Позывные природы

В этом мире ты мудрым слывешь. Ну и что?
Всем пример и совет подаешь. Ну и что?
До ста лет ты намерен прожить. Допускаю.
Может быть, до двухсот проживешь.
Ну и что?
Омар Хайям

Из всех подарков, которыми нас одарил двадцатый век, самым, наверное, малозаметным для любителей обобщений стало ощущение, что все мы - односельчане. В двадцатом веке все человечество ощутило себя маленькой деревней.

Двадцать первый век, не откладывая в долгий ящик, тут же стал развивать в нас ощущение единой судьбы, общности и выводить на совершенно новый уровень. Полная взаимная зависимость друг от друга, - и не только в финансово-экономическом и экологическом плане, - дает нам возможность осознать, что мы, человечество, суть единый организм.

И на фоне развития этого сознания все реальнее проявляется картина совершенно неправдоподобная: единый организм, оказывается, состоит из частей - людей, народов, государств - совершенно эгоистичных, потому что ни один из них и не помышляет о жизни общего организма. Наоборот, главная забота каждого - выжить среди себе подобных, а когда можно, то и за их счет.
Состояние, согласитесь, \"на разрыв\", чреватое не просто кризисами, а и тем, чем уже вовсю торгуют голливуды и фирмы, производящие бункеры для выживания, - то есть катастрофой.

Но оставим катастрофы для журналистов и торговцев, рассмотрим лучше один из характерных кризисов, которые порождает наша реально нереальная ситуация. Это - растущее ощущение бессмысленности личной и даже народной жизни, которая явно ни целями, ни содержанием не связана с жизнью общего организма, человечества.

И если человек спрашивает: \"В чем смысл жизни? Для чего я живу? Мне горько, я хочу понять, стоит ли мне жить или нет? Почему я ощущаю пустоту?\" - значит, пришло время его личного кризиса в системе разрозненных эгоизмов. Его личный заряд эгоизма реализовал себя в такой форме и требует иной формы существования - не ради себя, а ради общего организма.

Есть в нашей фантасмагории еще одна сторона, не менее странная. Мы почему-то считаем, что законы природы существуют объективно, а законы, по которым живет любое человеческое сообщество, а теперь уже и все человечество, - это поле свободного законотворчества. Твори - не хочу. Забывая, что кроме стройной системы законов природы ничего, собственно, и не существует. Любой вид материи может появляться, менять свои формы, исчезать, - но даже его появление или формирование происходит по каким-то, может быть и неизвестным нам, но законам. То есть то, чем мы иногда, забывшись, восхищаемся - великая гармония, царящая в природе, - есть ничто иное, как требование, предъявляемое системой ее законов к любому виду материи. Сказанное касается, понятно, и такой материи, как человеческий социум.

Поэтому железная стена гордыни, которой мы веками отделяли себя от природы, остается только для тех, кто еще не задает себе вопрос о смысле жизни. А те, у кого он возникает, уже способны начать открывать для себя истинную суть законов природы, которыми она вызывает у нас, упрямцев, желание связать все-таки воедино то, что казалось нам прежде или вещами, не связанными друг с другом, или вообще не существовало для нас: великая гармония природы, человечество как единый организм, - и мы, чей эгоизм вырывает нас из общей картины, лишая смысла нашу жизнь.

В настоящее время, впервые после всех экзотических увлечений второй половины прошлого века, несмотря на то, что мир несет ему все блага, человек приходит к тотальному разочарованию. Он уже ничего не хочет от этого мира, желая лишь выяснить, для чего живет. Страдания, которые проходит человечество, приводят его к этому вопросу. И поэтому сегодняшний вопрос - это вопрос по существу.
Раньше в мире в таком масштабе не возникали у людей эти вопросы. Человечество не было еще настолько развито, поэтому люди, за исключением отдельных великих мыслителей, не слышали этих \"позывных природы\".

Ее позывные, звучащие в нас в виде вопроса о смысле, подобны тому, как если на вопрос тяжело больного \"Доктор, я буду жить?\" тот ответил бы: \"А смысл?\" Наш доктор, которого зовут Природа, способен вылечить нас, причем мгновенно, но только если мы обратимся к нему не безвольным стоном умирающего, который и сам уже не знает, зачем она ему, эта жизнь.

Она, природа, дает силы жизни и развития (не требуя при этом осознанной просьбы) всему на свете, - кроме нас. Мы уже выросли на ее авансах, и теперь она согласна дать нам силы для роста и расцвета, только если мы сможем, прося жизни, вразумительно ответить на ее вопрос: \"А зачем?\"

В теории В.Франкла, как и в ряде других теорий - А.Адлера, К.-Г.Юнга, Дж.Ройса, - смысл рассматривался как \"вершинное\" образование, высший ориентир человеческого поведения. Считая смысл феноменом объективной действительности и видя в нем высшую интегративную основу личности, Франкл описывал его как жизненную задачу человека, как объективное требование жизни. Он ввел и убедительно обосновал стремление к смыслу как регуляционный критерий. Смысл - это гораздо больше, чем высший интегральный регулятор человеческой жизни, задающий ее направленность, смысл - это принцип регуляции поведения человека его жизненным миром как целым. Меру смысловой регуляции поведения человека по сравнению с другими формами регуляции можно рассматривать как меру человечности.

\"...смысл является особой психологической реальностью, игнорируя которую или сводя ее к другим (например, эмоциональным) явлениям, невозможно построить достаточно полную теорию ни личности, ни сознания, ни деятельности\" (Леонтьев Д.А. Психология смысла. М.: Смысл, 1999).

Итак, кризис эгоистического развития привел к утрате смысла развития и смысла жизни. И, хотя человек пытается как-то заглушить боль утраты или выплеснуть ее в гонке технологий, не делающих жизнь счастливой, в терроре, в попытках оживить трупы былых идеологий, становится все яснее, что только жизнь не ради себя может быть ответом на вопрос - зачем я живу? - а значит, дать силы и смысл дальнейшему развитию.