Рубль в урне

Что бы ни утверждали скептики, в России сложилась вполне реальная двухпартийная система. И это вовсе не «либералы» с «государственниками» или «западники» с «патриотами». Допустимые границы вмешательства государства в экономику и общественную жизнь или взаимоотношения с Западом оказываются вторичными по сравнению с главным вопросом, от решения которого зависит благосостояние большинства сограждан: какой рубль нам нужен — сильный или слабый?

Причем ответ на него вовсе не определяется принадлежностью к какому-либо из упомянутых идеологических/геополитических лагерей. Например, «либерал» Алексей Кудрин называет двукратное обрушение национальной валюты в конце 2014-го «позором для экономических властей». А причисляемый к государственникам-дирижистам помощник президента Андрей Белоусов считает, что наблюдаемое сегодня «переукрепление рубля» работает в минус. Да и сам Владимир Путин на недавней встрече с Дмитрием Медведевым предложил премьеру «подумать», как быть с этим курсовым трендом.

Если же учесть, что Белоусову и его единомышленникам из Столыпинского клуба поручено разработать программу экономического развития, альтернативную кудринской, — можно предположить, что «партия слабого рубля» берет верх. Ведь говорит же еще один видный «столыпинец», бизнес-омбудсмен и лидер «Партии роста» Борис Титов: «Для экономики, которая должна стремиться к снижению издержек, на стадии роста выгоднее иметь курс ниже, чем установившийся реальный эффективный курс рубля».

Следуя этой логике, реанимировать отечественную экономику можно только с использованием девальвационного допинга. Собственно, это ведь не только финансовый реверанс в сторону экспортеров или отечественных товаропроизводителей, у которых при крепнущем рубле иностранные конкуренты отбирают внутренний рынок сбыта. Пока действуют контрсанкции, аграриям это точно не грозит. А, скажем, «АвтоВАЗу» никакая девальвация не поможет.

Но когда ослабление национальной валюты не просто допускается, а даже приветствуется, можно без излишних угрызений совести увеличивать госрасходы — то есть запускать то самое бюджетное стимулирование, за которое ратует Столыпинский клуб. И заодно не опускать валютный «железный занавес», как это предлагает едва ли не самый радикальный из «столыпинцев» Сергей Глазьев. Ну и что, что казенные рубли, раздаваемые по льготным процентным ставкам в рамках проектного финансирования, в результате пойдут на скупку долларов и евро? Цель-то будет достигнута — нежелательного «переукрепления» не случится. Значит, главный двигатель экономического роста продолжит работать.

А это нужно не только ради национального престижа. Хотя тот же Титов предупреждает: Россия за два года рискует свалиться «в разряд второстепенных в экономическом плане стран». Но падение темпов ВВП чревато еще и увеличением разрыва между богатыми и бедными, ведь жемчуг мелеет гораздо медленнее, чем пустеют щи. «При плохой работе социальных лифтов темп роста ниже четырех процентов для населения оборачивается ухудшением положения», — говорит декан экономического факультета МГУ Александр Аузан.

Соответственно, стагнация из чисто экономического риска превращается в политический. И чем медленнее растет экономика — тем быстрее происходит эта метаморфоза.

Другое дело, что предлагаемое противоядие само по себе способно вызвать как минимум острое отравление. Инфляция — непременный спутник девальвации, а если рубль будут ослаблять искусственно, накачивая финансовую систему дешевыми кредитами и бюджетными субсидиями, взлет потребительских цен гарантирован. Иными словами, дальнейшего падения благосостояния граждан избежать все равно не удастся.

Это, пожалуй, главный политический контраргумент «партии сильного рубля». Тем более что его, наряду с социально незащищенными «низами», поддержат и «верхи» — крупные застройщики и господрядчики.

Какой прок от рублевых концессий и откупов вроде «Платона», когда выручка и, соответственно, возможности потребления в валютном эквиваленте сжимаются, как шагреневая кожа?

Не в восторге от подобных перспектив и интеллектуальный класс. Разумеется, покупка яхт, особняков и замков для большинства его представителей не была актуальна и в тучные годы. Но тогда хотя бы бюджетный семейный отдых за рубежом не съедал 1,5-2 зарплаты. И чем больше будет слабеть рубль, тем больше среди отечественных интеллектуалов окажется желающих найти работодателя, способного платить в твердой валюте.

Получается, что бесконечная девальвация если и снизит стоимость рабочей силы, то неквалифицированной. А квалицированная «утечет» или, в лучшем случае, потребует привязки своей зарплаты к упорно «не укрепляющемуся» обменному курсу. Как в этих условиях «партия слабого рубля» построит эффективную, инновационную, не зависящую от сырья, экономику — остается загадкой.

Однако «партии сильного рубля» тоже сложновато придерживаться своей генеральной линии, не оглядываясь на нефтяные котировки. Точнее, сложновато придется тому же населению, если крепость национальной валюты и низкая инфляция окончательно и бесповоротно будут поставлены во главу угла. В отсутствие нефтедолларового изобилия и при наличии санкций, резко ограничивающих приток капитала в страну, это как минимум означает тотальное сокращение расходов бюджета, включая социальные. А как максимум — перераспределение основной фискальной нагрузки с нефтяных и прочих сырьевых «крошечек-хаврошечек» на граждан.

При этом рецептура Кудрина и его сподвижников уже не ограничивается пенсионной реформой, открывающей перед 30-40-летними заманчивые перспективы вечной трудовой молодости. Неспроста власти озадачились выведением из «тени» более 30 миллионов россиян, занятых в так называемой «гаражной экономике». С формальной точки зрения, для бюджета это серьезное и своевременное пополнение — тогда можно и с повышением пенсионного возраста и другими непопулярными мерами повременить.

Но, во-первых, неясно, как обнаружить тех, кого налоговые службы до сих пор не обнаружили? Допустим, правительство именно поэтому озаботилось созданием единого регистра населения, куда Минфин предлагает включать, помимо прочего, данные о месте работы. А «самоочищение», происходящее сейчас в федеральных силовых ведомствах, позволит им лучше и бескомпромисснее воздействовать на муниципальные власти, которые, как отмечает социолог Симон Кордонский, являются де-факто главными покровителями «гаражной экономики». Правда, предупреждает Кордонский, попытка заставить муниципалитеты поделиться «гаражной» рентой, а у самих «гаражников» отобрать «основы существования» ведет к социальному напряжению.

И вот это уже второй момент, косвенно подтверждаемый соцопросами. 69 процентов опрошенных фондом «Общественное мнение» предпочли стабильность радикальным реформам, за которые, в свою очередь, высказался лишь каждый пятый респондент. Этот расклад вроде как на руку Титову и другим «столыпинцам»: коль скоро кардинальные институциональные преобразования не приветствуются большинством населения — надо искать иные способы выхода из экономического пике.

Парадокс в том, что ослабления рубля не прибавит так недостающей гражданам стабильности. Круг замыкается. И есть большая вероятность, что он будет замыкаться и сжиматься до тех пор, пока главная российская межпартийная дискуссия не станет определяющим элементом публичной политической повестки — чтобы дилемма слабого и сильного рубля разрешалась не в кабинетах, а на избирательных участках.

Понятно, что народ, вопреки известному римскому изречению, нередко ошибается. Но лучше, когда он расплачивается за собственные ошибки, а не за чужие.

Источник: https://lenta.ru/columns/2016/07/28/rouble/

7
719
0