Работа

 

Глава 5.

Обстоятельства

 

Если ты видишь только черную полосу в жизни, подумай: возможно, ты идешь вдоль неё?

 

            «Люди такие, какими мир позволяет им быть...» - вдруг вспомнил Лиг, - «Кажется, так говорил Джокер, герой экранизации комикса про человека-летучую мышь»  Люди такие, какими мир позволяет им быть. Не плохие и не хорошие, не злые и не добрые, не больные и не здоровые. Бред.

            Молодой, человек приятной наружности шел по оживленной улице, обгоняя неторопливых прохожих, которые никак не могли взять в толк, зачем кому-то куда-то спешить. Выходной день ведь создан для того, чтобы отдыхать и никуда не торопиться. Лень берет своё, и ты забываешь обо всем, кроме того, что в понедельник тебе опять придется пойти на работу. А молодой человек, одетый в темно-зеленый кожаный плащ, который казался дикостью в такую жаркую погоду, черную байку, высокие армейские ботинки, определенно куда-то спешил. Только одна беда, он не знал, куда и зачем он шел. Что-то гнало его по направлению к стеклянному куполу выставочного центра, словно этот купол был местом паломничества тысяч пилигримов, а не туристов, оскверняющих этот «храм» яркими всполохами неестественно белого света своих фотокамер. Злость клокотала в душе молодого человека, хотелось ударить кого-нибудь из зевак, толпящихся возле купола, повалить на землю и бить ногами до тех пор, пока не станет слышен хруст ломающихся костей и булькание крови во рту жертвы. Откуда взялась такая жестокость? Ведь он же мирный парень, пусть и предпочитающий тяжелый металл попсовым завываниям местной эстрады. Он, который муху не убил в жизни, хотел нести смерть и разрушение окружающим людям. Злость ударяла в голову, лишала способности здраво рассуждать. Там, возле купола лежала его девушка, прикованная к решетке наручниками, что она украдкой взяла у своего отца-полицейского. Она умирала от голода, жары и безразличия тех, против кого был направлен её протест. Молодая, прекрасная девушка: светло-русые волосы, чуть припухлые розовые губки, которые созданы для того, чтобы говорить нежные слова пьянящим полушепотом, глаза цвета нежной бирюзы, глубокие, как океан, которые они отражали, и только в этих глазах он видел себя настоящим, тонкая, как молодое деревце – умирала одна. Умирала медленно, не отступая ни на шаг от своей идеи изменить мир. А он стоял и смотрел на это, кусая свои губы в кровь, сжимая кулаки от бездействия. Даже если бы он и разогнал эту толпу, избил бы каждого, включая самого себя, она всё равно не приняла бы это. Не приняла, потому что за неделю до этого они поссорились.

            Она была из партии зеленых, все, даже отец, хоть он и служил в полиции, уважали и немного побаивались её. В речах, что произносила она на митинтах и акциях против загрязнения небольшого озера, имевшего фатальную неосторожность разлиться в том месте, где через тысячи лет появился завод, принадлежащий корпорации, которая владела всем в их маленьком городе. Даже сам господин Мэр ранее работал менеджером в этой корпорации... Сначала в озере перестали водиться раки, затем всплыла рыба, затем перестали жить в озере даже комары. Вода сделалась маслянистой и воняла, но никому не было дела до этого. Озеро находилось на территории завода, а то, что оно убивает, да-да, убивает всё живое на мили окрест, эта маленькая лужица, никого не волновало.

            И тогда она осмелилась на голодовку. Длительный протест, пока люди не поймут, что жизнь нужно защищать, какой бы тяжелой и жалкой она не была. Собрав группу активистов, она приковала их и себя к заграждению на самом видном месте – около выставочного центра этого самого завода. Он был с ней. И не мог иначе, ведь он так любил её, она покорила его сердце с того самого момента, когда он в первый раз услышал её речь на собрании в университете. Тогда он подошел к ней и сказал, что любит её и хочет быть с ней всегда и во всем.

Она ничего не ответила, а просто привела его в группу «зеленых», которую возглавляла. Для него было счастьем просто быть с ней рядом, спасаться от слезоточивого газа, бросать камни в сторону полиции, промывать её ссадины, а иногда просто получать болезненное удовольствие, когда она зашивала его рассеченную бровь. Он не просил ничего, но через несколько дней они уже вместе посыпались в его маленькой квартире, сделавшейся штабом для «зеленой» группы.

            Она осталась одна, все бросили её после первых дней испытания, не выдержав голода и палящего солнца. Он продержался дольше всех, оставаясь с ней, как он думал до конца. Сильнее телом был он, она же была сильна душой, непоколебимой волей к победе, в стремлении достичь своей цели. Через неделю он заметил, что она стала угасать, мало говорила, постоянно лежала на земле, даже когда шел дождь, и он звал её укрыться под его плащом. Приезжал её отец, плакала мать, но она стояла на своем. И тогда он впервые потребовал, чтобы она отказалась от протеста, сказав, что эта затея с самого начала была бессмысленной и безнадежной. Она посмотрела на него, как на врага, сказала, что он предал не только её, но и весь мир! Как она кричала, она гнала его прочь, это было похоже на истерику, на припадок безумной юродивой. В этот крик она вложила все оставшиеся силы. Потом, немного придя в себя, она сказала, что никогда его не любила, что была с ним только ради его квартиры, где группа могла собираться, не опасаясь, что их накроют люди корпорации в купе с полицией. Говорила она это холодным тоном, подобно стали, пронзающей сердце. Тогда он ушел. Просто ушел и оставил её одну.

            И вот сегодня он встал с самого утра, надел свой неизменный плащ, хоть на улице было настоящее адское пекло, не характерное для апреля, и пошел к куполу, чтобы посмотреть на неё. Проходя мимо витрины с телевизорами, он услышал репортаж о ней. Она умирала. Власти, купленные корпорацией, превратили это в акт устрашения, не позволяя освобождать её никому, ни спасателям, ни полиции, ни просто добрым людям. Она умирала. Не от истощения и зноя, а от человеческой жестокости и цинизма, от того, что осталась одна. «От того, что я оставил её...» - подумал молодой человек в темно-зеленом кожаном плаще и высоких армейских ботинках. И он побежал к ней.

            И вот он в толпе, смотрит на последние минуты жизни той, которая отдала себя ради идеи изменить мир, безумной, но от того ещё более прекрасной идеи. Глотая горькие слезы, он бросился к ней, чтобы в последний раз обнять её, сказать, что любит, не смотря ни на что. Потому, что знал, что и она любила его, она спасла того, кто был дорог ей, прогнав его от той судьбы, что уготовила сама себе. Но он не смог, его просто не пустили люди, которые стояли в оцеплении. Он кричал, рвался, бил по твердому пластику защитного шлема охранника, но тщетно. Вдруг все замерли, как по взмаху палочки невидимого дирижера, все почувствовали, что пришла смерть, и пришла она к той, что попыталась совершить дерзкое преступление – спасти жизнь. Грудь неимоверно худой и растрепанной девушки поднялась и опустилась в последний раз. Она умерла тихо, не приходя в сознание. И его сердце умерло вместе с ней.

            Уже будучи дома, он по привычке включил телевизор. Шло модное шоу, где придурковатый ведущий со своими помощниками обсуждали последние новости, разыгрывая их по ролям. И они показывали Её голодовку, последние минуты жизни, и даже смерть, которая была такая же тощая и бледная, истощенная, как и она. Показали даже его, прыгающего из толпы, пробирающегося к ней, чтобы обнять, прижать к себе. И в постановке ему это удавалось, но только он обнимал её, как она рассыпалась у него в руках на части. А люди в зрительном зале смеялись над этим фарсом, они просто ржали, неистово, словно это не трагедия, а черная комедия, где главным героем была смерть, кстати, в униформе работника завода.

            Он не смог терпеть этого долго. Вскочил, схватил телевизор, швырнул его на пол и стал бить стулом, глотая слезы. И вновь, это были слезы бессилия и злости. Потом пришло безразличие, и единственное решение, которое казалось правильным и важным.

            Он наполнил ванную горячей водой. Разделся медленно, словно соблюдая особый ритуал, лег в неё. Закрыл глаза, грея в руках осколок кинескопа разбитого телевизора. Медленно и глубоко вздохнул, будто пробуя воздух в последний раз, силясь запомнить его вкус и аромат. Медленно провел осколком по своему предплечью... и багровое течение окрасило воду...

0
206
0