Из нашей жизни уходит поэзия

Почти каждый божий день – еду ли в метро, шагаю ли по улицам – шепчу стихи наших классиков: то Лермонтова, то Пушкина, то Есенина, но в последние годы, пожалуй, чаще всего Заболоцкого. Он, конечно, не столь знаменит и читаем, как наши поэтические великаны, но вот запал мне в душу его «Можжевеловый куст» и то и дело слетает с губ… Ничего такого у меня с можжевельником этим не связано, но стихи-то на самом деле о другом: об утрате, горечи любви…

…Я заметил во мраке древесных ветвей /Чуть живое подобье улыбки твоей.

И вот что подумал. Ведь наверняка бывают моменты, когда я единственный во всей Вселенной произношу стихи Заболоцкого, вступая с ним в некую духовную перекличку. С Пушкиным, Лермонтовым, Пастернаком, это, конечно, сложнее – их, несмотря даже на резкий спад интереса к поэзии, читают и знают до сих пор многие, а вот с Заболоцким такое абсолютное уединение, думаю, возможно. И от одной этой мысли еще больше дух захватывает, – что ты один из всего человечества в  эту минуту соприкасаешься с душой давно ушедшего огромного поэта и как бы вызываешь его к жизни.

Ну да. Ведь сказал же об этом Пушкин в своем «Памятнике», что весь он не умрет и будет славен, доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит. Ну, я-то не пиит, но в настоящих стихах кое-что смыслю, способен прочувствовать их магию. И пока есть такие читатели, слушатели, будут жить и поэты и вообще настоящие творцы.

У меня, например, язык не повернется сказать, что Высоцкий мертв.

Но вот вопрос: сами-то они на том свете чего-то такое ощущают  – вот эту свою дальнейшую земную жизнь, любовь к ним потомков? Сомневаюсь. Навряд ли.

Опять же по Пушкину – душа поэта остается  «в заветной лире». Не более того.

Так что, выходит, продолжение жизни творца и прежде всего, наверно, поэтов, музыкантов, чьи вещи напрямую взывают к сердцам людей, – только в нас.

Нам они дарят и ни с чем несравнимое удовольствие, и очищение, и возвышение над суетой и мерзостями окружающей жизни… Много чего хорошего!  

Таков и загадочный «Можжевеловый куст» Николая Заболоцкого, изведовавшего и ужас Гулага, и (уже на воле) боль женской измены: Можжевеловый куст, можжевеловый куст/
Остывающий лепет изменчивых уст…

И честно говоря, просто жаль людей, которые не чувствуют, не принимают этих даров. Зато, глядя на ночь, будут жадно слушать по телевизору ор пропагандистов и так называемых политологов.

Впрочем, может, это даже неплохо. Не стоит насаждать поэзию в массы, как политскрепы. Она – для избранных и не терпит ни гламурной тусовки, ни крикливой толпы, ни высокого покровительства.

Вот только избранных этих, увы, становится все  меньше. Тем более пиитов, не считая, конечно, всевозможных стихослагателей.

Так и уйдет через десяток-другой лет в окончательное небытие мой «Можжевеловый куст».

А там, глядишь, и с самим Пушкиным можно будет запросто одному во всем мире пообщаться, если, конечно, захочется.

 

13
1322
9