Воспоминания вышедшего из ада

На модерации Отложенный

Свои мемуары бывший узник Освенцима Сэм Пивник написал незадолго до 90-летия. В беседе с DW он поведал о том, почему только сейчас решил рассказать о Холокосте.

Сэм Пивник (Sam Pivnik) был подростком, когда его вместе с родными депортировали в Освенцим. Родителей, сестер и братьев убили в концлагере сразу после их прибытия. Сэму удалось выжить. Об ужасах Холокоста он рассказывает в своих мемуарах. Но почему эту книгу бывший узник лагеря смерти написал только сейчас, спустя много лет после войны, на пороге своего 90-летия? Этот вопрос задала ему корреспондент Deutsche Welle.

Deutsche Welle: В своей книге вы рассказываете о пережитом в Освенциме, о геноциде евреев и о том, как складывалась ваша жизнь после освобождения из концлагеря. Почему вы решили издать эти мемуары только сейчас?

Сэм Пивник: В первое время после войны наши истории никого не интересовали. Писать воспоминания я начал после того, как мой близкий друг Дэвид Бройер-Вайль убедил меня в том, что я просто обязан рассказать людям свою историю. Это было в 1999 году. Но я не писатель. И мои мемуары заинтересовали солидные издательства только после того, как в 2011 году меня познакомили с литератором Мейрионом Джеймсом Троу, который помог мне профессионально написать книгу.

- Ваша история начинается в польском Бендзине - городе, в котором вы родились и который находится примерно в 50 километрах от Освенцима, где нацисты создали один из самых больших концлагерей. Что вам было известно тогда об этом лагере смерти?

- Мне вспоминаются поезда, проходившие через наш город – эшелоны, состоявшие из  теплушек - вагонов для перевозки скота, с крошечными окнами, в которых можно было разглядеть растерянные, выражавшие страх лица женщин и мужчин с длинными бородами. До меня доходили также слухи о том, что неподалеку от нас находится лагерь смерти. По-моему, кто-то даже говорил нам, что там содержатся советские военнопленные.

Ходили и другие, более страшные, слухи, но мои родители отказывались им верить. В их представлении это было немыслимо и абсурдно - чтобы люди могли пойти на сооружение бойни для уничтожения других людей в промышленных масштабах. Мои родители были порядочными людьми, и у них в голове не укладывалось, что эти слухи могут соответствовать действительности – до тех пор, пока они сами не попали в газовую камеру в Освенциме.

- Вам, наверняка, тяжело вспоминать о тех страшных событиях?

 

Сэм Пивник в юные годы

- Эти воспоминания по-прежнему причиняют острую боль, пусть даже я уже не могу точно воспроизвести некоторые детали. Если на ваших глазах творились зверства, такое не сотрется из памяти никогда. Я прикладываю все усилия к тому, чтобы не думать о некоторых вещах, но это трудно. Если у вас на глазах человека бьют по голове так, что она превращается в кровавое месиво, вы запомните это навсегда.

Ни один из тех, кому довелось столкнуться с описанным в моей книге персонажем по имени Карел Курпаник, не сможет его забыть.

Это был садист, никогда не упускавший возможности проломить кому-нибудь голову, а созерцание медленной смерти доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие. В условиях лагеря чувства притупляются, а боль вытесняется куда-то в подсознание. Но годы спустя она возвращается в виде ужасных кошмаров, которые до сих пор преследуют меня по ночам. Эти воспоминания останутся со мной навсегда.

- Вы так и не вывели татуировку с лагерным номером 135913, которую вам выкололи на руке в Освенциме…

- Я знаю, мне не следовало бы бравировать этим. Но речь идет о номере, какие накалывали узникам в первые годы существования Освенцима-Биркенау.

Я знаю очень немногих переживших Освенцим людей, у которых номера ниже, чем мой. Считается, что чем ниже номер, тем больше страданий человек перенес. Конечно, это не всегда соответствует действительности, но, признаюсь, я испытываю некоторую гордость за то, что у меня этот номер.

- Работая над книгой, вы провели большую исследовательскую работу, чтобы дополнить свои личные воспоминания фактами. Почему это было так важно?

- Мне довелось увидеть самое ужасное, на что способен человек. И я хотел понять сущность этого феномена. Мне было важно представить события, очевидцем которых я стал, в более широком политическом контексте. Я пытался вместе с читателем понять: как могло измениться общество, чтобы оно стало способно на подобные вещи. Ведь чтобы такое предотвратить, важно вовремя выявить соответствующие признаки. Иначе будет слишком поздно.

- В своей книге вы рассказываете об Альфреде Росснере (Alfred Rossner) – немецком управляющем конфискованной у евреев фабрики в Бендзине. Он выдавал евреям, в числе которых были и ваши родные, справки о важной для фронта работе на фабрике, чтобы спасти их от депортации и смерти. Выходит, и в такое ужасное время можно было оставаться человеком…

- Именно так. Я на всю жизнь благодарен Альфреду Росснеру. Благодаря ему наша семья намного дольше оставалась вместе, чем многие другие семьи. Я обязательно хотел воздать ему должное. Помимо него, были и другие люди, которые помогали нам, евреям, рискуя ради этого своей жизнью – например, Киллов, которому принадлежала мебельная фабрика, на которой работал я, а также его управляющий господин Хойбер. Они спасали меня так долго, как это было возможно.

- Вы – один из последних живущих свидетелей Холокоста. Что вы испытываете, передавая новым поколениям память и уроки Холокоста? Вы считаете это своим долгом, или это все-таки бремя для вас?

- Я бы не стал называть это бременем. Я никогда не был женат, у меня нет детей. Я не слишком многого достиг в жизни. И я рад, что написал эту книгу, поскольку таким образом передал людям нечто, имеющее непреходящую ценность. Ну, а от того, что книга оказалась такой популярной и переведена на несколько языков, я в своем преклонном возрасте испытываю чувство удовлетворения. Но самое важное - то, что сохранится память о моих любимых родителях, братьях, сестрах и о таких смелых людях, как Росснер, Киллов и Хойбер.