Цена модернизации. Без штанов, но с бомбой

Некоторое время назад новостные ленты начинались сообщениями, что бирманские диссиденты-эмигранты предъявили «убедительные» доказательства того, что военная хунта их страны ведёт разработку ядерного оружия. В дело оказалась даже впутана Россия, где якобы полулегально готовят бирманских специалистов-ядерщиков. В общем-то ничего сенсационного в этом нет. В 2010 году создать ядерное оружие даже Бирме проще, чем СССР в 1949-м или Китаю в 1964-м. Прогресс всё-таки штука глобальная.

Но вот именно о прогрессе и хотелось бы поговорить. В XX веке «модернизация» стала своеобразной религией (особенно в третьем мире), во имя которой были принесены многомиллионные жертвы. Сейчас, в веке XXI, можно уже подвести некоторые итоги этой гонки за прогрессом. Благо Бирма (Мьянма) представляет собой замечательный и актуальный материал.

В начале прошлого столетия Бирма и Таиланд (тоже привлекавший внимание всего мира последние несколько месяцев) представляли собой две соседние и почти равные по всем параметрам — население, территория, уровень экономического и культурного развития — страны. Разница заключалась лишь в том, что Таиланд оставался независимым королевством, тогда как Бирма после 1886 года стала колониальным владением Великобритании.

Парадоксальным для кого-то образом Бирма даже получила больше от своего статуса, ибо в неё пошли мощные английские и индийские инвестиции. Страна стала самым крупным экспортёром риса в мире, кормилицей Азии. Ранее пустынные болота дельты реки Иравади превратились в гигантскую житницу. Бирма по всем параметрам превосходила Сиам.

Но после Второй мировой войны, с обретением ею независимости, всё поменялось. Сначала власть в Бирме оказалась в руках умеренных националистов. А в 1962 году произошёл военный переворот, отдавший власть в руки генерала Не Вина, чьи преемники правят там до сих пор. В Сиаме (Таиланде) тоже по преимуществу руководили правительством генералы. И вот тут проходит принципиальный водораздел. Военные в Бангкоке не исповедовали никакой идеологии. Им было важно просто удерживать власть, не допускать до неё левых всех мастей и по возможности обогащаться. Это были обычные люди без особенных амбиций, кроме самых «нормальных» эгоистических. В соседней же стране военные исповедовали культ модернизации, облечённой в одежды «бирманского пути к социализму». Для этого они национализировали всю базовую промышленность, банки, страховые компании, ввели монополию на внешнюю и оптовую внутреннюю торговлю.

Итог известен: крупнейший производитель риса сегодня — Таиланд, а Бирма его импортирует. Бангкок — город современных небоскрёбов, мировой туристический центр, стремительно растущий производитель электроники и автомобилей. Страна во многих отношениях вполне современная и модернизированная. Соседка же — воплощение отсталости и регресса. Убогий аграрный сектор, разваливающееся городское хозяйство, ничтожная промышленность, архаичные связь и транспорт.

И подобный крах типичен практически для всех стран третьего мира, которые написали на своих знамёнах лозунг «модернизация любой ценой». Напротив, успех поджидал тех, кто меньше всего трепался насчёт «прогресса». Как показал опыт минувшего века, «модернизация» выражается не во внешних формах, а во внутреннем содержании. Можно создать атомную бомбу, как Северная Корея и как, возможно, лет через десять — Бирма, и считать это великим цивилизационным достижением. Но никому в голову не придёт на этом основании считать, что они более модернизированные, чем Япония, у которой ядерного оружия нет. Или, например, запуск Ираном спутника в космос и то, что Германия не имеет собственных средств доставки ИСЗ на орбиту, не означает, что Тегеран её обошёл на пути технологического и научного прогресса.

Все эти внешние выражения модернизации создаются в тоталитарных и авторитарных странах чрезвычайным напряжением всех сил, которые в конечном счёте губят всякий прогресс.

Вспомним СССР: Гагарин полетел в космос из страны, где большая часть населения жила в убогих бараках и ветхих избах без канализации и водоснабжения. Этот факт, не вполне очевидный для населения Союза — в том смысле, что люди не сопоставляли себя с Америкой, стал к 1985-му вполне осознанным и признанным. Граждане не желали более, чтобы пропагандистские успехи свершались за их счёт.

Развал СССР сделал короля окончательно голым. В известном смысле жители каких-нибудь Гватемалы или Непала были более модернизированы, приспособлены для жизни в современном рыночном обществе, нежели граждане распавшейся империи. Ибо создателей ракет и атомных бомб пришлось после 91-го учить азам, давно понятным любому мальчишке на Филиппинах, что завод должен работать ради прибыли, а не на план, спускаемый сверху, что конкуренция — это нормально, что частная собственность не зло и не кража, что человек, открыто заявляющий о вере в Бога, не сумасшедший и что не обязательно всем голосовать за одну-единственную партию.

Советский прогресс, оплаченный бесчисленными людскими и природными ресурсами, был псевдопрогрессом, модернизация — псевдомодернизацией, пародией на неё, ибо аккуратно постриженные газоны в задрипанном провинциальном городишке, джинсы в его магазинах или же телефон-автомат там же, из которого можно позвонить в Нью-Йорк, — такой же неотъемлемый атрибут modernity, как и синхрофазотрон. Точнее, они предшествуют ему.

Патрисы лумубы и прочие гамали абдели насеры не понимали этой простой истины. Впрочем, этого не понимали и их покровители в редакциях западных газет и на кафедрах университетов. Разговоры о колбасе для трудящихся считались пошлостью или провокацией. Тогда как Лайка на орбите воспринималась как неотразимый аргумент. Можно прямо сказать, что большая часть XX века, как символа небывало быстрого прогресса, для большей части человечества прошла впустую. И это при том, что они жили в самых «прогрессивных» странах мира: СССР, Индии, Китае и т.д.

Великий обман «модернизации» стоил страшных жертв, коими пали гражданское общество, многопартийная система, правовое государство. Как в XIX веке русские нигилисты утверждали, что «сапоги выше Шекспира», так и в следующем столетии Ленин и Мао утверждали примат электричества и стали над человеческой свободой. Однако оказалось, что подлинный прогресс происходил, например, в США, где быть директором мыловаренной фабрики не означало маргинального статуса по сравнению с директором танкового завода.

Внешние проявления модернизации, металлургические заводы или ГЭС, лишь на время вводили страну в желаемый круг развитых держав. Их строительство любой ценой было похоже на жульничество в картах, когда подсматривание через плечо партнёра какое-то время помогает, но затем неминуемо разоблачается. Так СССР или маоистский Китай могли считаться какое-то время успешными проектами, пока не наступал час X.

Ли Куан Ю, бывший премьер Сингапура, осуществивший подлинную модернизацию, но без словесной трескотни и обнищания масс, вспоминает в своих мемуарах примечательную сценку. До социалистического переворота в Бирме он всегда останавливался в этой стране в одном и том же отеле, где получал по утрам классический английский завтрак. Но военные, захватившие власть, прогнали индийских бизнесменов, владевших гостиницей. Как результат — грязные скатерти, ленивая обслуга, невкусная еда. Ли пишет, что изменения в экономической политике сразу замечаются по подобным «мелочам». Впрочем, Самуил Маршак, а вместе с ним бесчисленное количество францов фанонов и че гевар приходили в восторг от того, что Мистер Твистер не мог снять номер по своему вкусу. Но уже литературный секретарь Маршака — Владимир Познер, чей отец, кстати, бежал из «капиталистического ада», сделал выбор решительно в пользу добротных отелей.