Детские игры. В чём же состоит общественное благо?

Я всегда полагал, что общественное благо и социальный прогресс — это практически одно и то же. Именно социальный, подчёркиваю, а не научно-технический. Хотя и он, в конечном итоге, способствует общественному благу. Ну а социальный прогресс — это просто синоним общественного блага. Тем более что слово «социальный» переводится как «общественный».

Но господин Третьяков, декан Высшей школы телевидения МГУ, в своей статье в «Известиях» от 11.06.2010, решительно развёл эти понятия. «Общественное благо требует отказа даже от того, что считается достижением социального прогресса». От чего именно считает нужным отказаться декан? «От свободы выбора женщины (или родителей) в вопросе о рождении или нерождении ребёнка, если он зачат». Если коротко и по-русски, социальный прогресс, выразившийся в возможности планировать семью (и, в частности, делать аборты), вступил в противоречие с общественным благом. 

В чём же состоит общественное благо?

И почему оно подразумевает, говоря словами декана Третьякова, следующее: «Рождение детей - в браке или вне брака, неважно — провозглашается главным общественным предназначением и обязанностью женщины, ибо никто, кроме неё, сделать этого не может».

Кстати, неужели наших тележурналистов в Высшей школе телевидения учат изъясняться таким путаным и нечётким манером? Предназначение и обязанность — вещи разные. Никакого общественного предназначения у женщин, как и у мужчин, нет. Предназначение бывает у учреждений, институтов, у материальных предметов, созданных людьми с определённой целью. У граждан и гражданок бывают обязанности. Вменить женщине в обязанность рожать — особенно вне брака — это очень мрачная фантазия. Никто, кроме женщины, рожать не может — наблюдение, конечно, глубокое. Но не исчерпывающее. Потому что для рождения ребёнка необходимо некое участие мужчины. Значит, общественным предназначением и обязанностью неженатого мужчины должно стать оплодотворение женщины, не состоящей в браке? Или надо сдавать сперму в специальное учреждение? Всем сдавать, или только неженатым сдавать? А как быть с женатыми, но бездетными?

Но это ещё не всё. Родившая женщина имеет право свободно, без объяснения причин, сдать своё дитя в «специально созданные детские воспитательные дома». Эти младенцы получат статус Государственных Детей, должны будут обучать и воспитывать, как в лучших школах, а по достижении восемнадцатилетия они должны получать в собственность новое отдельное жильё.

Картина одновременно кошмарная и легкомысленная. Кошмарная потому, что воскрешает в памяти самые мрачные обычаи и утопии античности и средневековья — прежде всего понуждение к деторождению и воспитательные учреждения, растящие «государственных детей».

Но и легкомысленная тоже. Что позволено Платону, да и то на закате его творческого пути, вряд ли подобает декану Высшей школы телевидения МГУ. Ибо должно быть ясно — такое тотальное залезание в койку граждан и гражданок возможно только в злых фантазиях. Было, правда, государство, где незамужних женщин оплодотворяли неженатые мужчины, а приплод отправляли в воспитательные дома. Детишек этих называли «подарки фюреру», но они так и не успели получить в собственность отдельное новое жильё на просторах Руссланда. Вся эта фантазия закончилась очень быстро, но зато крайне болезненно для фантазёров.

Откуда, далее, взять средства? На воспитательные дома с их высоким уровнем обучения и комфорта, на пособия для неполных семей, и наконец, на новое отдельное жильё. Если Россия до сих пор не может обеспечить квартирами несколько тысяч ветеранов Великой Отечественной войны, то откуда возьмутся сотни тысяч квартир для повзрослевших «государственных детей»? Не из налога на бездетность, в самом деле.

Далее. Экономическое, социальное, культурное развитие современных стран существенным образом зависит от женщин, от их включённости в производство, образование, медицину, науку, культуру. У нас в России примерно миллион медсестёр. Примерно столько же врачей женского пола. Учительниц. Государственных чиновниц разного уровня. Работниц муниципальных учреждений. Работниц торговли, связи, общепита. Если хотя бы четверть, хотя бы одна восьмая из них вдруг решит посвятить себя «предназначению и обязанности женщины» — страну ждёт экономический и социальный коллапс. Придётся срочно завозить мигрантов.

А если родившие женщины в массовом порядке будут сдавать детей на попечение государства и тут же возвращаться на работу — то кто будет работать в воспитательных домах? А для тех, кто останется в семьях, всё равно — откуда взять новых воспитателей в детсадах, новых учителей в школах? Господин Третьяков полагает, что после запрета абортов на свет появится миллион новых россиян — вдобавок к примерно миллиону семистам тысячам рождающихся. На такую перестройку системы занятости вряд ли хватит внутренних российских ресурсов. Опять придётся приглашать гастарбайтеров.

Шило на мыло, одним словом.

Хотя, конечно, тут есть свои тонкости. Декан Третьяков, разумеется, не предлагает запретить аборты целиком и полностью. По медицинским показаниям — можно. Однако опыт подсказывает, что либо число серьёзнейших медицинских показаний резко возрастёт, либо же — и это будет самый лучший результат — российские женщины (да и мужчины тоже!) научатся, наконец, предохраняться по-людски, по-современному. Потому что аборты — это на самом деле ужасно. Допотопная, кровавая, опасная для женского здоровья операция. И я понимаю людей, которые, поглядев на погибших зародышей, считают аборт убийством. Лучше без абортов, в самом деле.

Но запретами абортов рождаемость мы не поднимем. Во всяком случае, всерьёз и надолго. Чтоб население начало «стремительно расти и молодеть», как мечтает декан Третьяков. Не будет этого. Да и не нужно.

Демография — чрезвычайно важная штука. Количество населения, рождаемость и смертность, а также плотность, соотношение городского и сельского населения, возрастной состав, этнокультурный состав, и так далее вплоть до структуры занятости (что уже к демографии имеет отношение косвенное, но отчасти диктуется ею) — вот канва, на которой вышиваются все политические, экономические, социальные и культурные узоры. Потому что в основе всего, что происходит — люди на данной территории, в данном количестве, данного пола и возраста. Здесь свои законы. Как только возникает сельская перенаселённость — так тут тебе гражданская война. Как только начинается переезд из деревни в город — так тут тебе снижение рождаемости. 

Демография — это «предел, его же не прейдеши». Но вот регулировать её трудно, а если честно — невозможно.

Дело облегчается тем, что население не ощущает демографических перемен. Общество формирует свои ценности и институты (в том числе структуру занятости) в соответствии с демографической данностью. Народ чувствует политические проблемы («нас угнетают»), экономические («нам есть нечего»), социальные («нам некуда податься») и даже культурные («надоело кино про бандюков»). Но странным — а, может быть, природно-мудрым образом — народ не чувствует демографических проблем. Народ не говорит «мы вымираем», имея в виду сокращение рождаемости или убыль населения. Хотя со смертностью — с ужасающе высокой, недопустимо, позорно высокой смертностью — бороться надо.

Но вот об этом в статье господина Третьякова ни слова. Всё только о повышении рождаемости и о преодолении последствий «очевидного и, возможно, необратимого кризиса семьи». Насчёт кризиса семьи — декан прав. Недавно назначенные небесные покровители семьи, любви и верности — святые Пётр и Феврония — это же бездетная пара!

Осталось понять, в чём же состоит, согласно господину Третьякову, общественное благо, ради которого нам предлагается пожертвовать социальным прогрессом.

Получается, что оно состоит исключительно в повышении рождаемости. А зачем? Чтобы Россия не вымерла? А она и так не вымирает. Вот начался небольшой, но естественный прирост населения. Как раз такой, который отвечает темпам нашего экономического роста. Чтоб Россия победила во всемирной конкуренции? Но ведь мы живём в XXI веке, когда популяционный напор значит совсем не то, что в начале XX или ещё ранее. Эпоха массовых сухопутных армий и массовой фабричной занятости канула в прошлое. Никому не нужно пушечное мясо, не нужны и человекоподобные придатки к станкам и конвейерам. Войны — реальные и экономические — выигрываются не числом, а умением.

Может быть, силён страх перед слишком мощной иммиграцией? Перед шумными, смуглыми, чужеязыкими и, как назло, многодетными?

Но изоляционизм обернётся созданием кастового государства. Кто будет работать на тяжёлых, непрестижных, низкооплачиваемых работах? Те же россияне, но низшего сорта? Одним, значит, нанотехнологии, а другим тряпка и метла? Когда детей делить на касты? Неужели в государственном воспитательном доме? Ясное дело, что ответом на ограничения иммиграции станет массовая эмиграция. Зачем умному образованному россиянину навек приговаривать себя к метле и тряпке? Как отцу и матери стерпеть, что их сын навек будет приговорён к метле и тряпке? А тогда что делать? Закрывать границы? Устанавливать жестокий полицейский режим? Или играть в утопии а-ля Томмазо Кампанелла или Художник из чеховского «Дома с мезонином» — все без исключения по три-четыре часа в день работают в полях и шахтах?

Не получится. В России рождается ровно столько людей, сколько можно и нужно. Вот умирает слишком много и слишком рано, это правда. Тут срочно нужно вмешательство общества и государства. А когда страна разбогатеет, тогда и детей рожать станут больше. Пройдите по богатым, уж извините меня, городским кварталам и пригородным посёлкам: сплошной детский щебет на лужайках, кругом беременные мамы с колясками. И безо всякого запрета на аборты.