«Завет» Эмира Кустурицы открывал последний Московский кинофестиваль, но ничего на нем не получил

То, что раньше было гротеском на этнические темы, сейчас является злоупотреблением цирковыми приемами с особо тяжкими последствиями – фильм смотреть невозможно. Редкостная по примитивности история. Если убрать сексуальные сцены, «Завет» можно рекомендовать только детям старшего школьного возраста.

В сербской провинции в дышащей на ладан хибаре живут дедушка и внучек. Цане – единственный ученик местного секс-символа, 40-летней учительницы с роскошными грудями.

 Приехавшие инспекторы народного образования, алкоголики и дебилы, школу решают прикрыть, из вредности. Учительница остается без работы. Но не теряется, а купается у всех на виду в чем мать родила. Для киноманов Кустурица рассыпал по экрану довженковско-тарковские яблоки. Ни поэзии, ни оригинальности они в себе не несут. Зато можно многозначительно потолкать соседа локтем.

Дедушка, видимо русский по национальности, рыдает вместе с нашими спортсменами в телевизоре под исполнение российского гимна. А потолок его дома разрисован фресками на церковные темы. Он решает послать внука в город с наказом – продать корову, купить икону и найти себе девушку. Внучек дает ему обещание, которое и вынесено в название фильма («zavet» переводится с сербского как «обещание», трудности перевода, так сказать).

Внучек в принципе не такой уж половозрелый, чтобы срочно искать себе подругу. По типажу он близок к искателю мелафона и другу Алисы Селезневой из «Гостьи из будущего». Но дед сказал, значит, надо, тут уж вопросов не задают.

В городе Цане встречает бандитов (с главарем Манойловичем) и девушку своей мечты. Бандиты оказываются придурками и зоофилами, строящими методами угроз и коррупции аналог Всемирного торгового центра в Нью-Йорке.

Также они контролируют бордель, где работает мама девушки.

Девушка являет собой тоже аналог, но только Амели. Я долго не мог понять – то ли у актрисы лицо парализовано, то ли она даун. Весь фильм одно и то же выражение лица – ироничная улыбка с хитрым прищуром. Только в одной сцене она испугалась – сразу стало ясно, что с лицевыми мышцами у нее все в порядке.

Далее следует ряд аттракционных и бессмысленных цен со стрельбой, отрезанием яиц и битьем по голове. Как в самых идиотских комедиях, герои с регулярностью произносят реплики, которые должен с восторгом повторять по выходе из кино простодушный сельский зритель.

В этом смысле Кустурица и делает народное – да просто колхозное – кино. Заканчивается все хеппи-эндом, так прямо и написано.

Кустурица (он и сам музыкант) – этнопанк от кинематографа. Но осовременивать музыку, несущую в себе национальные корни, вовсе не означает тупо перекладывать ее на язык рок-н-ролла.

Американский кантри-музыкант поет о синей луне Кентукки, о грусти от расставания с любимой девушкой.

Простая и вечная история, которую перепела масса музыкантов от Билли Холлидей до Эрика Клептона и Ли-Энн Раймс. Песня о том, что было или может случиться в жизни каждого человека вне зависимости от его социального статуса и интеллекта.

Найти такие темы в современной жизни и не впасть в шаблонность – занятие непростое. Это нужно действительно почувствовать, это должно идти от души.

Раньше Кустурице это удавалось – с мастерством и эпическим размахом. Словак Юрай Якубиско, снимающий в похожем стиле, не смог получить две «Золотые пальмовые ветви» в Каннах.

Смотреть «Завет» Эмира Кустурицы я ходил на Варшавский вокзал, где теперь расположен полупустой и безликий торгово-развлекательный центр.

Раньше там стоял памятник Ленину – в пару памятнику Сталину на соседнем Балтийском вокзале.

Сталина убрали давно, Ленина недавно. Центр как центр – бутики, эскалаторы, мини-каток со студентками в пушистых свитерах. За большим стеклянным окном – мокнущие под дождем паровозы, железнодорожный музей.

На втором этаже собрались в кучку всевозможные фастфуды: «Макдоналдс», «Ростикс», японский, блинный, русская кухня, пицца. К первому «Макдоналдсу» в Москве длинная очередь стояла как к очагу западной цивилизации.

А ведь гамбургер – это просто главный всеамериканский бутерброд. Время показало, что даже он бывает разным на вкус. Со стертыми кулинарными чертами или с прожаренной на гриле котлетой и репчатым луком.

О послевоенной Сербии нет ни слова в фильме самого знаменитого балканского режиссера. Без сомнения, там такие произошли изменения, что хватит на десяток историй. Но, ничего не рассказывая о своей стране и ее людях, Кустурица выдает этнографическую солянку, по сути являющуюся муляжом.

Дело вовсе не в избытке бород, духовых инструментов, свадебных ритуалов, выстрелов в воздух и хохота. Все это последний раз органично смотрелось в «Андеграунде» (1995), постфеллиниевском шлягере о людях, оказавшихся в стране-подполье.

Их судьбы были искалечены чужой волей и собственными пороками. Трагическое и смешное, соседствуя, придавали искренность и естественность абсурдной истории. Югославский коммунизм обретал свое истинное лицо эксплуататора, бандита и насильника. Но нельзя же, в самом деле, принимать историю о туповатом школьнике и комических уголовниках за портрет современной Сербии!

Совершенно тягостное впечатление от фильма скрасили только цитируемые Кустурицей сцены из «Таксиста» Скорсезе. Просто глоток свежего воздуха на фоне явного режиссерского маразма с умца-умца-саундтреком.

«Завет» – самый провальный фильм Кустурицы.

Вместо ракии нам налили выдохшейся газировки.