33 \"очень еврейских\" богатыря Вячеслава Кантора

26 января 2010 года в интернет-издании «Forbes Russia» было опубликовано интервью с Вячеславом Кантором, посвященное коллекции организованного им музея МАГМА…

И речь в нём ведётся не о простой коллекции, а об «очень еврейском» и в то же время «очень русском», по словам самого Кантора, собрании. «Еврейском» - потому, что все представленные авторы - евреи, а «русском» - потому, что все они выходцы из Российских территорий.

Рассказывает Кантор о своих сокровищах столь нежно и вдохновенно, что поневоле начинаешь заражаться его пафосом, проникаясь благодарностью к Великому собирателю, за ту огромную, трудную миссию, которую добровольно возложил на себя человек № 55 (по списку Forbes) в России.

И только потом начинаешь думать…

В чём же суть проекта МАГМА, возглавляемого Кантором?

Об «изюминке» своей коллекции Кантор говорит: «Цель музея — вернуть России имена, которые были «присвоены» другими странами. Для многих наверняка станет открытием тот факт, что многие знаменитые авторы, добившиеся признания в Европе и США, чьи работы способны украсить любой музей мира, на самом деле являются нашими соотечественниками». И далее продолжает: «За рубежом в то же самое время для многих становится открытием, что их «родные герои» оказываются евреями, да к тому же выходцами из России: Шагал, Цадкин, Липшиц, Делоне — цвет парижской школы. Не говоря уже о Сутине, который самым кардинальным образом повлиял и на Виллема де Куннинга, и на Поллока»…

Похоже, что для Кантора основная задача не только и не столько в «возвращении России имён», присвоенных чужаками, сколько в перегруппировке культурного пространства даже не по этническому, а по чисто национальному признаку.

«Парижская школа — явление начала XX века вплоть до 1930-х годов — она условно называется парижской: там есть представители Латинской Америки (Диего Ривера), японцы (Леонард Фудзита), естественно, русские (понимай: русские евреи. - А.Н.) - чуть ли не 80% и т. д. И все эти художники раскрылись благодаря духу свободного творчества и соревнования, который царил в Париже. Именно благодаря «парижской» школе (а «парижская школа» - благодаря евреям. - А.Н.) Париж стал мировой столицей искусства, а эти художники стали ее героями. И уже далее, обретя крылья, они улетели в Америку, возвратились в Россию, но уже признанными гениями».

Иначе, словами Кантора, - чуть ли не весь современный художественный мир обязан своим развитием, процветанием и высоким общественным статусом евреям.

Может быть, само по себе это и не плохо, и не хорошо; во всяком случае - безвредно. Но, следует признать также и то, что еврейское искусство (а коллекция для Кантора - это «портрет диаспоры». - цит.) уверенно теснит искусство других народов.

При этом веками устоявшиеся классические, академические, реалистические традиции, опирающиеся на национальные корни, признаются в «интеллектуальных кругах» современного арт-сообщества, если уж и не неполноценным, то, по крайней мере, безнадёжно устаревшими, ценным лишь для истории, почти что дегенеративными (жаль, что термин уже занят)…

Если вчитаться и вдуматься в слова олигарха, речь идёт не об обретении угнетаемыми еврейскими художниками заслуженного места под солнцем, а о доказательстве превосходства еврейского искусства. Нечто вроде «ребрендинга», «передела поделённых территорий», победоносного похода Иисуса Навина на иноверцев. Ничего не напоминает из новейшей истории?

Чтобы как-то замаскировать, сгладить свои, наверное, не всем понятные националистические амбиции, Вячеслав Владимирович ненароком запускает ложную мишень: «По воздействию на сознание общества искусство намного эффективнее правительственных или общественных организаций (верно подмечено! - А.Н.), поскольку предметы искусства напрямую взывают к чувствам, к тому, что делает человека человеком.

Именно поэтому я считаю искусство мощным орудием для построения толерантного общества».

Толерантность кого к кому? Толерантность зачем? И причём здесь вообще толерантность в разговоре о «высоком»?

Напомним, что сам термин толерантность в медицине, откуда он и заимствован социологией, имеет значение иммунологического состояния организма, при котором последний не способен синтезировать антитела в ответ на введение чужеродного вещества (антигена).

«Успех этих (еврейских - А.Н.) художников, - говорит Кантор, - которые выдержали конкуренцию с местными художниками, принадлежавшими к титульным национальностям, стал для меня лучшим примером толерантности».

Теперь понятно. Там, где социальный организм отказывается пустить в себя чуждое, по сути, искусство - там плохо, потому что не толерантно. А где «титульный народ» беглецов встречает с распростёртыми объятиями, там всё хорошо. Толерантно…

«Расскажу такую историю, - комментирует эту мысль Кантор. - Я знал, что Хаим Сутин скончался в 1943 году в Париже, и я решил, что должен найти его могилу. Я прочел в интернете, что он похоронен на Монпарнасском кладбище. И вот иду я по указателю, будто играю в «горячо — холодно». Вроде горячо, а могилу найти не могу. И тут я понял, что на самой могиле есть только даты и крест. Даты сходятся, но крест-то какое отношение имеет к Хаиму Сутину, который был, как известно, еврейским художником? И понял важную вещь: это еще одно доказательство фундаментальности идеи толерантности. Ведь ясно же, что его хоронили нееврейские товарищи. Хаим Сутин скончался от приступа язвы, ни одна больница его не брала — был 1943 год. Известно, что на могиле его выступал с пронзительной речью Пикассо, который очень высоко его ценил. Эта речь очень корреспондировалась с тем, что говорил друзьям Модильяни, когда уходил из жизни. Он говорил: «Вы не должны переживать, ведь остается мой друг, который гораздо выше меня по таланту, — это Хаим Сутин». А речь Пикассо звучала с обратным знаком: «Мы, оставшиеся, никто по сравнению с ушедшим». Так вот, эти люди даже после смерти защищали своего товарища от будущего глумления. Они написали только дату и поставили только крест. Интересно, как мгновенно возникший диалог цивилизаций спасает от некорректного проявления одних людей против других».

Да, «нееврейские товарищи» Хаима Сутина проявили не только истинную толерантность, но и недюжинную изобретательность, похоронив еврея на нееврейском кладбище.

Важнее в процитированном отрывке другое. Ко времени, о котором в нём говориться, специфическое, «очень еврейское» искусство, апологетом которого выступает Кантор, уже пустило обильные корни на территории Европы и Америки, и стало там почти своим. Поэтому, говорить здесь о толерантности совсем не к месту. Совсем уж несерьёзно - сравнивать поминальный междусобойчик неоднозначно воспринимаемых обществом художников с «диалогом цивилизаций». Уместнее было бы назвать его монологом.

«Очень еврейских» художников из своей коллекции В. Кантор, как на грех, сравнивает с 33 пушкинскими богатырями: «…были выбраны 33 богатыря, как по Пушкину. Все они были пионеры, с которых что-то началось, — как русский авангард начался с Серова, который покоя не дает Пете Авену. И так каждый из них: Ротко с абстракционизмом, Липшиц с кубизмом в скульптуре»…

Однако, сакральный смысл исполненного «прогрессорством» пристрастья музейщика-олигарха гораздо точнее может быть описан совсем другой метафорой. У того же Александра Сергеевича Пушкина - истинно русского гения - в «Руслане и Людмиле» есть образ с изумительной точностью описывающий самого Кантора - это Черномор. Аналогично, всё канторовское лихое «воинство» может быть соотнесено с типажами Фарлафа, незадачливого, обманутого Радмира и Наины. Тут без натяжек, благо в Израиле и мужчины и женщины несут равную с мужчинами воинскую повинность…