Разрушение деревни - важнейшее явление современной России

Новости с богом забытой европейской окраины: польский журналист и эссеист Мариуш Вильк (Mariusz Wilk) живет в полуразвалившемся деревянном доме на Онежском озере и описывает разрушение деревни как важнейшее событие двадцатого века в России.

Недалеко от Калуги, на юго-западе от Москвы, недавно возвели одиннадцатиметровую русскую печь, крупнейшую в мире. Она стала главным экспонатом нового музея русского крестьянского быта. Но то, что радует одних, на других наводит ужас, поскольку открытие такого музея можно считать верным признаком того, что печь окончательно исчезает из настоящей, реальной жизни России, а деревни вырождаются в поселения-призраки, которые мы вполне можем посетить в качестве туристов, наряду с городками золотоискателей на американском Юго-Западе или заброшенными ранчо на Великих равнинах.

Вероятно, вымирание становится отличительным знаком нашего века; тем не менее, стоит отметить, что агония печи и деревни в целом в России продолжается уже давно. В 1897 году в своем рассказе "Мужики" Антон Чехов описывает огромную покосившуюся печь, "темную от копоти и мух", стоявшую в убогой крестьянской избе, делая ее печальной метафорой состояния деревенской России.

Больше века спустя Мариуш Вильк пишет на основе своих дневниковых записей, сделанных в 2003-2005 годах, книгу-панихиду, своего рода медитативный реквием по русской деревне, ставшей жертвой утопических идей прошлого века и экономических реалий нынешнего. С точки зрения журналиста, родившегося в 1955 году во Вроцлаве, бывшего активиста движения "Солидарность", который с начала девяностых годов живет в России, будучи корреспондентом варшавской газеты Rzeczpospolita, "разрушение деревни представляет собой важнейшее событие двадцатого века в России".

Чтобы понять новый, постмодернистский облик сельской местности, Вильк - наблюдающий, как опытный этнограф, за этим исчезновением - заглядывает в лицо тем, кому удалось "уцелеть там, где все рухнуло", то есть тем, кто оказался проигравшим в эпоху путинского экономического бума. У этого "разрушенного места" есть свое имя и свои географические координаты: это Конда Бережная, заброшенная деревня на Онежском озере, примерно на полпути между Петербургом и Белым морем. Здесь Вильк приобрел дом чеховских времен, где в советские времена располагался детский дом и психиатрическая больница и восстановление которого стало своего рода российским уроком на тему "иметь или быть". Некогда роскошная усадьба с видом на второе по величине озеро Европы, пожалуй, еще сохраняет некое болезненное обаяние, но ее крыша протекает, а печи превратились в груды развалин - вероятно, стараниями какой-нибудь банды подростков в поисках выпивки.

А ведь в неласковых условиях русского Севера печь - это душа и чрево дома: как бог сотворил человека из праха земного, так же и русские люди из того же праха в течение многих веков складывали свои печи. В печи, которая недаром в русском языке обозначается словом женского рода, готовят и пекут, она согревает, кормит и лечит, как мать; на ней спят, любят, рождаются и размышляют о мироустройстве. Сегодняшняя деревенская молодежь, говорит Вильк, скорее предпочтет подвигать ногами в ритме техно в каком-нибудь кабаке, чем пачкать их, меся глину. Приезжие печники мгновенно пропивают полученный задаток и исчезают безвозвратно.

Зимними вечерами в этом затерянном уголке Европы лишь только волки, лисы, да домашние кошки могут прийти пожелать спокойной ночи нашему автору. Если он хочет, чтобы в доме было отопление и электричество, он должен сам засучить рукава. Чтобы провести в дом электричество, необходимо походить по кругам бюрократического ада, тогда как кладка печи превращается в прямо-таки сакральное действо, которое приносит огромное удовлетворение. Вильк рассказывает, как русские уходят с Севера после пятисотлетней его колонизации. Они возвращают земли, которыми пользовались все это время, самоедам - коренным жителям этих мест. Сегодня, благодаря развитию техники, разработка природных ресурсов не требует привлечения большого числа гастарбайтеров с Украины или из Белоруссии; совсем иначе дело обстояло в сталинскую эпоху, когда сотни тысяч человек, страдая зимой от трескучих морозов, а летом от комариных укусов, вкалывали здесь в исправительных лагерях, прокладывая через леса и тундру легендарный Беломорканал.



Однако Русский Север не всегда представлял собой цивилизационную пустыню и гигантский ГУЛАГ. Земли, окружавшие средневековую Новгородскую республику, лежащие между Карелией и Северным Уралом, практически не были затронуты крепостным правом и татарским игом, в отличие от центральной части России. Отверженные государством раскольники - староверы, не подчинившиеся централизованной церковной реформе, осуществленной 17-ом веке, - удалились на эти свободные земли на краю государства, где в расположенных вдоль рек портах и поселениях шла торговля мехом, солью и железом. Здешние крестьяне были особенно набожны; в коммунистические времена их сельские общины долго сопротивлялись уничтожению своих культурных традиций. Вильк в своей книге вновь и вновь цитирует представителей русской литературы, на творчество которых сильно повлиял крестьянский фольклор, и прежде всего Николая Клюева, которого Сталин как "противника коллективизации" в 1933 году отправил в ссылку, а в 1937 году расстрелял.

Мариуш Вильк следует в культурно-пессимистическом и национально-патетическом русле советской "деревенской прозы" или произведений Солженицына, но без малейшего утопического почвеннического мотива. Он рассказывает о том, как были уничтожены восемьдесят процентов церквей, в том числе уникальные образцы деревянного зодчества. Те, что пока целы - такие как знаменитые церкви на острове Кижи, что на Онежском озере - служат скорее аттракционом для туристов, чем Божьим домом, да это и неудивительно, учитывая, что на службу сегодня едва соберется горстка старушек. Вместе с жизнерадостным батюшкой Николаем польский вольнодумец борется за сохранение православных традиций: эдакий Сизиф, катящий камень на гору продолжавшегося десятки лет насильственного расцерковления. Мы встречаем последнего рыбака на озере, который довольно равнодушно относится к расхлябанности и алкоголизму своих работников и к зависти обворовывающих его соседей - а куда ему деваться? - и попадаем в юрту самоедки, которая одна со своим маленьким сыном противостоит патриархальным традициям своего кочевого племени и алчности колониальной державы. Именно продажные чиновники и ненасытные олигархи и разрушили жизненные основы ее народа, вырубая реликтовые леса и постоянно отравляя землю и воду при разработке полезных ископаемых и добыче металлов.

Как и его соотечественник Анджей Стасюк (Andrzej Stasiuk), Вильк поэтизирует прошедшее и утерянное; он может в прямом смысле безгранично предаваться воспеванию - в меланхолически-драматических красках - просторов Русского Севера, не скатываясь при этом в напыщенность. Как и в своем репортаже "Черный лед" (вышедшем на немецком языке в 2003 году), посвященном Соловецким островам в Белом море - в котором монастырский и ГУЛАГовский архипелаг предстает Россией в миниатюре, - деревня на берегу Онежского озера становится не только символом распада, но и своего рода тайной высотой на краю континента, с которой можно бросить трезвый и не всегда политически корректный взгляд на далекие события. Как бы польский журналист ни критиковал деградацию ценностей и расхлябанность своей "второй родины", он все же защищает ее перед Западом, и в первую очередь перед теми своими соотечественниками, которые критикуют Россию, порой доходя до русофобии, и которые так гонялись за европейским миражом. Время от времени к этому поучительному путешествию по истории Русского Севера было бы полезно прибавить то или иное дополнительное примечание. К тому же, довольно часто встречающиеся российские понятия, приведенные без перевода, снижают удовольствие от чтения для тех, кто не силен в славянских языках.

Впрочем, караван поляка-русофила, в котором его сопровождают кошки и жена Наталья, продолжит свой путь. Мы с нетерпением ждем новых сообщений с периферии, а пока почитаем эти - сидя у батареи, нагреваемой за счет российского газа.

Источник: http://www.inosmi.ru/translation/247518.html

2
3221
0