Как живут в Зимбабве

Черный носорог - очень ценное животное. Самое дорогое в Африке, если считать на вес. За килограмм рога дают $25 000. Сварливый Гомо, надоедливая Чача и флегматичная Шану - три черных носорога в заповеднике Аймири на западе Зимбабве находятся под круглосуточной охраной рейнджеров, вооруженных калашниковыми и британскими винтовками FN. Аймири - частное владение семьи белых фермеров Треверс. Раньше в районе Ведза было 88 таких фермерских хозяйств, но теперь осталось только Аймири. Треверсы научились разводить носорогов: за 20 лет на свет появились два десятка животных. Черные носороги - национальное достояние Зимбабве, потому этих белых не трогают. У остальных власти конфисковали землю.

В 2000 г. президент Зимбабве Роберт Мугабе попытался решить проблему бедности в стране: он отобрал землю у 4500 крупных фермерских хозяйств (почти все фермеры - белые) и раздал участки своим соратникам и ветеранам борьбы за независимость. Как результат, страна, которая десятилетия кормила маисом и пшеницей весь континент, обанкротилась. С 2000 г. экономика Зимбабве сократилась на 40%. Только за последний год, по оценке местного экономиста Джона Робертсона, цены в Зимбабве выросли в 120 000 раз. Официальная статистика скромнее - «всего лишь» в 150 раз.

Экономическая катастрофа могла бы стоить кресла Мугабе - в марте 2008 г. он проиграл первый тур выборов президента кандидату от оппозиции, лидеру Движения за демократические перемены (MDC) Моргану Цвангираи. Но ко второму туру Мугабе развернул кампанию по «перевоспитанию» избирателей: 90 активистов от оппозиции были убиты, около 10 000 человек жестко избиты, 200 000 изгнаны из своих домов. Досталось и журналистам - почти всем просто перекрыли доступ в Зимбабве. Только за ту неделю, что корреспондент Newsweek нелегально работал в Зимбабве, местные власти задержали 10 иностранных корреспондентов и операторов - трое получили срок. Все эти меры дали результат: Цвангираи отказался от участия во втором туре, и в конце июня 84-летний Роберт Мугабе принес очередную президентскую присягу.

На следующий день после инаугурации ООН призвала африканские страны разобраться с Мугабе, который позорит континент. Ведь с 1980 г., когда Мугабе сверг правление белого меньшинства в тогдашней Южной Родезии и переименовал страну в Зимбабве, он был героем всего Черного континента. Слава Роберта Мугабе как героического борца за светлое будущее для черного населения затмевала в 80-е даже славу Нельсона Манделы. Но именно поэтому его превращение в беспощадного диктатора стало идеологической катастрофой для всей Африки.

НЕВЕРНЫЙ КУРС

В Зимбабве все миллиардеры и триллионеры. Прилетев в Хараре, корреспондент Newsweek нарушил золотое правило любого путешественника «не меняй деньги в аэропорту - курс грабительский» и первым делом направился к обменному пункту. Шел как на плаху, зная, что в стране, которая живет по ценам черного рынка, курс грабительский вдвойне. Табло с красными цифрами приветливо сообщало вес американского доллара (здесь его называют «грин») по отношению к зимбабвийскому («зим») - $1=9 млрд. «Двадцатку поменяете?» «Секунду, - услужливо ответил молодой парень с парализованным запястьем. - Только данные поменяю. И начал здоровой рукой лихо крутить какие-то колесики, нажимать кнопки на странном сером ящичке, периодически подглядывая в распечатку факса. На табло появились нули, а потом: $1=9,8 млрд. На черном рынке в тот день за один доллар давали 11 млрд местных долларов.

Итого с утра стоимость $20 выросла почти на 16 млрд зимбабвийских долларов. Столько в тот день стоила пачка сигарет. За неделю, что мы провели в стране, курс черного рынка, по которому и живет Зимбабве, скакнул с 11 млрд до 25 млрд. Если 10 лет назад годовая инфляция в стране была всего каких-то 32%, то в этом году, как говорит экономист Джон Робертсон, она достигнет 12 млн процентов. С 1990 г. средняя продолжительность жизни в Зимбабве снизилась с 60 до 37 лет у мужчин и до 34 - у женщин. И это данные, которые ВОЗ обнародовала два года назад. Для сравнения: в воюющем Афганистане продолжительность жизни составляет 42 года.

Несмотря на страшные цифры статистики, в столице Хараре не чувствуешь катастрофы. Рестораны полны людей, в торговых центрах не протолкнуться, на улицах много новых машин. Наиболее распространенное средство передвижения - полноприводные пикапы. Пара первоклассных кожаных ботинок стоит 5 трлн зимов - то есть примерно 200 гринов. Здесь еще есть люди, которые могут позволить себе такую обувь, но их немного, и большая часть этой группы так или иначе связана с режимом Мугабе.

Хараре - типичный колониальный город. Центр - несколько кварталов административных и офисных зданий, банков 60–70-х годов постройки. Днем там людно. К вечеру жизнь перемещается в пригороды. На севере - коттеджи среднего класса, спрятанные за высокими стенами. На юге - трущобы-миллионники: нагромождения одноэтажных хибарок, многоквартирных малоэтажных домов и бетонных коробок административных зданий.

Вечером весь Хараре погружается в темноту. Нет света даже на дороге, по которой Боб (так здесь все называют Мугабе) ездит к себе в резиденцию. Сотни железных птичек на столбах по дороге в аэропорт (символ страны - мифическая птица Зимбабве) давно проржавели и выглядят так, будто их посадили на шампур и забыли вовремя снять. Пьяного водителя здесь распознают сразу - это тот, кто едет прямо, не объезжая колдобины. В стране победившего африканского национализма «кандидатами наук» шутливо называют добровольных дорожных рабочих. Безработные здесь не просят милостыни. Они заделывают осколками кирпичей ямы на дорогах (pot hole digging - сокращенно PHD). Проезжая мимо, водители подают кто сколько может - если бы не «кандидаты», то городские улицы уже давно бы превратились в непреодолимое препятствие на пути из пункта А в пункт Б. Бензин можно достать только за валюту или чеки, которые можно достать только за валюту. Очереди за топливом и за хлебом тянутся на кварталы.

Страна, в которой производилось практически всё - от кожи для обуви, шерсти и хлопка до автомобильных запчастей и мебели, - теперь выживает за счет «челноков» и незаконного предпринимательства.

ЦЕНОВОЙ ДИАГНОЗ

«Я - Глэдис. Добро пожаловать в наш ад», - будничным тоном приветствовала меня молодая женщина, к которой я напросился в день прилета на разговор. «Какая у вас приятная прическа. Дреды такие красивые», - пытаюсь сказать что-то приятное. «Искусственные», - не меняя тона, отвечает она. Муж Глэдис умер от СПИДа два года назад. Всё это время Глэдис живет памятью о его изменах и борется с ВИЧ, который муж оставил ей перед смертью. ВИЧ здесь у каждого пятого.

За первый год болезни Глэдис потеряла 40 кг. Сейчас она набрала больше 20 кг. Ей повезло: она получила справку от врача о своей болезни и теперь каждый месяц получает от правительства бесплатные лекарства. Проблема только, как доехать из пригорода до больницы. Проезд на маршрутке за три недели подорожал с 600 000 до 5 млрд зимов. «Я знаю пятерых ВИЧ-больных, кто пропустил месячный курс из-за того, что у них не было денег доехать до больницы и забрать лекарства», - говорит Глэдис. Ей повезло: в отличие от 80% зимбабвийцев у нее есть работа, да еще рядом с домом. Она менеджер по продажам в IT-компании.

Глэдис живет с родителями, братом и двумя детьми в двух маленьких комнатушках - места хватает только для кроватей и телевизора. Почти все деньги уходят на еду. В мае зарплата Глэдис была 50 млрд, в июне- уже 300 млрд. Но цена на масло, например, за это время выросла с 600 000 до 35 млрд. Выжить можно, только получая на работе продуктовый паек, размер которого зависит от щедрости начальника. Глэдис сидит на строгой диете: «Нам говорят - вы должны есть, как в старину. Вот ваши предки так ели - и были здоровы. А у меня аллергия на саранчу, гусениц и летающих муравьев!» Так что остается лишь садза - густая маисовая каша, редька и капуста. Мясо в последний раз она ела в прошлом году. По ее словам, самое трудное - это невозможность что-либо спланировать и уж тем более скопить: «Все деньги надо тратить в ту же секунду, как мы их получаем, иначе они превращаются в бумагу для самокруток».

УСПЕШНЫЙ ПЛЕМЯННИЧЕК

Каждый день мимо дома Глэдис проезжает к себе в офис Филипп Чиянгве - пухлый самодовольный плейбой в дорогой рубашке. Иногда Чиянгве выезжает на ярко-желтом «Хаммере», иногда - на серебристом «Бентли». Вместо регистрационных номеров табличка «Tsivo» («крокодил» - тотем рода Роберта Мугабе). По местным понятиям, президент приходится Филиппу дядей, но это говорит не о кровном родстве, а о принадлежности к одному большому роду. Впрочем, этого достаточно, чтобы многочисленные «племянники» Мугабе были министрами, партийными боссами и олигархами.

Чиянгве был главой отделения правящей партии ЗАНУ-ПФ в родном ему и президенту районе Дзенба, депутатом парламента и даже, как говорят злые языки, мечтал о месте самого «старика». Осмелившись заикнуться на партийном съезде, что Мугабе стоит подыскать себе наследника, Филипп год отсидел в тюрьме по подозрению в шпионаже - но сейчас ждет, что его снова примут в партию. «Когда страна разваливается, сразу появляются миллиардеры. Как Абрамович или как тот другой ваш парень, которого арестовали за то, что он слишком много выступал… Юкос его звали, что ли, - хвастается знанием российских реалий Филипп и продолжает в том же духе: - Так вот я хочу быть как Абрамович, а не как Юкос».

Чиянгве - владелец, по его словам, более 40 компаний. «Я начал в 12 лет, когда каждое утро ходил за 30 км от деревни, чтобы успеть перехватить по дороге грузовики с продуктами. Я выкупал весь груз, и моя мать была первым ритейлером на деревне», - излагает он свою версию успеха. «Да он просто черный рейдер. Приходит, забирает бизнес, а потом распродает активы», - выдвигает другую версию один из местных предпринимателей. Известная история - как Чиянгве проводил «реструктуризацию» обувной фабрики в городе Булавайо. «Распродал фабрику, уволил рабочих и вместо выходного пособия выдал всем по паре обуви. Рабочим еще повезло, они смогли выбрать ботинки по размеру», - говорит наш собеседник.

У Чиянгве своя трактовка собственного статуса: «Я - доказательство того, что экономика здесь может работать. Я - продукт black empowerment». Так называется политика поддержки коренного населения Зимбабве - черные должны владеть не меньше 50% акций в каждой зимбабвийской компании.

Сейчас Чиянгве строит коттеджные поселки для среднего класса- «я вам покажу будущее Зимбабве», - и мы едем в лимузине на стройплощадку.

На поросшем бурьяном пустыре копошатся два десятка рабочих. Напротив - уже построенный, но пустующий поселок. Среди тесно поставленных домиков только голая красная земля, никаких дорожек и фонтанов, как в рекламном проспекте. Филипп явно радуется, когда мы обнаруживаем молодую семью, которая недавно заселилась: «Вот видите, жизнь налаживается».

В покрытом красной пылью лимузине мы едем осматривать главный объект Чиянгве - «Пентагон», будущий гостиничный и бизнес-комплекс. На стройплощадке никого. Зато напротив «Пентагона» - собственный особняк «племянника» президента: 18 спален, баскетбольная площадка, теннисный корт и три бара. «Я сейчас строю себе новый дом с 37 спальнями, а этот скоро переделаю в отель», - Филипп уже готовится к переезду.

ВСЕ ЗА ВАШИ ДЕНЬГИ

«Эта экономика действительно работает, - соглашается с Чиянгве человек, который предлагает называть его по имени греческой нимфы Калипсо. - Только она работает вчёрную». Калипсо знает о чем говорит - он сам нелегальный меняла. «Страна у нас бедная, но люди богатые», - объясняет Калипсо. Его дом раз в пять меньше, чем у Чиянгве, и машины поскромнее - всего два джипа и один лимузин. Дом окружен двухметровым забором с колючей проволокой. «У меня самая незаконная в этой стране профессия. Но еще никого из нас не посадили, потому что без нас никуда», - продолжает Калипсо.

В Зимбабве курс валют устанавливает правительство, но он значительно ниже реального. «Через меня можно всё купить и всё продать. Я покупал джипы для [лидера оппозиции] Цвангираи, и у меня же меняет деньги [глава Резервного банка] Гомо. В день через мои руки проходит до $150 000. На каждой двадцатке я заработаю пятерку», - говорит Калипсо. Телефон звонит каждые пять минут. У Калипсо пять домов, счета в ЮАР, Лондоне и еще бог знает где. «Через нас отмываются деньги от экспорта, через нас деньги выводятся за границу, мы здесь - всё». По словам Калипсо, он может легализовать свой бизнес за одну ночь: «Я сделаю это, как только сменится власть. Старик слишком засиделся».

Экономический кризис подорвал популярность Роберта Мугабе. Вышло так, что Мугабе срубил сук, на котором сидел. Отняв землю у фермеров, он посадил на нее бедных, но не дал им права собственности. Черные фермеры пашут государственную землю. В результате новые крестьяне не могут брать кредиты в банке под залог земли - денег на работу нет. Крах сельского хозяйства спровоцировал падение в других секторах экономики. Не сумев восстановить экономику, Мугабе решил прибить сук обратно к дереву гвоздями. И насилие стало единственным способом, который позволил ему удержать контроль в руках.

Главный лозунг его нынешней кампании против оппозиции - «Даешь 100-процентный контроль». А девиз его молодежных бригад - «Война или победа».

ВОЙНА БЕЗ КОНЦА

«Это именно война, и мы не можем ее проиграть», - говорит один из высокопоставленных членов правящей партии ЗАНУ-ПФ товарищ Пасипанодья (которого называют «генералом»). Это имя на языке шону означает «устрашитель». Так во время войны против белого режима называли себя повстанцы. Партийный босс настаивал на анонимности, потому что за неофициальную встречу с иностранным журналистом его могут обвинить в измене родине. В организации нашего рандеву принимало участие множество подготовленных людей. Сначала встретились посредники с обеих сторон, забрали «генерала» из условленного места и привезли в кафе, которое выбрали в последний момент. Затем единственный, кто знал, где я живу, забрал меня из дома. Пока шли эти маневры, времени на еду не осталось. Трое черных и один белый за пустым столиком, настороженно поглядывающие по сторонам, - подозрительное зрелище.

«Вся оппозиция проплачена Западом. В стране есть нечего, а они через гуманитарные организации за еду покупают голоса», - благонадежно повторяет товарищ П. слова Мугабе. Цель Запада - поставить Зимбабве на колени и доказать, что черные не могут править страной и самостоятельно «встать с колен».

Добиа Дзомба не может встать по другой причине. Ему обе руки и ногу переломали активисты ЗАНУ-ПФ ударами нобкерри. Эти деревянные дубины - традиционное зимбабвийское оружие. Добиа получил в рамках «перераспределения земли» 6 гектаров, но «вместо благодарности» стал агитировать за оппозицию. Землю отобрали, а на его примере «перевоспитали» остальных односельчан. Добиа сейчас в Хараре, где учится ходить. Он живет вместе с другими жертвами воспитательного процесса в тайном убежище, открытом при одной из местных церквей. Здесь скрываются целыми семьями. Элони Ньямаяро была на седьмом месяце беременности, когда «активисты» пришли за ее мужем. Не найдя его, они стали допрашивать Элони: заставили бежать с километр, а потом избили. Элони родила близнецов. Мертвых. Теперь она здесь с мужем.

Самая распространенная форма перевоспитания - показательная порка. Виннет Чизанго вместе с 11 другими женщинами била толпа из 100 человек. «Они били посменно. Длинными бамбуковыми палками. Нет, убить не хотели. Если бы хотели, то били бы по почкам. А так просто перевоспитывали, - отвечает она на очередной вопрос и, повернувшись спиной, задирает платье: - Фотографируйте!» Вся нижняя часть ее тела покрыта ранами, шрамами и кусками отмирающей кожи. Чтобы раны дольше не заживали, «воспитатели» посыпают их химическими удобрениями.

ПОСМЕРТНЫЙ ПОДСЧЕТ

Начиная с 29 марта по всей стране были развернуты молодежные военизированные лагеря. На них и возложили основную задачу по «перевоспитанию» избирателей. Каждый вечер из лагерей выходят агитбригады, обходят дома и собирают всех, кто может ходить, на «пунгвес». Это митинги и шествия; пение революционных песен и скандирование партийных лозунгов продолжается до утра. Молодой парень Самсон в первом туре голосовал за оппозицию, но с тех пор каждую ночь ходит на «пунгвес». Он говорит, что его не били, но ему пришлось доказывать свою сознательность: «Знаете, люди ведь недоедают. Кости слабые. Витаминов нет, так что сломают руку или ногу как нечего делать». Самсон говорит, что его заставляли бить «перевоспитуемых»: «Я обычно в толпе прячусь, но не всегда получается». Мы разговариваем с ним в доме его братьев. Все - оппозиционеры. Но на всех регалии правящей ЗАНУ-ПФ - майки, банданы, значки. «Так безопаснее», - поясняют они.

Один из таких «боевых» агитотрядов курирует товарищ П. Он говорит, что в его районе насилия не было. «Мы перевоспитываем мирным путем, - убеждает он. - Это у соседей четверых убили, а у меня- никого». Сразу после выборов газета Zimbabwean (один из парадоксов Зимбабве - здесь еще осталась независимая пресса) опубликовала список жертв предвыборного периода - в нем перечислены погибшие как со стороны MDC, так и со стороны ЗАНУ-ПФ. Всего в списке от 26 июня было 81 имя, а напротив каждого - обстоятельства смерти: застрелен, забит, зарублен. Активистов ЗАНУ-ПФ в «мартирологе» всего двое.

СВОБОДА ВЫБОРА

Практически никто из журналистов не осмеливается покидать Хараре. В деревнях риск быть схваченным гораздо больше. Самый безопасный способ перемещаться по стране - подбросить полицейского. «Добро пожаловать в свободную страну!» - вместо «привет» выпаливает сельский полицейский Эрик, как только забирается к нам в джип. Худая немытая шея торчит из расстегнутой гимнастерки. Удостоверившись, что я всего лишь турист, который едет в один из местных заповедников, продолжает начатую тему: «Тут нечего бояться. Вы в свободной стране. Здесь нет никакого насилия». На обратном пути нас тормозят уже трое полицейских. «А, из России… Знаю, знаю, рабочий класс, революция», - хвастается познаниями самый старший. Его сосед помоложе фыркает в кулак. Третий молчит. «Туристы нам нужны», - с какой-то щемящей смесью тоски и радости резюмирует тот, что постарше. Благодарят за проезд и выбираются из машины. Благодарим в ответ - позади несколько блокпостов, которые мы пролетели безо всяких проверок.

Жертвами «предвыборной войны» в Зимбабве стали и остатки белых фермеров. Даже те из них, кто оказывал поддержку правящей партии. «Мы всегда давали в нашем районе молодежи то, что они просили. Мясо, так мясо, фруктов, так фруктов, а они пришли и просто выбросили нас из дома», - говорит Джеймс Этридж. Его ферма вблизи города Чигуту была самым крупным производством апельсинов во всей Южной Африке. Джеймс Этридж - белый зимбабвиец в четвертом поколении. «Полтора года назад нам в Минсельхозе сказали, что никто нас не тронет. Продавайте, мол, апельсины, потому что вы нужны стране. А теперь у нас отняли всё», - в голосе отца Джеймса Ричарда нет и нотки слабины. Он скорее с гордостью, чем с горечью перечисляет свои потери: «Ферма стоит $15 млн, а из дома вынесли ценностей на $908 000. У нас всё записано».

На сборы Этриджам дали полчаса. «Иначе убьем - прямо так и сказал нам Гилберт Мойо. Он там у нас в Чигуту командует всем», - говорит Этридж. По его словам, грабежом руководил сын спикера сената Эдны Мадзвуни. «Эта баба и прибрала нашу ферму к рукам», - только при упоминании имени сенаторши в голосе Ричарда слышится нервная нотка. Сейчас Этриджи живут в единственном оставшемся у них доме в пригороде Хараре - одноэтажном особняке в белом квартале с охраной за высокой стеной. «Мы не англичане, мы не шотландцы. Мы зимбабвийцы. Это наша Родина. И мы отсюда никуда не уедем. Я уверен, что мы еще сможем вернуть себе ферму», - добавляет Джеймс. Этриджи оказались правы, что не стали ждать справедливости на месте и выехали с фермы по первому требованию. Через три дня после нашего разговора их друга, фермера Бен Фрифа, который держался в Чигуту до последнего, та же самая банда Мойо избила до полусмерти.

Товарищ П. говорит, что насилие - это вынужденная, но необходимая мера: «Мы должны напомнить людям, что время борьбы не прошло. У нас нет таких денег, как у оппозиции, но мы должны напомнить людям, что еда не главное. В этом и заключается наше перевоспитание». Теперь в плане Мугабе роспуск парламента, в котором оппозиция получила большинство голосов. «Через полгода будут новые выборы», - говорит мне «генерал».

 - Значит, перевоспитание продолжится?

 - Нет. Думаю, что людей мы уже перевоспитали, осталось поднять их дух.