеи, границу с Южной Кореей – вещи вполне очевидные.

А.К.: И все же, хотя вы говорите, что свободы у вас было даже больше, чем вы ожидали, возникающая в вашем фильме общая картина северокорейской жизни складывается довольно радужная. Наверное, объяснение этому – жесткий контроль над вами. Были ли вещи – жесткие, неприятные, негативные, - которые вы за 10 дней пребывания в стране видели, но которые по тем или причинам не сняли, или же сняли, но они не вошли в фильм?

Великолепие пропаганды

А.Л.: Я понимал, что северокорейские власти попытаются и мой фильм обратить в оружие пропаганды, что мне будут показывать только самое лучшее, и решил свою слабость обратить в свою силу – показать пропаганду во всем ее великолепии. Но в то же время, отвечая на ваш вопрос, я не видел ничего такого, что этой пропаганде противоречило бы. Я не видел ни крайней нищеты, ни каких бы то ни было вопиющих нарушений прав человека.

Image copyrightmetrodome distribution

Image caption"Я хотел показать пропаганду во всем ее великолепии", - говорит режиссер фильма Альваро Лонгориа

А.К.: Вы рассказываете в своем фильме о скандале вокруг картины "Интервью" и приводите слова президента Обамы, который высказался в том духе, что если власти КНДР так реагируют на художественную картину, то трудно представить себе, что они станут говорить по поводу правдивого документального фильма о своей стране. Что же они говорят о вашем фильме? Получили ли вы какую бы то ни было реакцию?

А.Л.: Алехандро де Бенос полушутливо сказал, что в этом фильме мир впервые увидел, как северокорейцы едят мороженое, что уже само по себе неплохо. Он был доволен тем, что фильм, будучи острокритичным по отношению к КНДР, сумел передать точку зрения правительства и народа Северной Кореи. К критике, говорит он, нам не привыкать, но нам редко удается высказать свою позицию. Высказалось по поводу фильма и посольство КНДР в Испании. Они были не очень довольны фильмом, некоторые вещи в нем сочли неприемлемыми, заявили, что в Северной Корее фильм никогда показан не будет, так как он содержит клеветническую информацию.

А.К.: Отправлялись ли вы в Северную Корею с какими-то заранее подготовленными ожиданиями и заранее сформулированной позицией? В вашем послужном списке – фильмы о Че Геваре и Фиделе Кастро, которые позволяют предполагать вашу если не симпатию, то интерес к радикальной левой идее.

А.Л.: Ну, в первую очередь я должен сказать, что я не коммунист – если в ваших словах завуалирован этот вопрос. Мне чрезвычайно интересен с социологической точки зрения тот социальный эксперимент, который поставили в своих странах коммунистические режимы. И в этом смысле Северная Корея – место уникальное, в чистом виде результатов такого эксперимента в мире больше не осталось. Я ожидал увидеть намного более унылую и мрачную страну, ведь именно такое представление сложилось у нас всех о Северной Корее как в высшей степени милитаризированном, репрессивном режиме, люди в котором находятся под постоянным жесточайшим контролем государства и не способны ни на один самостоятельный шаг. Да, контроль такой есть, да господство пропаганды практически неограниченное, и люди не в состоянии свободно выражать свои идеи и взгляды, но в то же время, привыкнув к этим фундаментальным сторонам режима, ты с изумлением и даже шоком начинаешь видеть страну, которая живет каким-то подобием нормальной жизни.

Конечно же, никто из нас не хотел бы жить такой жизнью, но они живут.

"Фрик-шоу" и cтокгольмский синдром

А.К.: Ну а как изменились ваши представления о стране в течение тех 10 дней, которые вы там провели? В начале фильма вы приводите слова одного из западных специалистов, который называет Северную Корею "фрик-шоу", а в конце признаетесь – с изумлением для самого себя, - что и вы чувствуете себя почти убежденным тем, что вам довелось увидеть.

А.Л.: Именно так! Я сам стал жертвой этой пропаганды. Я почувствовал, что во мне просыпается знаменитый "стокгольмский синдром": ты постоянно окружен людьми, глубоко убежденными и глубоко преданными своей идее. Моей задачей не было заставлять их постоянно оправдываться, наоборот, мне нужно было, чтобы они чувствовали себя со мной свободно и расслабленно. Поэтому я нередко с ними соглашался: да, вот это просто замечательно, а это по-настоящему прекрасно. И скоро я почувствовал, как это начинает влиять на мое собственное восприятие, что я начинаю с искренней симпатией относиться к тому, что мне показывают, и все мои десятилетиями сложившиеся представления о том, что такое Северная Корея, постепенно растворяются. Да, пропаганда действует, могу сказать это на собственном опыте. При том, что я провел там всего несколько дней. А если ты живешь там всю жизнь?! Да, по возвращении мне потребовалось время, чтобы отойти от непосредственных впечатлений и подойти к фильму уже с холодной головой, беспристрастно, и не думаю, что фильм мой стал северокорейской пропагандой.

Image copyrightmetrodome distribution

Image captionБесплатное жилье - но без права выбирать, где ты можешь жить; беслпатная медицина - но при почти полном отсутствии лекарств; беслпатное образование - но при безраздельном господстве идеологических догм.

А.К.: Термин "фрик-шоу", употребленный в вашем фильме по отношению к северокорейскому обществу – не очень приятное и далеко не комплиментарное определение. Но оно все же очень далеко отстоит от обвинений в пытках, варварских казнях, массовом голоде, которые нам приходится постоянно слышать в адрес пхеньянского режима. Насколько справедливы, по вашему мнению, эти обвинения? Есть ли какие бы то ни было доказательства, помимо утверждений невозвращенцев и беглецов из страны, и в какой степени, по вашему мнению, этим утверждениям стоит доверять?

А.Л.: Как и вы, я в этом могу полагаться исключительно на мнения внешних специалистов по Северной Корее – и у нас в фильме эти мнения приведены. Вслед за ними я склонен верить тем, кому удалось бежать из страны и кто рассказывает о массовых казнях и пытках по отношению к любому проявлению инакомыслия и неповиновения. Все, с кем мне довелось говорить, признают, что в стране существует репрессивный полицейский режим, что любое сопротивление и даже несогласие безжалостно подавляется. Даже сами северокорейцы в фильме это не отрицают, они говорят о несогласных как о предателях, которые подвергнуты справедливому наказанию.

В то же время нет смысла отрицать – и это вполне логично, это часть игры, – что и против Северной Кореи тоже ведется пропаганда, и пропаганда эта акцентирует, выпячивает эти моменты, пытаясь представить страну так, что в ней ничего, кроме репрессий, нет. Не следует забывать, что в мире немало сил, не заинтересованных в преодолении этого дипломатического и политического противостояния. Конечно, открытого военного противостояния, которое, упаси бог, может перерасти и в ядерный конфликт, не хочет никто, но в сохранении статус-кво заинтересованы многие. И именно в этих интересах и работает антисеверокорейская пропаганда, на службе у которой оказались и некоторые сбежавшие от режима люди. Они тоже представлены у меня в фильме.

А.К.: С другой стороны, насколько мы можем доверять и северокорейцам, которых мы видим и слышим в вашем фильме? Выглядят и звучат они вполне искренне, но вот что заставило меня задуматься. Одно дело ваши официальные гиды, у которых из-под гражданских пиджаков так и торчат погоны, и которые, пусть и говорят по-английски, но говорят как-то деревянно, вымученно. Или же простые люди, к которым вы подходили на улице, – понятно, что они отвечают так, как должен отвечать идейно выдержанный гражданин КНДР. Но вот была с вами постоянно девушка, говорившая по-английски легко, бегло, с прекрасным американским акцентом. Что делают такие люди, как она? Не было ли вне кадра, в более расслабленной ситуации какого-то от них знака, сигнала, улыбки, подмигивания? Нечто вроде: ну мы-то, мол, понимаем, что на самом деле...

А.Л.: Нет, ничего подобного. Конечно же, все сопровождавшие нас гиды с их английским – сотрудники спецслужб КНДР. Они прекрасно подготовлены, и ни на секунду, ни на мгновение я не ощущал в том, что они говорят, или в том, как они себя ведут, ни малейшего признака колебания, сомнения или тем более какого-то потайного знака. Ну а если говорить о людях на улице, то да, они отвечают заученными фразами, но иногда возникало ощущение, что сам говорящий своим словам не верит. Ведь зачастую то, как говорят, важнее того, что говорят. И эта тонкость иногда заставляла предположить, что тебе просто дают нужный, правильный ответ на твой вопрос.

Загадка Алехандро Беноса

Image copyrightMetrodome Distribution

Image captionПреданный северокорейскому режиму испанец Алехандро Бенос - самый загадочный персонаж фильма

А.К.: Ну а ваш соотечественник Алехандро? Тут гораздо более сложный случай. Я так понимаю, что когда-то он был вполне искренним и идейным коммунистом. Однако таких в западном мире практически не осталось. Что он, по-вашему, по-прежнему верит в идеалы коммунизма, или же он просто приспособленец, удачно пристроившийся к властям КНДР в качестве рупора идей "чучхе" для западного мира?

А.Л.: Хороший вопрос. Да, немало людей в Испании думают о нем именно так, как вы сформулировали, – как о беспринципном приспособленце. Я провел с ним очень много времени, и мы очень и очень много говорили. И, знаете, я верю в его искренность. Понять и уж тем более объяснить эту его убежденность мне очень трудно, но выглядит это именно так. Я не видел в нем ни малейшего проявления слабости или сомнения, он всегда придерживается официальной линии и страстно ее отстаивает – даже в тех вещах, которые, как нам кажется, выходят за пределы здравого смысла. У него на все вопросы всегда есть ответ. Он никогда не признается, что мол, да, есть и у нас недостатки – он всегда любую мелочь сумеет объяснить и оправдать. Он - прекрасно обученная и подготовленная пропагандистская машина.

А.К.: А официальная должность у него есть?

А.Л.: Очень смутная, нечто вроде председателя Корейской Ассоциации дружбы. Он почетный гражданин и почетный член армии КНДР, он неофициальный представитель правительства, хотя официальной должности у него никакой нет.

А.К.: А дома у него вы были, как он живет?

А.Л.: Нет, дома у него я не был, надо сказать, что большую часть времени он проводит за пределами Северной Корее и живет как бы между Пхеньяном и Испанией. В Пхеньяне, насколько я понимаю, он живет в гостиницах, во всяком случае, пока мы были там, он жил с нами в одном отеле.

А.К.: Даже к концу фильма ваша собственная позиция остается до конца непроясненной. Вы как бы возвышаетесь над схваткой. И даже название вашего фильма "Пропагандистская игра" относится к двум сторонам. Ставите ли вы таким образом западную пропаганду против КНДР и северокорейскую пропаганду на одну доску?

А.Л.: Нет, ни в коем случае. Пропаганда действует с разных сторон, и сторон этих больше чем две. Для меня, как для режиссера, главная задача состояла в том, чтобы мой фильм сам не стал пропагандой. Я не считаю, что у меня есть моральное право выносить те или иные суждения о Северной Корее на основании того, что я снял о ней фильм. Я ни в коем случае не хотел преподносить зрителям готовые суждения, я хотел дать им информацию, чтобы выводы они делали сами. Конечно, свое мнение и свои выводы у меня есть, но я не хотел их никому навязывать.

А.К.: Ну и последний вопрос. Как ваш фильм приняли у вас в Испании, на Западе в целом? Была ли критика в ваш адрес? Не обвиняли ли вас в том, что вы пошли на поводу у северокорейского режима?

А.Л.: О, да! Когда я представлял фильм – всего лишь короткий пятиминутный синопсис - на фестивале в Торонто, реакция была по большей части очень агрессивная и враждебная. Мне говорили, что я поддался северокорейской пропаганде и сам стал ее орудием. Но когда фильм был завершен и показан на фестивалях, ничего подобного в свой адрес слышать мне уже не доводилось, фильм был воспринят с пониманием и симпатией.

Северная Корея всем нужна

Image copyrightmetrodome distribution

Image caption"Так бедные северокорейцы и влачат свое существование с замершими на лице гримасами восхищения своими лидерами" - Guardian

В заключение приведем фрагмент из рецензии на фильм "Пропагандистская игра", опубликованной британской газетой Guardian. Он раскрывает загадку феномена этой страны:

"Лонгориа не решается назвать все, что он видит в стране, "потемкинской деревней". Но он показывает, что в Северной Корее и в ее жителях есть что-то трогательное и даже трагичное. Запад сейчас направил всю свою ненависть на ИГ и "Аль-Каиду", а не на мелкую – несмотря на все свои ядерные испытания – Северную Корею. Китай поддерживает Северную Корею, потому что нуждается в буфере, отделяющем его от находящегося под американским контролем Сеула. Россия не хочет прекращения существования Северной Кореи, потому что боится единой проамериканской Кореи. Южная Корея боится объединения, потому что не хочет нести огромные расходы по интеграции. Так бедные северокорейцы и влачат свое существование с замершими на лице гримасами восхищения своими лидерами".