Наркостатисты

Я вхожу в одну из квартир в центре города. Здесь живет Юра. Его подруга Катя сегодня встречает гостей. У нее день рождения и она угощает. Компания собирается на кухне «однушки». На стеклянном столе нет бутылок с алкоголем и едой, зато лежит большая горка белого порошка. Это амфетамин, стимулятор центральной нервной системы, который является аналогом гормонов адреналина и норадреналина. Его только что взвесили на электронных весах, оказалось ровно 10 граммов. «Обычно бывает, что платишь за грамм, а получаешь 0,7 или 0,65 грамм, в самые плохие дни было 0,345. Я это число на всю жизнь запомнил», – говорит Юра.

За окном около двух часов ночи. В квартире играет Prodigy. За столом сидят анорексично худые молодые люди 20-24 лет. Худоба — одно из свидетельств употребления амфетамина. А еще под ним практически невозможно заснуть. Вечеринка, на которую я попал, продлится еще несколько дней.

Катя достает из кармана лезвие и уверенными движениями делит горку на длинные тонкие дорожки. Меньшую часть моя собеседница уже расфасовала для перепродажи. Денег с этого она не зарабатывает, просто помогает товарищам «намутить»: ее дилер с незнакомцами дел не имеет. Когда ритуал закончен, порошок вдыхают несколько человек. Пыль, оставшуюся на столе, они втирают пальцами в десны. Все, кроме Кати. Она не хочет, чтобы спиды разъели ей зубы.

У плиты возня. Все заваривают себе чай, чтобы быстрее вставило. Потом они возвращаются за стол, прихлебывают кипяток, курят сигареты и ждут, когда наркотик подействует. Уже через пять минут их начинает накрывать.

На сленге амфетамины называют «спидами», от английского слова «скорость», под ними человек крайне возбужден и очень разговорчив. Тут важно не упустить момент, поэтому я спрашиваю у сидящих вокруг меня торчков, что они думают о планах ФСКН.

Я спрашиваю, что они думают об антинаркотической пропаганде и о тестах на наркотики в школе. Я спрашиваю, как они относятся к тому, что в рамках антинаркотической стратегии, которую президент РФ Дмитрий Медведев принял 9 июня, Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН) может дополнительно получать по 600–700 млн рублей в год, а деньги пойдут на очередную федеральную целевую программу, которая называется «Комплексные меры противодействия злоупотреблению наркотиками и их незаконному обороту на 2011–2015 гг».

После недолгой паузы парень по имени Женя, уставившись в меня огромными голубыми глазами, произносит: «Все это фигня».

2.

Он рассказывает, что как-то раз в Краснодаре к его друзьям вломились домой оперативники ФСКН. «Не то чтобы они были в разработке, нет, просто привели домой незнакомую девушку», – объясняет он. Она, увидев везде коноплю и приспособления для курения, сразу поняла, в какую компанию попала и тихо позвонила знакомым наркополицейским. «Парни косяк не успели забить, как к ним в квартиру ворвались несколько амбалов со стволами и ксивами, всех на пол положили, начали угрожать», – смеется Женя.

– И что ты думаешь? Наркополицейские забрали траву, выставили всех на 50 тысяч рублей и, получив свое, отвалили. Они даже не спросили у пацанов, кто им это все продал! Ребята, конечно, съехали и поменяли номера телефонов, но они точно знают, как только милиции надо будет отработать свои миллионы, их найдут, и заставят кого-нибудь сдать.

Пока Женя говорит, его все перебивают. Амфетамины и обида на государство толкают их на искренность. Саша, обычный студент, который редко употребляет что-то тяжелее гашиша, общался с наркоконтролем лично. Вышел погулять с собакой, а когда вернулся, застал дома двух оперативников, которые успели скрутить двух его знакомых. В тот день Саша им помог достать гашиш.

– Они мне сразу предложили сдать двоих знакомых, а я им предложил третьего, кроме того попросили 70 штук, чтобы меня не трогать.

Все на мгновение замолкают, а потом взрываются аналогичными историями.

– А у нас вообще только булик (плаcтиковая бутылка, приспособленная для курения конопли и гашиша) нашли! Так что мы тремя штуками отделались.

– А меня когда шмонали на улице, так в носки забыли залезть, а там капсула 2-CB (известный психоделик, на сленге - «сибирь») была!

Меня и самого милиционеры останавливали несколько раз в Петербурге у Московского вокзала. Вытаскивали из кармана паспорт, заводили в отделение и вытряхивали там вещи из рюкзака без присутствия понятых. А в Москве на выходе из станции метро «Маяковская» сотрудники ФСКН заломали руки и протащили по полу в комнату милиции. Ничего не найдя, они почему-то очень на меня злились.

Сообщение о таких пеших патрулях оперативников наркополиции регулярно мелькают в блогах. Недавно с ними встретился оппозиционер Алексей Навальный, известный исками к Газпрому и ВТБ. Его окружили четверо сотрудников ФСКН, но, убедившись, что он не тот, кто им нужен, обыскивать не стали.

Я рассказываю эти истории собеседникам, но они меня не слушают, сидящие за столом наперебой начинают рассказывать свои истории, параллельно успевая общаться на разные темы, писать на ноутбуке дипломные работы и переключать музыку в плей-листах. Я не знаю, как заставить их расширенные зрачки сфокусироваться на мне, поэтому я жду, пока они перестанут шуметь и дадут мне спросить еще что-нибудь. Замолкают они, как только на столе появляются новые дорожки.

– В прошлую сессию я проводила среди студентов социологическое исследование. Хотела узнать, как они относятся к обязательным тестам на наркотики, – говорит студентка Даша. - Я опросила 20 человек, из которых наркотики никогда не пробовали пять человек.

Согласно ее опросу, 12 человек считают, что президентская инициатива нарушит их права. Больше половины думают, что их отчислят за употребление, митинговать против наркотестов будут семеро.

– А то, что проблема преувеличена, считают трое, – смеется она. - Это значит, что за нами так и будет бегать ФСКН и менты, потому что нас ловить проще, чем какую-то наркомафию. Ей, как и остальным сидящим, ясно, что статистику будут делать на всех, у кого хотя бы раз нашли дозу.

Юра кивает. В конце мая одному из его приятелей дали четыре года колонии общего режима. «Вся его вина в том, что он купил наркоману амфетамины, а сам наркоман такими подставами делает статистику для ФСКН», – говорит он.

У Жени есть другая история. Его знакомая помогала наладить своему дилеру канал по закупке спидов. Продуманная сделка сорвалась, девушке с приятелем пришлось ехать самой, и их с большой партией повязали.

– У них, оказывается, телефоны прослушивали. Так она молчала, а приятель ее раскололся. Сдал химиков и дилера. А девчонке повезло. Ей нашли адвоката узкоспециализированного, с завязками в суде, и стала она свидетелем.

Теперь Женина подруга учит своих друзей жизни: «прослушки телефонов незаконны, а про наркотики надо говорить, что закладку чужую нашли в подъезде». Я тихо спросил у Жени, почему его подруга не сидит с нами за столом, но он ничего не ответил, лишь покосился на Сашу.

3.

«В ряде российских регионов отмечается рост распространения наркотиков, изготовленных из местного растительного сырья и лекарственных препаратов, содержащих наркотические средства и находящихся в свободной продаже, появляются новые виды психоактивных веществ, способствующих формированию зависимых форм поведения», — читает Юра вслух монитора ноутбука, новость несколько минут назад открытую мной. Он несколько раз повторяет некоторые фразы.

– Зависимый, наркозависимый, наркоман... Ну вот скажи, разве мы наркоманы? – вдруг спрашивает он меня. – Да, мы употребляем наркотики, но мы же не воруем, не грабим. Мы никому не мешаем. Мы все учимся и работаем...

Наркоманами эту компанию назвать действительно трудно. Они прилично одеты, образованы, поддерживают разговор. Вены у них чистые, без дорожек. И меньше всего они похожи на тех, кто способен проломить череп и ограбить в темной подворотне.

Я был недавно в Майами, - говорит Юра. - Там вообще никто тебя не заберет под наркотиками, если ты только не дерешься и не убиваешь... А как показывает практика, под колесами и травой никого на агрессию не тянет, я прав? Сидящие за столом кивают.

Юра говорит, что амфетамины и трава — это не героин, они не мешают ему жить, что, «черт возьми, в ФСКН же точно употребляют наркотики, что это его дело, чем себя, убивать, что все это нечестно». Он грустнеет на глазах, пока на столе не появляются новые дорожки.

Пока ребята нюхают, я вспоминаю, как в наркополиции объясняли передозировку двух своих сотрудников: лейтенанта Павла Мазанова и старшего лейтенанта Константина Хрусталева. Сначала опера якобы погибли от пищевого отравления, потом у них обоих случился инфаркт. Где-то даже мелькала информация о том, что наркотики офицеры пробовали «в оперативных целях». Я пересказываю эту историю ребятам и они взрываются злым смехом.

«Сгорели на работе, блин, – отсмеивается Юра и зачитывает дальше: «...формирование психологического иммунитета к потреблению наркотиков у детей школьного возраста, родителей и учителей в организованных и неорганизованных группах населения». Он перечитывает фразу несколько раз, а потом глупо спрашивает: «А как они собираются это делать?»

4.

– Я не знаю, как они собираются это делать, – говорит Женя. Мы стоим на балконе. Он буравит меня своими глазами и несколько раз предлагает понюхать с ним. Сюда мы пришли, потому что он не согласен с Юрой, но не хочет спорить, потому что тогда придется уйти, а ему нравится у Юры. «Они» – это президент и ФСКН.

– Это Юра сейчас добрый. Через два года, он сможет быть счастливым только под спидами. У них раскрошатся зубы и, знаешь, если он захочет слезть - будут нужны наручники.

– Наручники?

– Ну чтобы приковываться к батарее. Ты знаешь, говорят там только психологическая зависимость, но мне виднее. Когда спидов очень долго нет... Это. Очень. Больно. Посмотри на них. У них планы на несколько дней вперед, но они сидят и пускают «скорость» по ноздре. А на четвертый день марафона закурят все это травой или скушают ЛСД. Они тусуются сейчас со стукачем, просто потому что, у него есть деньги на продолжение банкета, они аморальны. Кто они, если не торчки? – Женя говорит с удовольствием, любуясь собой.

– А чем от них отличаешься ты? – спрашиваю я.

– Да ничем. Просто напиши, чтобы никто не пробовал, дерьмо это все, – обрывает он разговор.

Мы возвращаемся на кухню, где играет Radiohead. На столе снова лежат дорожки, к которым с наслаждениям прикладываются юноши и девушки. Остатки спидов жадно втираются в десны. В одну из чашек чая Саша окунает целофановый пакетик. В него когда-то были запакованы 10 граммов амфетамина, на нем остались крошки. На кухне сидят счастливые люди, глядя на которых очень трудно поверить, что их образ жизни, со всеми проблемами и перманентным саморазрушением – дерьмо. Но он точно станет таким, когда оперативники ФСКН придут к Саше домой с просьбой опять кого-нибудь сдать.