Европа: торги с прошлым

Как «право на родину» сводится к «праву на собственность»

Пытаясь планировать политическое будущее Евросоюза, стратеги единства списали на «вчерашний день» немало спорных проблем. Однако, как показала практика, имущественные интересы бессмертны.

В последние годы Второй мировой войны и в первые послевоенные из бывших восточных областей германского рейха а также из ряда стран Восточной и Юго-Восточной Европы в Германию переселилось более 12 миллионов этнических немцев: в западные оккупационные зоны – 7,877 млн., в советскую зону и в Берлин – 4 млн. Больше всего переселенцев прибыло из Силезии, из Чехословакии и из бывшей Восточной Пруссии.

Право на создание собственных организаций эти этнические группы получили лишь с возникновением ФРГ в 1949 г. Тут же был создан предвестник нынешнего «Союза изгнанных» – «Центральное объединение изгнанных немцев». Еще одной формой объединения, возникшей в то же время, были «землячества», концентрировавшиеся сначала на культурно-политических вопросах. Наиболее крупные из них – судетских немцев, силезцев, верхне-силезцев, балтийских немцев, банатских швабов, зибенбюргских саксов, восточно-прусское и померанское землячества. В 1950 г. организации «изгнанных» приняли «Хартию изгнанных немцев», которая до сегодняшнего дня считается определяющим программным документом немецких переселенцев.

Основными пунктами хартии были «отказ от мести» и поддержка «всех начинаний, направленных на создание европейского единства».

В 1957 г. организации переселенцев объединились в «Союз изгнанных – объединенные землячества и союзы». Во времена Аденауэра и Эрхарда многие из руководства «Союза изгнанных» были ведущими политиками, однако с приходом к власти Вилли Брандта их вытеснили из официальности. Наибольшее их число нашло прибежище на правом фланге консервативного ХСС.

С воссоединением двух германских государств в 1990 г. структуры этого Союза распространились на территорию бывшей ГДР, пять новых «центральногерманских» союзов, образовавшихся в 1990 – 1991 гг. стали его членами.

На сегодняшний день Союз изгнанных насчитывает около 15 миллионов членов и объединяет 21 землячество, 16 союзов и 4 объединения «изгнанных» и переселенцев. Союз представляет политические, правовые и имущественные интересы «изгнанных» и их потомков. Финансирование Союза осуществляется из федерального бюджета и членских взносов. Эта неправительственная организация представляет собой политически влиятельную силу, игнорировать которую сложно. Свое лобби она имеет в консервативных ХДС/ХСС. И это хорошо. Потому что в последнее время, в условиях возрождения немецкой исторической памяти, ультраправые партии всеми силами стараются «присвоить» популярную тему «изгнанных». Пока что им это не удалось.

Особенно активно в рамках Союза действует Землячество судетских немцев – группа наиболее многочисленная, примерно 250 тыс. человек. Безвозмездная экспроприация частной собственности немецкого гражданского населения, покинувшего Чехословакию непосредственно после войны, а также преступления, совершенные против штатского немецкого населения в первый послевоенный год, были легализованы так называемыми «декретами Бенеша» и «законом об амнистии», дистанцироваться от которых Чехия по понятным причинам не хотела. Согласно чешскому законодательству, имущественные претензии могут выдвигать лишь те, чья собственность была конфискована после 1948 г., т.е. уже после насильственной депортации немецкого населения. Требование об отмене законов, легализовавших депортацию и насилия, было основным камнем преткновения в процессе улучшения двусторонних отношений ФРГ с Польшей и Чехией в 90-е годы. Депортация немцев из Польши опиралась на декреты польского правительства от 6 мая 1945 г. и 8 марта 1946 г. Силезское землячество полагало, что Польша преступила тем самым протокол Потстдамских соглашений, позволивший «депортацию немцев из Польши, но не из тех областей, которые, согласно статье 9 протокола поставлены под ее управление», т. е. из тех, что присоединили к Польше по ходу перенесения немецкой границы на запад.

С правовыми и имущественными претензиями было связано важнейшее программное требование Союза изгнанных в 90-е годы – «право на родину».

По мнению Союза, оно не принадлежит к внутригосударственным нормативам, а является «правом человека» и обязательно для всякого государства. Это право позволяло достаточно широкие интерпретации – от права всех немцев жить в Германии до права бывших депортированных и их потомства вернуться на свою бывшую родину, входящую в состав иных государств. Причем это возвращение должно было быть обставлено всевозможными международно-правовыми гарантиями, как то – правом на территориально-политическую и культурную автономию.

Официальная точка зрения Союза: «изгнанные» не требуют имущественных компенсаций, речь пойдет скорее о создании благоприятного инвестиционного климата для тех «изгнанных», кто захочет инвестировать в Силезию.

Немецкие правоведы полагали, что депортация немцев стоит в общем ряду «этнических чисток» и попадает под соответствующие нормы международного права. В силу этого предпринимались попытки «европеизировать» эту проблему. Польские же и чешские правоведы считали, что депортация является коллективной мерой наказания за преступления немцев и – в силу своей специфической исторической обусловленности – европеизирована быть не может. Эти представления до сих пор популярны у польских и чешских избирателей. В бытность социал-демократа Герхарда Шредера федеральным канцлером ему даже пришлось отложить свой визит в Чехию – тогдашний чешский премьер-министр Милош Земан в пылу предвыборной борьбы назвал всех судетских немцев без исключения «пятой колонной» гитлеризма. Несправедливость подобного обвинения (судетские социал-демократы, например, пострадали от Гитлера точно так же, как и немецкие) была очевидной. К тому же умеренные организации «изгнанных» судетских немцев – католическая «Акерманн-Гемайнде» и социал-демократическая «Зеелигер-Гемайнде» неоднократно подчеркивали, что они хотят вести диалог с Чехией, не отягощая его категорическими требованиями.

В прошедшее десятилетие с обеих сторон – как на уровне общественности, так и на политическом – было сделано достаточно красивых жестов и моральных заверений во взаимном отсутствии претензий.

Однако как только доходило до конкретных политических и правовых шагов, официальные стороны возвращались на старые позиции. В начале нового тысячелетия тема «изгнанных» стала настолько популярной в объединившейся Германии, что даже тогдашний «зеленый» министр Йошка Фишер вспомнил, что он и сам вышел родом из «изгнанных» венгерских немцев.

С воссоединением Германии участились иски польских и чешских граждан, угнанных в гитлеровскую Германию на принудительные работы, и требующих индивидуальной компенсации.

В рамках «Восточных договоров» ФРГ перечислила в свое время немалые суммы в виде коллективных компенсаций. Индивидуальные компенсации выплачиваются ныне немецкой промышленностью, а «изгнанные» немцы, в свою очередь, начинают требовать индивидуальных компенсаций от Польши и Чехии. Так «Социальные объединения судетских немцев» в порядке эксперимента подали в 1996 г. в Немецко-Чешский Фонд Будущего заявку на 4,5 миллиона евро для компенсации «особо пострадавшим судетским немцам». Заявка эта была Фондом (организованным в 1997 г. и располагающим капиталом в 84,88 миллиона евро, причем 90% этого капитала внесла Германия) отклонена. Взамен чешская сторона предложила использовать 1,5 миллиона из средств фонда для прибавки к пенсиям тем чешским гражданам немецкой национальности, которым последовавшие после войны принудительные работы не были засчитаны в трудовой стаж. О сомнительной деятельности организации «Прусская опека», представляющей интересы тех «изгнанных», кто желает индивидуальной компенсации от Польши, рассказывалось в статье «Немецкая память пугает поляков», опубликованной в «Столетии».

«Право на родину» на практике сводится к «праву на собственность», а «право на возвращение» – к «праву на возвращение собственности». Физическое возвращение немцев на «Восток» вряд ли случится – их возвращение будет носить скорее экономический характер. Именно поэтому федеральное правительство с первых лет воссоединения Германии направляет столько средств на помощь немецким меньшинствам, еще не покинувшим территории своего проживания в Восточной Европе и в СНГ. «Забота о культурном наследии немецкого Востока», входящая в программные цели Союза изгнанных – не только в мерах по сохранению немецких памятников культуры в Восточной Европе, но и в сохранении немецких этнических групп в этих странах. В 2009 г. на поддержку «культурного наследия немецкого Востока» было выделено 18 миллионов бюджетных средств.

Пока что вектор официально возрождающейся германской исторической памяти направлен на Восток, на славянских соседей, хотя немецкие этнические меньшинства были вытеснены и из некоторых других европейских стран, а во Франции (Эльзасе и Лотарингии) стали жертвами ассимиляционной франкофонной политики. В годы противостояния блоков тема «изгнанных» была заряжена идеологически. На Западе же жили друзья и союзники. О насильственной франкофонизации немецкого населения Эльзаса грустит разве лишь пара-другая немецкоязычных эстетов-филологов. Тема «Восточной Бельгии» официально не звучит – ей занимаются правые радикалы. Разве лишь т.н. «бомбовая война» союзников, повлекшая огромное число жертв среди мирного немецкого населения (особенно трагична судьба Дрездена), становится объектом осторожной критики – и то не на официальном уровне, а в историческом и общественно-политическом дискурсе

С окончанием конфронтации блоков проблема «изгнанных» немцев переместилась из политико-идеологической плоскости в обычную, юридическую.

Поэтому вытеснить ее из официальной политики уже не удастся. Во времена противостояния блоков в Чехии и Польше могли объявить «изгнанных» реваншистами, стоящими на пути мира и разрядки – ныне же имущественными претензиями «изгнанных» к новым восточноевропейским членам ЕС приходится заниматься европейским инстанциям.

Наглядным примером того, как отягчает взаимоотношение соседей по Евросоюзу любое отступление от сложившихся канонов исторической памяти, может послужить история многострадального «Центра против изгнаний». Идея подобного документационного центра в Берлине была одобрена в красно-зеленой коалиции (СДПГ и Зеленые) в 1999 г., однако официального воплощения не получила. Тогда Союз изгнанных на правах фонда создал свой центр в Висбадене, а председателем выбрал главу Союза – Эрику Штайнбах. Независимо от этого фонда в правительстве и общественности продолжались рассуждения о том, нужен ли официальный «Центр против изгнаний» и если да, то какой? Национальный или европейский? И где – в Берлине – или лучше в Варшаве? В итоге в 2005 г. представители Польши, Германии, Венгрии и Словении подписали документ о создании «Европейского центра воспоминаний и солидарности», разумеется – в Варшаве. Однако немецкая сторона – с оглядкой на своих «изгнанных» - решила дополнить этот центр еще одним, национальным. После ряда тематических выставок в немецких музеях в 2007 г. было принято решение о создании фонда «Бегство, изгнание, примирение» на базе Немецкого исторического музея, причем финансирование – 2,5 миллиона евро в год – перенимало государство. Польские представители отказались занять предложенные им места в президиуме фонда - они интерпретировали его как символическую попытку увековечить память немецких жертв «изгнания» рядом с памятниками польским и иным жертвам немецкого фашизма.

Насколько отягчает нынешний всплеск исторической памяти будущее Европы?

Евросоюз представляет собой гигантский эксперимент, до сих пор бывший достаточно успешным. Причина этого успеха заключалась не в последнюю очередь в «полифоничности» европейской идеи, в открытости европейской интеграции, в четких представлениях о ее будущем.

Именно поэтому ренессанс «национальных» проблем в интегрирующейся Европе является очередным вызовом. Он может способствовать развитию качественно новых подходов в создании европейской политической общности, формированию единой европейской исторической памяти, развитию единой политической культуры. Опасностью он станет лишь в том случае, если вместо объективного подхода к вытесненным проблемам, европейские политики увязнут в пересмотре истории, да еще и выведут этот пересмотр на уровень реальных политических взаимоотношений. Тогда вопросы, объявленные «вчерашними» в начале 90-х годов, в период расцвета и грядущего расширения Евросоюза, начнут определять уже европейское будущее.