Куратор Ерофеев: Последнее слово

Некорректная лживая интерпретация наших оппонентов, к сожалению, составила государственное обвинение. Есть верующие православные, которым не нравится современное искусство, но есть верующие, которым оно нравится, которые его даже создают. Я бы сказал так: проблема есть, но она должна быть поставлена в другом ракурсе. Эта проблема заключается в том, что в нашей стране существует часть общества, которая не принимает современную культуру как таковую, сопротивляется ей. И это не только на протяжении ХХ века, но на протяжении многих веков этой культурой была охвачена меньшая часть населения нашей страны. Так это было в ХIХ веке, так, к сожалению, это было и в ХХ веке, когда советский режим по существу контролировал наше общество на предмет понимания языка современной культуры.

Я проработал 20 лет в государственных музеях и должен вам сказать, что этот фактор непонимания постоянно и неизменно действует на наши мнения, отзывы, постоянно оборачивается такими гневными филиппиками в адрес самых разных явлений современной культуры. Причем это не только, к примеру, Кабаков, но и, например, Малевич. Недавно я выступал на телевидении, и там был один художник из академии художеств, он говорит: «Для меня Малевич – это вообще не наша национальная традиция, это вообще никто».

В этом смысле мы в самом начале пути постижения основ современной культуры и ее ценности. Поэтому этот конфликт существует, он тлеет. Но это не значит, что он существует всегда в такой резко воспаленной нарывающей фазе. Возникает вопрос, почему мы оказались вовлечены в такой взрывной конфликт?

Выставки (а я сделал более 50 выставок), искусство иногда людей задевает, оскорбляет, но это оскорбление – не намеренное. Человек может просто прийти. Например, вегетарианец может прийти и оскорбиться зрелищем поедания мяса, а эколог может прийти и оскорбиться зрелищем рубки леса. Можно увидеть массу других социальных, профессиональных и прочих групп населения, а вовсе не только адептов какой-либо конфессии, которые могут по какому-либо поводу найти, чем обидеться. Но это не значит, что эти люди – даже если их много, даже если их подавляющее большинство в каком-то обществе – имеют право навязать свое мнение как монопольное и обязать все общество в целом их представления поддерживать.

В том-то как раз и дело, что, если уж мы говорим про демократическую культуру, про городскую культуру, то с самого начала человеческой цивилизации, когда человек от кочевого образа жизни перешел к городскому, он был вынужден толерантно относиться к своему соседу, потому что сосед – это совсем другие ценности. И этот принцип в своей простоте находится рядом. Городская культура – это спрессованное объединение непохожих людей, которые непохоже думают, непохоже действуют. И между тем, они уважают взгляды друг друга. У каждой группы есть в этой ситуации, чреватой конфликтами, своя зона, своя площадка, своя ниша.

В нашем случае это с одной стороны – храм, с другой стороны – музей. Так вот действительно принципиально важно (и об этом говорили многие наши коллеги), что музей – это не есть городское публичное пространство. Приходя в музей, покупая или не покупая билет, но переступая порог, переступая порог вообще любого зрелищного учреждения, нужно понимать, что можно увидеть необычное. Если человек в музее видит обычное, банальное, то можно сказать, что такой музей можно просто закрыть. Музей должен показывать то, что человек еще не видел. Музей может показать то, что может шокировать. Если человеку не нравится что-то в этом музее или кинотеатре, то он может спокойно его покинуть. Если я – куратор или организатор зрелища – приведу этого человека и скажу: «Смотри! Не нравится – все равно будешь смотреть!», как это делали наши идеологические воспитатели в свое время, то тогда это будет насилие над личностью и тогда это действительно будет преступление. Но никто зрителей насильно в музеях на выставках не держит, не хотите – не смотрите, не нравится – уходите.

Никто в ваш монастырь, в ваше пространство ни с какими арт-объектами не приходил и ваше пространство не нарушал какими-то другими принципами и ценностями. Но почему вы позволяете себе нарушать наше пространство? Кто вам дает право так себя вести? Почему вы, господа, вы, я вам говорю, устроили весь этот дебош? Почему вы тратите огромное количество нашего времени, нашей человеческой жизни, профессиональной на этом процессе? Вы отвлекли внимание наших судебных органов для того, чтобы устроить этот дебош!

Это, прежде всего, неуважение к позиции другого. Это непонимание того, что такое городская культура, что такое человеческое общежитие, это страшный эгоизм человеческий, это следствие невоспитанности. Но, конечно, вовсе необязательно, и я вовсе не требую того, чтобы все были воспитаны. И я хочу сказать, в этом, я уверен глубоко, не виновно большинство сидящих в этом зале, потому что не они выступили активистами в этой ситуации, и вот об этом стоит поговорить.

Я хочу сказать, что как бы ни повернулся наш процесс, совершенно очевидно, что – нравится, не нравится вам современное искусство, оно будет существовать, нравятся вам, не нравятся музеи, они все равно будут существовать. Вы с этим должны смириться, в этом и есть необходимость сосуществования.

Поэтому в данном случае вопрос ставится таким образом, а кто собственно говоря оспаривает право на существование иного мнения, иных ценностей, иной идеологии, в частности, современного искусства? Оспаривает ли это право Русская православная церковь, как нам пытались доказать некоторые наши обвинители, даже некоторые священнослужители?

Так вот, если бы она оспаривала это право, тогда бы сейчас не проходила в церкви св. Татьяны на Моховой выставка современного искусства. Если бы наша православная церковь выступала против современной культуры, тогда она не ставила бы в качестве своей задачи и политики взаимодействие со всем корпусом современной культуры: от рэп-музыканта до художника современного искусства.

Надо сказать, что выставка в храме св. Татьяны, которая проходила с 1 по 14 июня, вызвала неоднозначную реакцию. Понятно, что были мракобесы, типа Сергеева, которые тут же кинулись травить эту выставку, но было много других, в том числе священнослужителей, которые приехали на эту выставку и поддержали тот факт, что в притворе церкви устраивается выставка современного искусства. Всеволод Чаплин выступил позавчера с официальным обращением, говоря о том, что он, несмотря на разные мнения в отношении выставки в церкви св. Татьяны, поддерживает саму политику взаимодействия с современным искусством. И правильно делает!

Церковь никуда не может деться от этого контакта с современным искусством. Потому что чем больше контактов у церкви с современным искусством, тем активнее она вербует своих сторонников, тем активнее она воздействует на души человеческие. И всегда Русская православная церковь, за исключением тех моментов, когда она подвергалась гонениям во времена советской власти, в том числе и в самом начале своего существования, ориентировалась на современное искусство.

Я хочу сказать, что существует масса доказательств, что данный конфликт не разжигался деятелями Русской православной церкви. То, что мы услышали здесь от отца Никодима, представителя Сретенского монастыря, это мнение отца Никодима, возможно даже, это мнение всего Сретенского монастыря, но это не официальное мнение Русской православной церкви, которое может быть высказано только святейшим патриархом или синодом. Есть только два органа, которые могут высказываться от лица Русской православной церкви. Все остальные высказывания делаются частным порядком.

Ясно, что церковь не с Луны к нам спустилась. Ясно, что в ней существуют люди с советским прошлым, и эти люди, так же, как и вы, не образованы в современном искусстве. Это не их вина, а их беда. Поэтому многие не любят современное искусство. Но официальная позиция Русской православной церкви – иная. И на днях она была очень подробно в этом смысле проявлена.

Зато существуют другие организации, прикрывающиеся названием «православные», которые выступают против современного искусства и против современной культуры. Это не только организация «Народный собор», это еще и хоругвеносцы, и ДПНИ. Это карликовые организации, к счастью для нашей страны, но эти карликовые организации, действительно в свои программы записали такое положение, что современная культура в России, это культура, принесенная к нам якобы «из-за бугра», из-за океана. И в этом смысле она является нехарактерной для исконных национальных традиций. Они могут так считать, но они не имеют права на основе этих мнений бороться со всей современной культурой, как это делают Кассин, Хомяков, Сергеев и прочие с ними – небольшое количество людей.

Они напали на нашу выставку вовсе не потому, что увидели там что-то антихристианское, антирелигиозное. Они нападают, как известно, на массу других выставок. Они нападают на Винзавод, они нападают на ГЦСИ, они вообще нападали бы на всех, просто на «Гараж» Абрамовича у них не поднимается рука, потому что знают, что по зубам получат. А вот там, где защититься сложно, там, где организация негосударственная, как, например, Сахаровский центр, тут они нападают с удовольствием. Нападают, можно сказать, на слабых. Это очень благородная, конечно, позиция. Они нападают на слабый театр в Калининграде, потому что те тоже защититься не могут.

Они нападают не только на искусство и театр, они нападают на кино, на литературу, они гуляют по всему полю современной русской культуры. Это принципиальные убежденные провокаторы, которые пытаются стравить население, не разбирающееся в современном искусстве, убедить их, используя дешевую риторику и дешевую провокацию, что это не русское искусство, а русофобское искусство, антихристианское, антиправославное. Вот, что задевает население, вот, что понятно населению.

Есть этот «Народный собор». Прокурор говорит о том, что «Народный собор» - не экстремистская организация. Очевидно, прокурор вообще не интересовался, что это за организация. Я хочу вам продемонстрировать несколько картинок с изображением членов этой организации. Хорошо, не будем называть ее экстремистской, назовем ее имеющей признаки экстремизма. Она выступает за смертную казнь, она выступает за введение цензуры, она имеет свои военизированные образования, которые не просто как ранние фашистские бригады – с лопатами вдоль автострады, вот они с оружием играются. Вот сейчас прошли сборы у них на юге России. Они берут детей из детских домов, формируют их в военизированные бригады. Это все я взял с официального сайта «Народного собора» - www.mosnarodsobor.ru. А вот посмотрите на их плакаты: «Национализм – это воля народа», «Национализм – это надежда», «Национализм – это свобода». Подпись – «Народный собор». Это ваши плакаты, ваши знамена.

С одной стороны люди верующие подтаскиваются во что бы то ни стало, представители Русской православной церкви под разными предлогами затаскиваются в силки, с другой стороны – вооруженные силы. Во главе организации стоит человек, который уже разгромил выставку, - это погромщик Сергеев и человек, который сидел в тюрьме за то, что взял оружие и стрелял на площадях Москвы, – это Кассин. Во главе стоят погромщики и осужденные в прошлом люди, и это организация, которая ставит далеко идущие политические цели. Она за введение диктатуры, у нее мобилизационный план, о котором говорил Самодуров. И проблема борьбы с современной культурой – это маленькая часть их политики. Это маленький, но важный островок, потому что именно через борьбу с культурой эта ультраправая экстремистская группировка может всплыть на поверхность общественной жизни.

Какова позиция нашего государства и нашего правительства в отношении тех, кто проповедует такие экстремистские взгляды? Это стало очень заметно за те два года, что протекает наш процесс. За эти два года те люди, которые в правительстве, в Государственной думе и в Общественной палате поддерживали «Народный собор», исчезли. Всех ваших депутатов – Чуева, Курьяновича, Бабурина – нет больше. Государство выталкивает и маргинализирует эти опасные для общества личности и возглавляемые ими группировки, выталкивает из общественной жизни. Где эти люди? Выступают ли они, к примеру, по телевизору? Часто ли вы видите их выступления в широкой прессе? Да нет их там нигде. Потому что их туда не пускают. Государство прекрасно отдает себе отчет в опасности этих людей, потому что национализм просто развалит нашу страну.

Я считаю, что мы здесь наблюдаем следующую политическую игру. С одной стороны националистов выдавливает общественное мнение, с другой стороны, чтобы не дать им уйти в военизированную подпольную оппозицию, которая опасна была бы своими партизанскими действиями, им кидают кусок мяса, им кидают жертву. И этой жертвой оказывается российская современная культура и конкретно мы с Юрием Самодуровым.

Этот процесс носит характер компенсационной жертвы. Я считаю, что эта политика глубоко неверна и ошибочна. Потому что я не хочу выступать в роли этого куска и этой жертвы. Это абсолютно по отношению ко мне несправедливо. И, во-вторых, эта политика недальновидна, потому что экстремисты всегда будут требовать все больше и больше, всегда будут наступать.

Поэтому перед ними должен быть выставлен закон. Им должно быть показано, что никто с ними расправляться не хочет, и, если они придерживаются каких-то взглядов, пусть придерживаются их. Но бороться за монопольное навязывание своих взглядов другим, за то, чтобы подавить всех остальных, им не дадут. Должна быть выстроена стена заслона. И в этом смысле, я считаю, что, прежде всего, этот процесс должен закончиться оправдательным приговором.