Надеюсь, кое-что мы сумели разъяснить тульским приставам и прокурору. А судьям объяснять бесполезно
Ездили в Тулу, в областной суд, на процесс Димы Кипиани. Дима сидит больше двух лет по ст. 159, ч. 4 (резиновое и всем подходящее «Мошенничество в особо крупном размере»), но сидит очень оригинально: у него на руках два судебных решения двух московских судов первой инстанции. Речь идет о наследстве в виде московской квартиры — согласно решению Перовского суда, все в порядке и квартира является законной собственностью Димы; а согласно решению Хамовнического суда, Дима присвоил квартиру незаконно, за что арестован в зале суда и осужден на 6 лет, причем решения Перовского суда и поныне никто не отменял. С тех пор Дима, сидя в тульской зоне, живо интересуется у разнообразных судебных органов: что сие означает и за что, собственно, он сидит? Надо сказать, руководство тульской зоны Диму поддерживает, поскольку в состоянии оценить двусмысленность положения, в том числе собственного.
С судами хуже. Московские суды известны своим изощренным равнодушием к любым вопросам бытия, включая собственные заведомо неправосудные решения. А вот с судами тульскими я до сих пор была знакома заочно, исключительно по выносимым ими приговорам, многие из них производили сильное впечатление — было трудно поверить, что их писала вовсе не команда КВН юрфака Тульского университета. В общем, наша неформальная организация «Русь сидящая» погрузилась на три автомобиля и поехала в Тульский облсуд, на рассмотрение кассационной жалобы осужденного Кипиани, который к тому же требовал личного присутствия — то есть заодно и лично познакомиться не только с делом, но и с персонажем.
Облсуд оказался прелестным особняком с непугаными приставами, не знающими законов и правил поведения в суде, к ним присоединились администратор суда и пресс-секретарь, тоже страдающие правовым нигилизмом. Ну да это нам не в новинку. Пока мы ждали начала своего заседания, стали свидетелями драматичной сцены. В большой гулкий вестибюль суда зашла команда приставов и полностью зачистила от граждан помещение. Я не очень люблю, когда меня зачищают, и предусмотрительно скрылась в дамском сортире, обильно украшенном велеречивыми надписями, призывающих «милых дам», мягко говоря, не сорить где ни попадя. Аккуратно высунувшись из сортира, я обнаружила в вестибюле внушительных размеров овчарку, привязанную к девчушке в милицейской форме. «Гав», — сказала мне собака. Отпираться было бесполезно, тем более что собака со всей очевидностью нацелилась на наши бутерброды, оставленные на месте дислокации группы «Русь сидящая» до вселенской зачистки. Интересы совпали: я кинулась спасать колбасу, девчушка вернула управление овчаркой в свои руки, а собачка приступила к исполнению служебных обязанностей.
Оказалось, что это конвойная овчарка, тут как раз и конвой подоспел: несколько толстых полицейских, почему-то в сопровождении толпы прокурорш, вели кого-то очень опасного, и овчарке поручалось сопровождать эту великолепную процессию. Пользуясь привилегией спасателя колбасы, я пыталась разглядеть в конвойной толпе чудовище, порученное овчарке с прокуроршами. И увидела двоих детей, мальчика и девочку, скованных наручниками, на вид им было лет по 16, и больше всего на свете они были похожи на Кая и Герду, ибо на девочке была белая курточка и белая шапочка с помпончиком. Не знаю, что они сделали, — я потом долго изучала вывешенное расписание судебных заседаний, нашла только одну женскую фамилию, но напротив нее не было написано статьи УК — нарушение, кстати.
Когда Кая и Герду увели, зачищенных вернули в вестибюль, и нас позвали на процесс к Кипиани. Диму, конечно, не доставили, обошлись видеоконференцией. Судей было трое, председательствующий — судья Флегонтова А.А. Она понимала, что происходит, и старалась как могла. Но действовать по закону, по УПК, она не могла физиологически — очевидно, отсутствовали и опыт, и знания. А потому «Русь сидящая», публика весьма юридически подкованная, наслаждалась судейскими перлами: «Не надо слишком много говорить» (это к Кипиани, ограничивая его право на защиту), «Не надо нам тут декларировать закон и Конституцию, не надо загромождать», «Никакими правами слушатели у нас не обладают», «Не надо нам говорить о легитимности вашего приговора непонятными выражениями» (это про преюдицию и юридический нонсенс), «Не надо повторять доводы, в протокол будет все записано только один раз».
Судьи удалились совещаться. В это время в судебный зал вихрем ворвалась огромная прокурорша в подполковничьих погонах и начала кричать кому-то из слушателей: «Сашка, тебе котлеты в столовке взять? Чего молчишь? Скока котлет-то?» Некто Сашка, сидящий на заднем ряду очкарик в штатском, ситуацию просек и не желал признаваться, что подполковник озабочена именно его пропитанием, но было поздно. Прокурорский вихрь унесся в столовку без особых разрушений, а педиатр Наташа Зыкина, наша сестра из «Руси сидящей», завела милую беседу с прокуроршей, которая участвовала в нашем процессе — беседовала о добре и зле. Прокурор сначала покраснела, потом побледнела и начала отвечать и спрашивать. И вдруг мы увидели перед собой очень неглупую и совестливую женщину, которая все понимает, но сделать ничего не может. Пока. Но мы уверены, что сделает. Она хорошая.
Диме Кипиани, конечно, отказали в его самых важных ходатайствах и жалобах, удовлетворив одну, не самую важную. Но все равно мы возвращались очень довольные — мы гордимся тульским прокурором и нашей Наташей. А может, и тульские приставы что-то поняли, во всяком случае, мы им разъяснили подробно. А судьи, кажется, неисправимы — даже когда они очень стараются.
Комментарии