Зачем нам дети?

На модерации Отложенный Предлагаемое читателям небольшое интервью с французской исследовательницей Элизабет Бадентер (Elisabeth Badinter), проследившей историю взаимоотношений матери к своим детям во Франции в течение четырех столетий (XVII - XX веков), показалось нам интересным с двух точек зрения.

Во-первых, это пример того, как западный феминизм эволюционирует в сторону более уравновешенного взгляда на место женщины в жизни семьи и общества. Мало того, в расчёт принимается не только женщина и её материнские заботы, но и – точка зрения самого младенца, который появляется на свет вопреки своей «воле». Интересная постановка вопроса!

А во-вторых, этот материал, появившийся во французском журнале «Философия», иллюстрирует процесс определённого «приземления» этой дисциплины: она уже не витает в малодоступных рядовому читателю интеллектуальных эмпиреях, становится более прикладной и решает вопросы, до которых многим людям есть дело.

Философ и феминистка Элизабет Бадентер считает, что контрацепция в значительной мере повлияла на семейную жизнь, однако выбор – иметь или не иметь ребенка – не настолько рационален, как это может показаться, и всегда несёт в себе определенную опасность. Идеальная семья требует оптимальных условий для того, чтобы вырастить существо, которое «не просило, чтобы его родили». На деле рождение ребенка – весьма непростое испытание для семейной пары.

Элизабет Бадентер – философ и писательница, видный представитель феминизма, специалист по эпохе Просвещения, бывший преподаватель Политехнической школы. Кроме трудов по истории интеллектуальной жизни, ею написаны эссе на тему нравов, которые вызвали бурную полемику, в частности «XY. Мужская идентичность» (1992) и «Ошибочный путь. Размышления к тридцатой годовщине феминизма» (2003). Сторонник светскости, феминистка-диссидент, критик дифференциализма, Элизабет Бадентер выступает против закона о паритетности и против любых проявлений «позитивной дискриминации». В статье «Любовь впридачу. История материнской любви в XVII-XX вв.» она показывает, что коренные изменения в области чувств, сделавшие любовь фундаментом семьи, связаны с новыми проблемами. Ибо любовь, в том числе материнская, - это не инстинкт, а сложная и не такая уж прочная конструкция.

– Как выдумаете, почему люди заводят детей?

Э.Б.: Мне видятся три основных причины. Прежде всего, сказывается давление семьи. Когда дети достигают возраста воспроизводства, родители ждут от них внуков. Они хотят, чтобы семья не останавливалась на достигнутом и передача эстафеты была продолжена. В основе этого желания – осознанная или неосознанная идея, что каждое новое поколение должно внести свою лепту в ту жизнь, которую оно получило от предшественников. Идея не сформулирована чётко, но смысл её в том, что мы обязаны родителям счастьем жить. А для самой семьи самая очевидная причина – любовь, мысль о том, что ребёнок будет дополнительным источником любви и счастья. Один супруг приносит другому объект любви, который укрепит семейную любовь. И наконец, играет свою роль «воспитательный фантазм». На мой взгляд, это самый главный фактор человеческого воспроизведения: мы питаемся иллюзией того, что мы не совершим ошибок, допущенных нашими родителями, и у нас получится вырастить детей счастливыми, умными и здоровыми. Самым иррациональным образом мы закрываем глаза на все конфликты, страдания, переживания и неврозы, связанные с отношениями между родителями и детьми. Эта иллюзия не перестаёт удивлять меня. Как можно до такой степени закрывать глаза на реальность?

– Можно ли утверждать, что контрацептивные средства сделали более свободным и разумным принятие решения обзавестись детьми?

Э.Б.: Я бы говорила не о свободном и осознанном принятии решения, а скорее о вожделенной мечте и желании, а это совсем другое дело. Единственные, про кого можно с уверенностью сказать, что они сделали свободный и осознанный выбор, - это те, кто не хочет иметь детей и не имеет их. Потому что всё ещё сильное влияние оказывает социальный, семейный и религиозный конформизм. В социальном дискурсе настолько очевидно, что мы должны плодить детей, что каждый нормальный человек «хочет» их иметь. Нередко о причинах этого «хотения» даже не задумываются...

– Сегодня родителями становятся позже, чем раньше. Значит ли это, что мы больше раздумываем, прежде чем стать родителями?

Э.Б.: Мы рожаем детей позже, потому что с ростом продолжительности жизни раздвинулись возрастные границы юности и молодости. Сегодня люди хотят сначала получить образование, найти работу... ну и пожить для себя. И это вполне понятно. Когда появились противозачаточные таблетки, все дружно скандировали лозунг: «Дети – только если я хочу и когда захочу!» И действительно, появился выбор: чтобы стать мамой, достаточно перестать принимать таблетки. Но выбор касается в основном конкретного момента, то есть второй части лозунга. Женщины становимся мамами тогда, когда они хотят, но не обязательно потому, что они этого хотят.

– Может ли этот акт совершаться непроизвольно?

Э.Б.: В каком-то смысле да. Возьмите женщин, которые не хотели забеременеть и могли бы избежать этого. Разве нет тут бессознательного желания быть «брюхатой», но не стать матерью?

Это трудно объяснить. Но это не значит, что не нужно искать объяснения этому.

– Что же изменилось?

Э.Б.: Контроль над рождаемостью – это революция в воспроизводстве человечества, однако его последствия не столь однозначны, как того хотелось бы. Конечно, благодаря этому контролю акт обзаведения детьми стал более «добровольным», однако давление общественных установок остаётся. А главное, этот контроль возлагает на нас очень большую ответственность. И поскольку вполне возможно не иметь детей, если мы их не хотим, те, кто имеет детей, должны им посвятить всего себя.

Недавно родилось весьма показательное выражение: «Я не просил рожать меня на свет». Абсолютно невозможно сказать это родителям до родов. Контекст здесь такой: «Это вы захотели иметь меня, поэтому вы мне должны всё!» Ребёнок как бы отвергает идею о том, что он появился на свет ради родительского счастья, и вместо этого выдвигает другую идею: родители – его должники. Вместо дара получился долг. Нужно осознать эту новую ответственность, которая появляется у родителей. А потому имеет смысл трижды подумать, взвесить все плюсы и минусы, связанные с появлением ребёнка, и лишь потом принимать решение.

– В статье «Любовь впридачу» вы показали, что важной романтической идеей современности стало стремление примирить между собой семью и любовь. Вам это не кажется утопией?

Э.Б.: Меня всегда интересовала проблема родительской неудачи. Очень трудно вырастить ребёнка, потому что мы натуры ограниченные и эгоистичные. Любовь родителей к детям плетётся ежедневно, как паутина. Другое дело – любовь младенца к родителям: вот она безгранична. Здесь проявляется изумительная асимметрия: ребёнок ждёт от родителей безграничной любви, но вся беда в том, что мы не всегда способны быть на уровне этих ожиданий. Некоторые люди совершенно не способны на такую безграничную любовь. Зависимость человечества от родительских условий, когда человек зависит от родительской любви, - один из глубоких корней человеческого несчастья. У животных есть инстинктивная любовь. У людей любовь к детям не возникает автоматически и не присуща всем подряд...

– Значит, по-Вашему, материнского инстинкта не существует?

Э.Б.: Я думаю, что «нормальной» формой материнства является определённая усредненность: мать делает для ребёнка то, что может, и у неё есть свои пределы. Она может быть любимой матерью для одного и ненавидимой для другого. Этой идее усреднённости следует учить всех молодых родителей. Но сегодня женщинам говорят прямо противоположное. Им говорят, что они созданы для того, чтобы стать идеальными матерями, что они в долгу перед своими детьми, и поэтому должны кормить грудью по первому требованию, не отсутствовать подолгу и т.д. Их как бы призывают к тому, чтобы вновь обрести утраченный материнский инстинкт. Но хорошими матерями становятся совсем не так.

– А чем, по вашему, мужской опыт отличается от женского? Есть ли большая разница между желанием мужчины и женщины иметь детей?

Э.Б.: Мало кто из женщин говорит, что она не хочет забеременеть, но такие случаи встречаются. Я вспоминаю, в частности, Симону де Бовуар, которая призналась мне как-то, что у неё никогда не возникало желания забеременеть. Подавляющее большинство женщин считают, что беременность – это нечто экстраординарное, и это стоит «попробовать». Они испытывают своего рода предвосхищение. И действительно, беременность может стать моментом расцвета и фантастической полноты сил.

Уже поэтому женщина более мотивирована, чтобы иметь детей. Сегодня мы часто видим, как женщина вынашивает ребёнка с торжествующим видом. У мужчины нет такого фантасмагорического восприятия беременности, но едва только он берёт в руки их дитя, разница в восприятии уменьшается. Участие отца в повседневных хлопотах о младенце – чрезвычайно важный фактор: для мужчин функции «няньки» – это возможность дать выход какой-то части их натуры, которая не находит применения в социальной жизни.

– Не создают ли дети угрозу родительскому союзу?

Э.Б.: Я думаю, для того чтобы расширить семейный круг, семья должна быть очень прочной. Когда в семье появляется ребёнок, трудно перейти от роли любовника и любовницы к роли папы и мамы.

Когда людей двое, они свободны и в то же время растворены один в другом. Но когда в семье три или четыре человека, звучат совсем другие слова, а присутствие детей вызывает своего рода «интерференцию», взаимное гашение. Вопреки распространенному мнению, будто бы дети укрепляют семью, они на самом деле – настоящее испытание на прочность.

– Вы мать троих детей. Это было сознательным решением?

Э.Б.: В то время у меня не было таких размышлений, какие я желаю сегодняшним молодым людям. Но нужно учитывать контекст: мне был 21 год, и никаких противозачаточных средств ещё не было. Сегодня я предпочла бы рожать позже, и, возможно, из меня получилась бы лучшая мама...

– А ваши дети задавали вам вопрос, почему вы родили их?

Э.Б.: Нет. Я бы не знала, что им ответить. Разве что сказала бы, что очень любила их отца, и самое прекрасное, что я могла сделать вместе с ним, это – дети. Порождение нашей любви.