Большой блеф Алексиса Ципраса

Экстравагантный греческий премьер 20 августа неожиданно подал в отставку. Казалось бы, он шел от победы к победе. Сначала выиграл выборы во главе недавно еще никому не известной коалиции СИРИЗА, причем сделал это в стране, где многие десятилетия доминировала клановая двухпартийная машина. Затем дал отпор сразу ЕС, ЕЦБ и МВФ, вместе взятым, заявив о праве греческого народа честно жить на чужие деньги. В трудный момент провел референдум насчет этого права и получил явную поддержку своих избирателей. После чего заключил, наконец, соглашение с Европой, в результате которого Греция получила новые кредитные транши.

И вдруг - отставка. Казус Алексиса Ципраса стал напоминать сюжет из древнегреческой истории про пирровы победы, когда царь достигал одного военного успеха за другим до тех пор, пока не растерял в сражениях всю свою армию.

Что же произошло с Ципрасом? Представляют ли собой его странные действия бессмысленные метания, или в них есть определенная логика?

Думается, логика есть, и понять ее можно в том случае, если мы рассмотрим молодого греческого лидера как представителя новой волны, предлагающей иную модель выстраивания политического курса. Суть ее состоит в том, что весь курс от начала до конца строится исключительно на блефе, на качественном разрыве между тем, что лидер говорит, и тем, что он собирается делать на практике.

Конечно, блеф всегда широко использовался политиками, особенно в условиях демократии, когда постоянно приходится дурачить незадачливого обывателя. Но именно нынешний греческий лидер возвел старую традицию в ранг высокого искусства демагогии. Причем есть, наверное, историческая справедливость в том, что Ципрас, которому суждено, я думаю, войти в учебники политической науки, появился именно в Греции - на родине европейской демократии.

Первая проблема, с которой столкнулся молодой лидер СИРИЗА, находясь еще в оппозиции, состояла в следующем. Сильно задолжавшие греки должны были принять план жесткой экономии, но в демократических странах любому правительству очень трудно затягивать пояса своему народу, поскольку тот может на очередных выборах предпочесть иную политическую силу. Ципрас в борьбе с политиками старой школы сделал ставку на откровенный блеф, на то, что у него есть некий мифический способ безболезненно выйти из кризиса. И общество на эту приманку клюнуло. Так СИРИЗА удалось сломать клановую систему и ворваться в большую политику, где все, казалось бы, давно было схвачено почтенными семьями Папандреу, Караманлисов и их преемниками.

Затем надо было убедить европейских лидеров пойти на уступки грекам. Понятно, не на списание всех долгов (это нереалистично), но на их реструктуризацию без серьезных внутренних реформ, то есть без затягивания поясов. Как шли переговоры в узком кругу, мы, понятно, не знаем, но в итоге оказалось, что Европа держится твердо. И тогда Ципрасу потребовалось доказать кредиторам, что его народ не хочет иного курса, а значит, при любом премьере европейцам придется сталкиваться с упорным нежеланием греков иметь бездефицитный бюджет, сокращать госрасходы и позже выходить на пенсию.

Эта задача была решена на референдуме. Европа поняла, что имеет дело не просто с чудаковатым Ципрасом, а со всем греческим народом. Казалось бы, теперь слабые европейскиеполитики, боящиеся затяжного кризиса и желающие отложить проблему на будущие политические циклы (чтобы не подвергать себя опасности на ближайших выборах), должны были пойти Ципрасу на уступки. Однако они этого не сделали, сочтя, по всей видимости, что возможный дефолт Греции и даже ее выход из еврозоны трагедией для ЕС не станут. В этой ситуации греческий премьер оказался вынужден вновь блефовать перед своим народом, а не перед кредиторами.

Ципрас пошел на программу жестких реформ, против которой всегда выступал и на борьбе с которой сделал свою политическую карьеру. Это привело к расколу в СИРИЗА, поскольку многие его однопартийцы внезапный поворот не приняли.

Программа реформ прошла в парламенте за счет голосов представителей старых партий при сопротивлении вчерашних соратников Ципраса. Фактически Греция вернулась сегодня к той ситуации, которая была перед его приходом к власти. Народу нужно затягивать пояса, и это значит, что он рано или поздно выскажется против своих правителей.

Но вот вопрос: понимают ли греки, что на самом деле произошло, или по-прежнему верят в чудодейственную силу Ципраса? Если понимают, то на внеочередных парламентских выборах проголосуют против него. Тогда новое правительство вновь "встанет с колен", заявит Европе о недопустимости "геноцида греков", и трагикомедия пойдет по кругу. Если же не понимают и по-прежнему безгранично верят в своего любимого лидера, то у Ципраса есть шанс проскочить. То есть выиграть выборы сейчас, пока последствия жестких реформ еще не сказались на уровне жизни населения. В случае победы Ципрас сможет очистить свою партию от "изменников" (или, точнее, от верных последователей популизма, поскольку изменником является он сам), получить твердое большинство в парламенте и дальше держаться у власти, несмотря на то, что скоро в Греции опять начнутся массовые протесты нищающего народа.

Успешен ли окажется его очередной блеф, пока неясно. Но выборов будем ждать с нетерпением, поскольку возможная победа Ципраса на них означала бы, что с обывателем можно делать все что угодно, даже в XXI веке. Причем не только в таком государстве, как Россия, которое, с точки зрения некоторых комментаторов, отличается особой тягой к авторитаризму, но и в самой что ни на есть европейской стране, являющейся родиной демократии.

Ответа на вопрос о манипулировании народом у нас пока нет, но зато есть ответ на вопрос о том, можно ли в принципе не допускать подобных трагикомедий. Думается, ничего подобного в Греции не произошло бы, если бы не ввели такой механизм зоны евро, при котором деньги печатает единый центральный банк, но бюджеты у каждой страны свои. И каждая страна сама решает, жить ли ей по средствам, или влезать в долги по уши.

Если бы денежной единицей Греции была по-прежнему драхма, то ее положение было бы "драхматическим", но не трагическим. Страна, неспособная платить по долгам, объявляет дефолт и девальвирует свою валюту, поскольку деньги из нее начинают утекать. Мы это хорошо знаем по собственному опыту 1998 года. Если бы Греция пошла на девальвацию, ее товары стали бы дешевле, курорты - доступнее даже для небогатых туристов, и конкурентоспособность страны повысилась бы в сравнении с государствами, пользующимися евро. Это способствовало бы росту экономики, постепенному возвращению капиталов и появлению ресурсов для расплаты с долгами. Примерно так обстояло дело в России после 98-го.

Для народа девальвация означала бы то же самое затягивание поясов. Но политического балагана не было бы, поскольку против девальвации невозможно голосовать, как против плохого правительства. Девальвация вроде плохой погоды: если уж она произошла, остается лишь работать и ждать лучших времен. Никакая власть не поднимет курс валюты, если для этого нет объективных условий.

Сравнение механизма девальвации с механизмом межгосударственного торга за кредиты показывает, кстати, насколько рыночное саморегулирование эффективнее бюрократического механизма принятия решений чиновниками и политиками. Увы, перейдя на единую валюту, Греция лишилась возможности использовать девальвацию. Курс евро зависит в основном от эффективности работы крупных европейских экономик (Германии, Франции, Италии), а не от положения дел в малых странах. Поэтому евро стоит высоко, а греки вынуждены сокращать свои расходы с помощью политических решений, против которых толпа всегда может протестовать, порождая тем самым стремление популистов к блефу как средству взлететь на Олимп.