Алексей Исаев: \"Неизвестный 1941-й\"

Печальная дата 22 июня заставляет вспомнить о том, сколько вопросов до сих пор рождает история начала Великой отечественной войны. Почему Кремль игнорировал сообщения разведчиков о подготовке Гитлером нападения на СССР? Как помог советским военачальникам опыт Гражданской войны? Чем в действительности была советская кавалерия в 1940-е годы? Как оценивали сами немцы сопротивление советских войск в июне 1941-го? Глубокая апатия и бездействие Сталина в первую неделю войны - миф или реальность?

Свой взгляд на эти и другие важные вопросы нашей истории обозревателю Рабкор.ру Михаилу Нейжмакову представил автор книг на военно-историческую тематику (в том числе «Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг», «Антисуворов. Десять мифов Второй мировой»), соавтор сценариев документальных фильмов о Великой отечественной войне, сотрудник Института военной истории Министерства обороны РФ Алексей Исаев.

Алексей Валерьевич, давно принято считать, что советские разведчики задолго до начал войны представили Сталину подробные и обоснованные доказательства подготовки Германии к нападению на СССР. По мнению некоторых публицистов, Москве уже в декабре 1940 года стало известно о «Плане \"Барбаросса\"». Насколько это соответствует действительности?

Это ни в коей мере не соответствует действительности. Информация от разведчиков поступала размытая и неопределенная, в частности возможные сроки германского нападения варьировались в широких пределах и реальная дата 22 июня была названа тогда, когда времени на адекватную реакцию уже не было.В какой-то мере это объяснялось тем, что сами немцы приняли строгие меры по обеспечению скрытности подготовки к «Барбароссе». До определенного момента сосредоточение немецких войск могло быть интерпретировано как «выстраивание оборонительного пехотного заслона на востоке перед высадкой в Англии». Только в последнем, пятом эшелоне переброски войск на границу с СССР были выдвинуты танковые дивизии.

Вместе с тем следует отметить, что серьезным недостатком в работе советской разведки была слабая аналитическая работа. Полученные данные транслировались «наверх» в сыром виде, без анализа. Действительно серьезные аналитические записки, в частности записка военного атташе в Берлине В.И.Тупикова, просто терялись в общей массе информации. При этом и Тупиков в апреле 1941г. не называл точной даты вторжения, он написал: «Сроки начала столкновения - возможно, более короткие и, безусловно, в пределах текущего года».

Ни о каких выкраденных из сейфов планов «Барбаросса» на этом фоне не могло быть и речи.

Первые месяцы Великой отечественной войны часто ассоциируют с «повальным бегством советских войск». Считается, что советские части не могли всерьез повлиять на продвижение сил «Вермахта». Насколько можно понять, в недавно увидевшей свет Вашей книге «Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг» Вы спорите с этим стереотипом?

Действительно, в массовом сознании присутствует миф о многочисленной и хорошо вооруженной Красной армии, которая буквально рассыпалась под ударами немногочисленных немецких танковых соединений. Однако, если мы обратимся к немецким документам, которые писались в реальном июне 1941г. (а не к мемуарам, написанным спустя десятилетия после проигранной войны), то мы увидим такие слова, как «упорное сопротивление», «большие потери противника убитыми», «мало пленных».

Вторгшиеся на территорию СССР три группы армий вермахта имели на направлениях главных ударов значительный перевес над противостоящими им соединениями приграничных особых округов. На 22 июня 1941г. в бой могли вступить примерно 40 советских соединений, а атаковали их более 100 немецких дивизий, танковых и пехотных. Результаты такого столкновения нетрудно себе представить.

При написании «Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг» мне пришлось много обращаться к немецким источникам, как документам, так и исследованиям. Просто ввиду того, что документов частей и соединений Западного фронта по июню 1941г. сохранилось немного. Даже меня, человека, который не первый год исследует события 1941г., поразили многочисленные эпизоды энергичного и продуманного сопротивления окруженных под Белостоком советских войск.

Многие публицисты говорят о «переоценке роли кавалерии» советским военным командованием и даже организованных им «конных атаках с шашками против танков». Насколько это соответствует действительности? Как можно оценить роль кавалерии в этой войне?

Кавалерия 1941г. была скорее ездящей на лошадях пехотой, нежели классическими конниками с холодным оружием. Это была своего рода «мотопехота для труднодоступной местности». Езда на лошади требовала хорошей физической подготовки, и поэтому кавалерийские соединения отличались хорошей выучкой и высоким боевым духом. Именно поэтому кавалеристы одними из первых пополнили ряды советской гвардии. К 1945г. все семь имевшихся в Красной армии кавалерийских корпусов имели гвардейское звание.

Атаки в конном строю были скорее редким исключением, чем правилом. Они применялись при ударах по деморализованному и отступающему в беспорядке противнику. В частности, один такой документально подтвержденный случай относится к операции «Уран» под Сталинградом в ноябре 1942г. Тогда конники из 8-го кавкорпуса рубили в конном строю бегущих румынских пехотинцев.

Желая подчеркнуть некомпетентность советских военачальников в начале Великой Отечественной войны, исследователи часто пишут о том, что те переносили тактику Гражданской войны на конфликт с гитлеровской Германией. Вы в своих работах наоборот подчеркиваете, что опыт Гражданской войны оказался востребован в ходе Великой отечественной. Почему Вы так считаете?

Когда говорят о переносе опыта Гражданской войны в СССР в Великую Отечественную часто забывают о том, что он был очень разноплановым. Известными нам по фильмам и популярным книгам конные лавы, бронепоезда и тачанки были лишь одной из страниц той войны. Куда менее известным, но вместе с тем более востребованным опытом был опыт спешного строительства армии. Когда в считанные недели, в лучшем случае месяцы формировались и вооружались новые части и соединений. Опыт этого строительства, на новом витке развития, был востребован в 1941 г. Именно вновь сформированные дивизии и бригады спасли СССР от разгрома. Именно они оказывались на пути немецких танков к Москве и Ленинграду.

В большинстве современных художественных фильмов о войне политработник предстает карикатурным персонажем, трусливым человеком и абсолютно лишним лицом на линии фронта. Насколько такой образ близок к действительности?

Разумеется, как в среде комиссаров, так и в среде командиров частей, соединений и объединений Красной армии можно было встретить разных людей. Карикатурных персонажей среди них тоже можно было найти. Однако по линии политического руководства также шел поток информации, дублирующий и уточняющей ту, что шла по линии военного командования. То есть командиры и командующие имели возможность сопоставлять сведения по военной и по партийной линии и принимать решения, опираясь на больший объем информации. Более того, иной раз политдонесения оказываются более информативными с точки зрения понимания происходивших событий, чем скупые оперсводки. Практика эта оказалась в ходе войны востребована и даже углублена: Генеральный штаб Красной армии ввел должность офицеров Генштаба в войска, докладывавших о состоянии войск и ведении операций.

Кроме того, следует отметить, что не все политработники были гражданскими партийными руководителями без соответствующего образования и опыта. Были среди них такие люди как комиссар И.З.Сусайков, легендарная личность, герой обороны Борисова в июле 1941г. Он по образованию был танкистом и возглавлял Борисовское автотракторное училище не как партийный руководитель, а как специалист. Впоследствии он был членом Военного совета Брянского, Воронежского, Степного и 1-го Украинского фронтов.

Нельзя не сказать также о том, что в 1944г. своего рода «комиссары» появились в вермахте. Это были так называемые «офицеры по национал-социалистическому руководству». Этот факт можно интерпретировать как признание противником небесполезности института комиссаров.

В качестве примера тактики советского командования, обрекавшего своих солдат на «бессмысленную гибель», обычно приводятся контрудары против наступающих сил «Вермахта» в первые дни войны. Действительно ли такую тактику можно считать бессмысленной?

Контрудары всю войну были необходимым элементом обороны. Немцы, чей авторитет как военных профессионалов не вызывает сомнений, практиковали контрудары вплоть до последних месяцев и дней войны. Более того, широко известные успехи вермахта в обороне были достигнуты именно контрударами. Так, именно контрудар Манштейна, проведенный силами танкового корпуса СС в феврале-марте 1943г., привел к потере только что освобожденного Харькова и остановке продвижения Красной армии на запад. В августе 1943г. контрудары в районе Богодухова и Ахтырки позволили немцам восстановить целостность рассыпающегося фронта группы армий «Юг» под Курском во время контрнаступления советских войск. Контрудары подтянутых к Варшаве резервов позволили немцам в августе 1944г. предотвратить освобождение польской столицы и стали прикрытием разгрома варшавского восстания. Другой вопрос, что не всегда был виден немедленный эффект от наносимых контрударов. Однако они вынуждали останавливаться, отвлекать дополнительные силы на защиту флангов. Контрудар под Сольцами в июле 1941г. почти на месяц отложил потерю Новгорода и замедлил бег 4-й танковой группы к Ленинграду. Контрудары под Оратовым и Животовым оттянули окружение 6-й и 12-й армий под Уманью. Удары по немецким частям под Ельней в конце июля 1941г. отложили замыкание кольца окружения вокруг 16-й и 20-й армий под Смоленском. В каждом из этих случаев немцы теряли время, которого в итоге не хватило под Москвой, Ленинградом и Ростовом. Такие примеры можно приводить долго. Если попытаться кратко сформулировать основную идею практики контрударов, то можно сказать так: «Контрудар - это способ использования войск там, где мы сильны, а противник потенциально слаб». Перемещения войск не происходят мгновенно. Поэтому, если танковое соединение в точке «А», далеко не всегда его можно использовать в точке «Б», где противник нанес неожиданный удар (хотя практика «армирования» обороны танками тоже имела место). Однако это танковое соединение можно использовать для удара по флангу нацеленной на точку «Б» группировки противника. Причем фланговый заслон будет очевидно слабее ударной группировки противника.

Давно установилось мнение, что советские военачальники абсолютно не считались с потерями своих войск. Такое обвинение современными авторами часто предъявляется, например, маршалу Георгию Жукову. Обоснованно ли такое мнение?

Нет, не обосновано. Более того, имеются документы, в которых Г.К.Жуков прямым текстом требует от своих командующих армиями беречь людей. Не подтверждается тезис об особой «кровавости» Жукова и статистикой. Удельные потери объединений, которыми он командовал (т.е. отношение потерь к численности войск, понесших эти потери), оказываются ниже, чем у его соседей в тот же период времени.

Если даже предположить, что у советских военачальников не было никакой моральной ответственности за доверенные им жизни людей (что очевидно не так), беречь людей имело смысл из сугубо практических воображений. Если дивизия, армия, фронт понесут большие потери сегодня, то с кем воевать завтра? С кем освобождать новые города и получать ордена, расти по карьерной лестнице. Очевидно, что лучший карьерный рост будет у того, кто успешнее наступает и обороняется и требует меньше пополнений. Пополнения с неба не падают, через Красную армию, НКВД и другие формирования СССР во время войны прошли 34 млн. человек, через вооруженные силы Германии - около 20 млн. человек. Воевать, не считаясь с потерями, при таком соотношении людских потенциалов затруднительно.

Исключений тут быть не могло. Никакая близость к вождю не могла заменить успехов на фронте. Высоко поднявшийся до войны Тимошенко, в июне 1941г. он был наркомом обороны, был без особых колебаний смещен Сталиным за ряд неудач в июле 1942г. и закончил войну на второстепенном направлении.

Критики Жукова и других полководцев часто подходят к ним с неверными критериями оценки. Жуков мог быть не самым приятным в общении человеком, но он был военным гением. Гении же часто оказываются трудными в повседневном общении людьми. Он мог раздражаться, когда его подчиненные не понимали очевидных для него вещей и не видели очевидных для него решений в бою и операции.

Первые месяцы Великой отечественной войны часто ассоциируются с использованием заградотрядов, которые должны были остановить отступление советских войск. Среди стран-участниц Второй мировой войны такую тактику применяли только в СССР?

Некие механизмы борьбы с дезертирами имелись у всех воюющих сторон. Недавно я был в городе Зеелов и мне рассказывали, что в апреле 1945г. одна из улочек этого немецкого городка стала «аллеей висельников»: немецкое командование безжалостно расправлялось с дезертирами и проявившими слабость на поле боя. Недобрую славу жестокого командующего, скорого на расправу с дезертирами получил в последние месяцы войны Фельдмаршал Фердинанд Шернер, командующий группой армий «Центр».

Также необходимо сказать, что первые заградительные отряды появились под давлением обстоятельств еще в первые дни войны. Тогда они были инициативой снизу. Таковым был, например, заградотряд Западного фронта, которым командовал... интендант Маслов. Да, да, именно интендант из города Толочин. Который по своей инициативе останавливал отступающих и наводил порядок на шоссе Минск-Москва.

Приказ №227 июля 1942г. фактически узаконил и упорядочил деятельность заградотрядов.

Публицисты иногда связывают наиболее тяжелые поражения советских войск в первые дни войны с апатией Сталина, отстранившегося от принятия стратегических решений. Согласны ли Вы с такой оценкой?

Такая легенда действительно имела хождение в перестроечные времена, введена она была в оборот, если я не ошибаюсь, Никитой Сергеевичем Хрущевым. Сейчас, когда опубликован журнал посещений кабинета Сталина в Кремле, можно вполне определенно утверждать, что никакого недельного бегства на дачу и самоустранения от дел не было. В первые дни войны И.В.Сталин напряженно работал, принимая в своем кабинете высших руководителей армии и промышленности. Более того, именно в это время были приняты многие ключевые решения. В частности, об отказе от довоенного мобилизационного плана и формировании новых соединений. Пропуск примерно на сутки имеется после потери Минска. Но это сутки, а не неделя. К тому же в эти сутки Сталин мог не принимать посетителей в Кремле, а сам побывать в Генштабе, например.