Почему судьбой России становится революция?

И в русской литературе роман о революции - это такое же задание, только не осуществимое до конца, потому что временем в России управляет её пространство, неподвластное человеческой воле, поглощающее непроницаемой долготой расстояний. Русские романы похожи на вселенные, в которых невозможно прийти к тому, что имеет свой конец. Время в них так и не обретает формы. По форме это как будто всё ещё устремлённые к своей конечной цели замыслы, то есть опять же некие метафизические пространства. Порой даже не воплощённые в реальности, но от этого не менее действительные, подлинные, как замысел "Жития великого грешника" у Достоевского, подчиняющий себе постройку "Братьев Карамазовых", или повести о восстании декабристов, которую задумывал и даже начал писать Толстой, а создал великий пролог к этому так и не осуществлённому замыслу. Русский роман - это всегда вопрос. Роман о революции должен быть тогда уж вопросом вопросов. Здесь творчество движется верой. Что такое Россия для Пушкина? Достоевского? Платонова? Это Гефсиманский сад. Для мира важно не то, что произойдёт с Россией и её народом, - а то, что должно произойти в России, на её земле и решит его судьбу. Вот он, главный вопрос... В это верили русские писатели, без этой веры не было бы русских людей, то есть самой России. Такая вера - это проявление особенной человеческой воли, обращённой в пространство, где время обретает форму вечности.

Важно понять, в каком же времени живёт русский человек? Здесь не мировая история, а история мира, сотворённого Богом, где всё происходящее - это свидетельство о событиях, приближающих Апокалипсис. Это движение времени, наполненное и вечностью, и трагизмом. Только мир Божий своим временем начинается для него как будто не от Адама с Евой, даже не от Рождества Христова - а с распятия Сына Человеческого. Русь вживается в мир, сотворённый Богом, и дремлет, пока не приходит время страданий. В духовном смысле, это гефсиманское время, наполненное трагическими предчувствиями, приготовлением к тому, что должно произойти: к таинству обретения новой жизни. Это время скорби и глумления, подвига и предательства. Это время смятения и борьбы в душах людей и для самого Спасителя - того, что взывает к своему Отцу: "Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?"

В церковном круге жизни - это время Страстной седмицы. Все его символы и события выявляются с беспощадным реализмом, потому что как никакое другое оно требует правды. Тот, кого встречали как Царя, не отрекается от Себя - от Него отрекаются. В понедельник в церкви звучат слова Христа о конце мира. Потом будут Великая среда... Великая пятница... Дни, что предшествуют воскрешению, восстанию из мёртвых. И завершат это время Его слова: "И вот, Я с вами все дни до конца века".

Для государства это время реформ, необходимость которых осознаётся нацией, ищущей путь к спасению. Преобразование государства и есть обновление национальной жизни. Но государство для русских - это кочующее вечное пространство, пределы которого неведомы. Есть только миф, как сказочное "тридевятое царство в тридесятом государстве". Поэтому главное государственное понятие - это Русская земля, cуществующая в небесных пределах. Поэтому с миром государственной власти, отсылая жалобы и мольбы, принимая милость и наказание, русский человек общается, как с небесной силой. Такая вера в высшую власть неизбежно порождает потребность в чуде, ожиданием которого начинает жить целая нация. То, что не смеют сделать для себя люди, должно сотворить всесильное божество высшей власти, но даже не в доказательство своей божественной сущности, а потому что другой - зависимой, пресной - её не приемлют над собой вовсе! Тут не ропот народный раздаётся сразу же - а топот, свист... Дай только слабину, государь, покажи сопли, слюни - размажут... Верят же в ничем не ограниченное могущество власти и как будто принуждают её быть сверхъестественной, не признающей над собой уже никаких законов, безумной в своих устремлениях... Это такая власть считается у нас сильной, которая ставит максимальные цели и для их воплощения использует максимальные средства. Но именно поэтому власть в России безбожна, поэтому она сама - источник всех наших исторических бедствий, создатель и вдохновитель всех революционных ситуаций... От Ивана Грозного до Ельцина все реформы в государстве Российском - это произвол власти... Она делает то, к чему народ не готов, что ему даже не понятно, и так, что поднимает его на бунт, который ею же потом с жестокостью подавляется, топится в крови... Или старую какую деньгу на новую обменяет, или веру какую старую на новую, так что всякой веры народ лишится... Или крестьян освободит так, что они, именно освобожденные, начинают хотеть смерти всех помещиков... Или объявит вдруг какую-нибудь "монетизацию льгот", проявит такое милосердие, когда все, о ком заботу проявила, её же в день этот один люто возненавидят... И скажет русский человек: нет правды... И начнёт он тогда её, правдушку эту, искать...

Когда ищут правду, справедливость, то спорят с Богом... Когда ищут защиты - умоляют Богородицу, к ней все мольбы... Казанская, Владимирская, Тихвинская, Абалакская, Фёдоровская... Поэтому столько их на Руси. Так бросаются к матери её дети, будто и страдающие потому, что оставлены, наказаны отцом... Русские видят себя распятыми под властью небес - и властью верховной, но волю свою передают земле. Страдающая, как будто распятая родная земля! Это не Мы - это Она страдает... Страдания за родную землю для русских - это и есть приготовление к обретению новой жизни. Страдая с ней, как её дети, надеются тогда уж обрести спасение, найти эту свою правду... Но в истории России таинство обновления надрывается расколом, погружает в безвременье, объемлющем в себе нескончаемую череду исторических эпох.

Это время, когда сами русские решают её судьбу, а выбор людей направляется только верой, потому что это выбор будущего.

Мы говорим уже о смутном времени русской истории. Смута порождается всеобщим отрицанием реальности, именно поэтому будущая, то есть возможная обновлённая, жизнь оказывается в сознании людей более подлинной, настоящей. Это время беззакония, принесённое жаждой справедливости, - и хаоса, в котором каждый вопит о порядке. Для всех и каждого оно-то становится временем страданий, но разрушение реальности, обрекающее на страдания, производится по воле самих же русских людей. По сути это саморазрушение, самоистязание, самоистребление, приводимое в действие только верой. Иначе сказать, нельзя заставить людей страдать, жертвовать собой, своей жизнью, если это не веление самой человеческой души. Россия крошится не под натиском завоевателей или стихийных бедствий, скрепленная этой душой, а когда дух человеческий подчиняется отрицанию. Этим отрицанием движет потребность не в истине, но опять же в чуде, то есть в немедленном её, этой истины, торжестве. Только так можно понять, почему обновлением в сознании русских людей оказывается учреждение Царства Божия на земле. И, главное, что в русском народе всегда было только это сознание, с отрицанием реальности и мечтой о новой жизни как о воскрешении из мёртвых, когда земля соединится с небом. Это сознание, исключающее всё бытие между смертью человека и концом времён. Русскими как будто и утрачено чувство времени, его реальности. Всё свершится, и через "великую пропасть" времени дано перескочить, если принять страдания и смерть! Это волевой отказ от продолжения истории, когда приготовление подменяется готовностью, а чудо - осознанной жертвой во имя достижения возможной новой жизни. Поэтому во всякую эпоху Россия гибнет... И во всякую эпоху нужно спасать Россию... То есть нужно прекратить её историю, чтобы возможным потом уж стало её спасение - воскрешение из мёртвых. "Отрицая Провидение и какой-то изначальный план, осуществляющийся в истории, человек себя здесь ставит на место Провидения и в себе видит своего спасителя", - пишет русский философ. Революция в России бессмертна, она смертью попирает смерть. Но как это в сущности непонятно... Что время обновления всегда у нас становится для народа временем тяжелейших страданий... Если путь к обновлению, то есть к спасению, пролегает через страдания и смерть - это уже Голгофа. Это не что иное, как национальный порыв к святости... Массовое и кем-то уж всегда хорошо организованное переселение на тот свет - туда, где небесная родина и всё давно уже обустроено. Заброшенность, тоска, пустота - всё, что окружает здесь и сейчас, не должно ни пугать, ни удивлять, потому что это жизнь внешняя, ничего уже не значащая.

Это время страданий, само как распятое, бездвижно повисло над Россией... Как на небо уйдёт ещё один стон несчастного, замученного, оставленного... Ещё одного, на крови которого и на болотах или уже в вечной мерзлоте что-то строилось, но так и не построилось... увязло, бездарно пропало. Оно, очередное светлое будущее. Третий Рим... Окно в Европу... Коммунизм... Капитализм... Демократия... Возвращалось всегда, будто с небес на землю, разбитое корыто. История пятилась. Пятимся - и это очень русское словцо, наш обратный путь... Свой крест, умывшись кровью, тащим обратно, чтобы всё начать с начала...

Очередная утопия произвела на свет ещё больше уныния, неправды, страданий... Утрачивается вера в себя, в свои силы. Но почему же все пути к обновлению ведут в России в никуда и к бессилию? Ответа никто не даст, его-то и нет - ответа на этот, главный, вопрос... Что он духовный и решение его может быть лишь духовным - это всё даёт понять. Что мы накопили - этот вопрос для нас важнее, чем тот, когда мы думаем, что ещё разрушить и обновить. Сохранит нас то, что мы сами же сохраним... Спаси и сохрани - эти слова должны быть обращёнными в России от человека к человеку. Само это пространство пока что невозможно было обновить, оно так огромно. Всё сильное тут слабеет. Всё умное тупеет. Объять его умом, действительно, невозможно. Хотя бы подсчитать всё, что есть, и управлять - нужны миллионы маленьких государственных начальников, превращающих в абсурд саму идею управления, а народ свой же - в скотинку. Порядок у нас не имеет ничего общего с таким понятием как "прилично", "порядочно". Зри сразу в корень - "ряд", "строй", "линия". Подровняют под эту линию, если начнут порядок наводить, не считая голов. Сколько ещё дано нам самим в общем-то терпения? Россия как бы сама же стирала со своего пространства европейские дворцы, православные храмы... Потом строилось на этом фундаменте новое... Санатории - для трудящихся, тюрьмы - для врагов народа... Теперь на месте тюрем - cнова возрождаются монастыри... Но где были санатории, заводы и сколько уж всего народного - руины... Где можно было купить хлеб - устроились на каждой улице казино... Но скоро вдруг исчезнут... Дали приказ... Исчезнут, а что же устроится на этот раз на том же самом месте? И есть ли наконец-то ответ: для чего, для кого?

Эта огромная страна - фундамент, который для того и готовили, строили, чтобы выдержал какую-то такую же, почти небесную мощь, но воздвигли на нём безбожную власть, загибшую в своей бессмысленности. Теперь нашли применение - или это уже почти последнее спасение - нефтяные вышки. Фундамент уже дал трещины... И остов этого пространства остался, уже только остов. Можно сказать, что сама земля ушла из-под ног, меньше стало её, земли. Может быть, в этом есть воля самого нашего пространства. Оно сузилось. Оно как бы устало от наших бесплодных попыток что-то построить, но для этого разрушив. На Русской земле могут бороться главные для мира идеи - и побеждать, воплощаться в жизнь, обретать свою реальность. Но что земля выдержит, вынесет?

Мы же знаем это - всё на земле разрушается без любви.