Евгений Евтушенко и \"дух Эльбы\"

Знаменитый поэт дал интервью Русской службе «Голоса Америки».

Сергей Москалев: Евгений Александрович, кажется, все награды из возможных вами уже получены, даже Нобелевскую медаль вам вручили.

Евгений Евтушенко: Да, но это не Нобелевская премия, на которую я, кстати, был номинирован два раза. Моя деятельность была отмечена Нобелевской медалью Людвига Нобеля (изобретатель и меценат, старший брат и деловой партнер Альфреда Нобеля). Медаль Людвига Нобеля - российская премия.

С.М: Награду вы получили в прошлом году, а вот сейчас стали лауреатом премии Фонда американо-российского сотрудничества. Что это значит для вас?

Е.Е.: Дело все в том, что я принадлежу к тому поколению, которое было воспитано в «духе Эльбы». Когда-то я был принят президентом Никсоном - в 1972 году, перед его важной поездкой в Россию. Никсон сказал мне, что ему для выступления по советскому телевидению предоставили двадцать минут прямого эфира.

«Как вы считаете, - спросил Никсон, - о чем должен прежде всего говорить американский президент с русским народом, с чего начать, чтобы достигнуть взаимопонимания?»

Я ответил ему: «С духа Эльбы», - и увидел на его лице удивление. Киссинджер, присутствовавший при разговоре, уточнил, что Эльба - маленькая речка, где встретились американские и русские солдаты в конце Второй мировой. «Понимаете, - возразил Никсон, - прошло столько времени - это был 72-й год, - неужели все это так важно для России сейчас?»

«Мистер Президент, - сказал я, - вы знаете, что у нас почти невозможно найти семьи, где кто- то бы не был потерян?» Я назвал ему цифру, тогда официальную - двадцать миллионов. Между прочим, Киссинджер добавил: «Больше». Сейчас, действительно, официальная цифра - двадцать семь миллионов. Никсон был потрясен. Я удивился немножко, что он, будучи профессиональным политиком, этого не знал, но, надо отдать ему должное, когда он приехал в Россию, он начал именно с этого и посетил - по моей рекомендации - Пискаревское кладбище. И это был шаг. Так вот, я полон «духа Эльбы», я всегда нес его в себе. Все мое поколение выросло с этим. И для меня полученная награда означает то, что я сделал для установления взаимопонимания наших двух великих народов. Эта награда очень важна для меня.

С.М.: Евгений Александрович, вы по-прежнему преподаете в Америке?

Е.Е.: Да, я преподаю в Америке, но я преподаю не за счет отторгновения от собственного народа. Наверное, ни один человек столько не ездит по глубинке, столько не пишет о России, о ее наболевших проблемах, как я. И вот это существование в двух системах позволяет многое понять - и недостатки, и достоинства друг друга. И студенты мои, которые изучают и русскую литературу, и русское кино - это уже совсем другие американцы. Они себе никогда не позволят снисходительного или пренебрежительного или, скажем, боязливого отношения к России. Так что я воспитываю новое поколение американцев, и я этому рад. То же самое - и в России: на моем юбилейном вечере в «Олимпийском» было двенадцать тысяч человек и, согласно опросу, 70% было до 25 лет. Так что сил еще хватает.

С.М.: Ну да, известно ведь, что Роберт Кеннеди как-то давно сказал вам, что если бы вы жили в Америке, то имели бы хорошие шансы стать президентом?

Е.Е.: Это он, конечно, шутливо сказал, имея в виду то, что мне не нужно учиться быть харизматичным, мол, я могу разговаривать одновременно на языке, который не будет банален как для высоколобых интеллектуалов, так и понятен совсем простым людям. «Это редкое качество», - добавил он.

С.М.: Кажется, впервые вы были в Америке в 1961 году. Потом вы не раз «клеймили» Америку, не раз хвалили, вас цитировали даже американские президенты - и Клинтон, и Буш-старший... Как это все сплетается в вашей судьбе?

Е.Е.: Ну, я не клеймил Америку, я критиковал американскую правящую верхушку за то, что, например, в Америке был убит президент страны, за то, что были совершенно неоправданные войны, вторжения, в частности, на Кубу.

Я очень хорошо знаю начало кубинской революции. Ведь американцы сами сделали из Кастро коммуниста, которым он никогда не был. Политбюро тогда запросило мнение кубинской компартии о Фиделе Кастро, и те дали ему резко отрицательную характеристику. Просто Хрущев влюбился в Фиделя: в глазах Хрущева, человека из бедной семьи, в образе Кастро была романтика мировой революции и в какой-то степени оправдание жизни самого Хрущева.

С.М.: Евгений Александрович, вы автор крылатой фразы «поэт в России - больше, чем поэт». Насколько эта фраза сегодня актуальна?

Е.Е.: Эта фраза актуальна не только в России. В Вашингтоне есть памятник Пушкину. Вот сейчас в Москве открыли памятник Уолту Уитмену. Уитмен был больше, чем просто поэт. И, несмотря на разницу во времени, поэты сошлись, помните, как писал Пушкин: «Когда народы распри позабыв, в единую семью объединятся». И такой же месседж, всечеловеческий, послал Уитмен. Он был услышан в России, когда написал свое замечательное письмо русским. Кстати, если говорить об американских поэтах, то была, например, создана целая антология стихов против вьетнамской войны. И американская интеллигенция принимала в этом самое горячее участие.

С.М.: Что впечатлило вас в Америке, когда вы побывали здесь впервые?

Е.Е.: У нас ведь тогда в СССР не было почти никакого протестного движения, только по стихам... так, разбросано. Когда я приехал первый раз в Америку, я увидел здесь марши мира - Мартина Лютера Кинга, доктора Спока, шагающих в колоннах. Это было время подъема гражданского духа в Америке. Я очень был этим вдохновлен. И у нас складывались очень хорошие отношения с американскими писателями, мы не давали вступать на тропу ненависти нашим обществам.

С.М.: Но ведь сейчас подобные встречи не проходят?

Е.Е.: Я говорил с нашим послом, я считаю - и всегда нахожу очень хороший отклик в университетских кругах - нам нужно возобновить регулярные ежегодные встречи лучших, крупнейших американских писателей с крупнейшими русскими. Мы должны говорить о мире, который нас объединяет.

К сожалению, после 91-го года, при Ельцине - а он не мог, просто в силу своего образования, понимать важность общения интеллектуалов - эти встречи прекратились. Мы должны возобновить их, тем более что еще ржавые осколочки железного занавеса сидят в некоторых глазах и у наших нацпатриотов, и у некоторых американских правых, которые до сих пор не могут понять тех огромных изменений, что произошли в мире. Америке с Россией нечего делить, у нас достаточно и территорий, и морального потенциала, чтобы развиваться вместе, а не ссориться по частным поводам.

С.М.: Антиамериканизм в России... рикошетом это задевает и вас - русского поэта - американского профессора?

Е.Е.: Ну конечно. Есть такие люди... Даже один мой коллега - не хочу называть его фамилии, - его спросили о месте Евтушенко в поэзии, и вдруг он сказал такое, я думаю, что сейчас бы он взял свои слова обратно - ну, мол, ведь Евтушенко теперь живет в Америке! Понимаете, тут есть элемент отношений писателей друг к другу...

С.М.: А все-таки, истоки антиамериканизма в России?

Е.Е.: В России всегда были традиционно два направления: славянофилы и западники. Славянофилы 19-го века ссорились и спорили по вопросам местоположения мировой культуры в России. Они говорили, что Россия должна быть более закрытой, развиваться в чисто национальных традициях. Пушкин решил эту проблему абсолютно правильно, дав нам прекрасную модель русского человека. Пушкин был одновременно и славянофилом, впитав все традиции русской поэзии - исторические, фольклорные и гражданские, и в то же время он взял то, что было лучшее в западной культуре. Он был и славянофилом, и западником одновременно. Одно другому не противоречит. Сейчас, в сегодняшней ситуации, не может быть настоящего писателя, для которого патриотизм только узко национален. Сейчас узко национальный патриотизм становится тупиком. Об этом я и стараюсь говорить в своей поэзии, во след Пушкину и Уитмену, несмотря на то, что я считаю себя их скромным учеником.