Что останется от страны? Политическая пропедевтика для соискателей власти

На модерации Отложенный

Владимир Громковский

«Настоящая демократия не создается одномоментно…
Необходимо, чтобы большинство людей …готовы были бы
на регулярной основе тратить свое внимание, свое время,
свои усилия на участие в процессе управления».
«…образцы цивилизованной, зрелой демократии
были совсем рядом – в США и странах Западной Европы».
«О развитии демократии. Сегодня
в Государственную думу внесен целый пакет предложений
по развитию нашей политической и партийной системы».
Из статьи Путина В.В.

Для начала поддержу мысли замечательной и мудрой колонки Виталия Лейбина от 09.02.2012 и вслед за ним повторю: сам я тоже не из «лучших людей», но из самых обычных. Засим приступаю к своему предмету: кандидат в президенты Путин В.В. опубликовал статью о политике. Как и предыдущая, «экономическая», по многим частным вопросам весьма толковую. Ей бы появиться месяца на три раньше. Да меньше содержать вредных для страны уступок злонамеренным либералам и безрассудным бунтовщикам.

Однако: основной посыл статьи вызывает недоумение у мало-мальски знакомого с началами учения о государстве. Под демократией автор понимает не то, что она есть: преходящий образ правления, многократно сменявшийся в истории монархиями и аристократиями и почти столь же нередко сменявший их собой (парные названным вырожденные образы правления – тирания, олигархия и охлократия). Демократия в статье Путина является как имя (или условие) всего доброго и хорошего в политике, государственном управлении и даже в частной жизни. Примерно так: нравятся нам участковый, дворник, ЖЭК, врач, учитель, премьер, президент – демократия! Не нравятся – авторитаризм, самодержавие и т.п. логические неуместные здесь понятия. Чуть ли не синоним Добра. Соответственно, все, что не демократия, вольно или невольно оказывается воплощением Зла. 

Картинка привычная: в массовых советских учебниках лучезарное настоящее/будущее противопоставлялось тотально злому прошлому. Только место демократии, как исторически наивысшего идеала всего и вся, занимала советская власть, сиречь социализм. Уже этого методологического подобия довольно, чтобы такого рода революционаристский подход с методологическим и человеческим омерзением отринуть. У него, однако, есть и другая методологическая язва, нравственно симметричная первой: демократию как средоточие Добра представляет себе либеральный демократ, он же политкорректор, он же революционер «оранжевый». (Удивляться нечему: по меткому наблюдению Виктора Николаевича Тростникова, марксизм есть арианское отрицание христианства, как всякая ересь, желающее заместить собой истинную религию. Либеральный демократизм и политкорректность таковы же.)

Демократия со времен Полибия и Аристотеля понималась как принадлежность верховной власти народу (монархия – монарху, аристократическая республика – лучшим в каком–либо отношении людям). Кто и как назначает и осуществляет власть низовую – в городах и весях – вообще не имеет значения для определения образа правления. Назначение губернаторов президентом не умаляет «демократии», пока сам президент выборный. Даже разделение властей – признак третьестепенный. В пределе творить суд и издавать почти все законы мог бы президент (князь), не становясь при этом монархом.

Порой монархией именуют порядки в Великобритании. Заблуждение. Английская королева – существо декоративное: не является главнокомандующим, не распоряжается налогами и казной и – главное! - не располагает законодательной силой себе эти полномочия присвоить. В Великобритании, как и в прочих странах с «конституционной монархией» - демократия. Потому что вопрос исключительно в том, кто верховный – никому, кроме Господа, неподотчетный – властитель.

Демократия, как беременность, не может быть настоящей или ненастоящей: она либо есть, либо ее нет. Развиваться она не может (для умственно недостаточных: при беременности развивается плод, а не она сама). Иное дело, что устройство единых по образу правления, в том числе и демократических государств может быть различным. Как одного и того же государства в разные времена. Однако дело здесь не в развитии, в научном гегелевском смысле: политическая система не является целостной, самостоятельно существующей системой, содержащей источник развития – движущее противоречие – в самой себе. Можно говорить всего лишь о ее соответствии или несоответствии обстоятельствам места и времени. Не понимающие этого всегда впадают в иллюзию, будто существует некое «высшее» состояние демократии, скажем, в США, к которому рано или поздно придут все государства. Это столь же нелепо, как полагать американца высшим состоянием человека и утверждать, что все станут рано или поздно американцами. Речь можно вести только об изменении, усложнении или упрощении политической системы, ее лучшем или худшем приспособлении к более основательным и меньше зависящим от воли людей внешним условиям, к решению стоящих перед государством целей и задач.

Подавляющая часть предметов, о которых толкует Путин, равно как и его политические противники, вообще не имеют отношения к образу правления в РФ, то есть демократии: это вполне обычные части любой политической системы.

Люди с путаницей понятий в голове, отождествляющие сущность (образ правления) и ее проявления (вече, выборность, парламент и т.д.), договариваются до абсурда. Например, что в насквозь монархической России начала XVII века были «элементы демократии» – потому-де, что Косьма Минин, например, был выборным земским старостой.

Подобная путаница не безобидна. Отождествляя демократию с выборностью, разделением властей, «сдержками и противовесами», децентрализацией и т.п. и полагая ее «развитие» панацеей ото всех бед (по подобию непрерывного «повышения роли КПСС», как писали в материалах съездов), либерально-демократические путаники пытаются «развитием демократии» лечить все подряд болезни государства. Настаивают на исключительно выборности губернаторов, мэров, судей, начальников полиции, на непрерывных сходах и референдумах, даже на повседневном вмешательстве частных лиц в работу чиновников и органов власти. Подобную глупость искренние, но наивные коммунисты во главе с Горбачевым осуществили, начав лечить экономику в СССР конца 1980-х выборностью директоров государственных предприятий, чем поставили начальников в прямую зависимость от подчиненных. Огорчительно, что подобной несуразице заплачена дань и в статье Путина.    

Глупо спорить против выборности, местного самоуправления, местных налогов и т.п. как таковых. Как, впрочем, и против любого иного, в том числе противоположного решения. Иной раз нужен молоток, другой – разводной ключ. Однако сегодня выборностью губернаторов и устройством парламентской республики (без президента) на самом деле решают задачу ослабления лично Путина, а не усиления страны (забивают гвоздь разводным ключом). И тем наносят куда больший вред стране и народу, чем вполне порочное использование экономических статей закона для устранения политических противников. Однако, повторю, в самих этих предметах – выборности, самоуправлении, электронном правительстве и т.п. – нет ничего демократического или монархического. Это вещи инструментальные, «технические», равно пригодные любого образа правлению, хотя и относящиеся к политической системе (то есть системе власти). Огорчительно, что статья Путина идет на поводу у «оппозиции»: как и парламентская республика, России выборность губернаторов ни к чему – и никогда не будет полезна. Это происки врагов или иллюзии наивных.

Далее в развитие темы должны бы последовать подробные слова об исключительно важной для любого государства иерархии чиновников (госаппарате), которая имеется во всех странах и даже на крупных предприятиях. От нее почти целиком зависит, как действуют демократические ли, монархические ли, или иные «механизмы» (крайне неудачное для политологии слово). Для экономики и политики России бюрократизм – извращение, при котором чиновники начинают работать на свои интересы, пренебрегая государственными, – куда большая трудность, чем любой из вопросов собственно политической повестки дня, что путинской, что оппозиционной. Чаще всего именно от него и от его последствий, хотя и не осознавая этого, пытаются избавиться, предлагая разнообразные меры по «развитию демократии». Штука в том, что аппарат, как и несущие основы системы политической, нейтрален к образу правления, да и к самой политической системе, так что мерами политического свойства его излечить невозможно по определению: это задача чисто управленческая. А поскольку, не различая политическое и управленческое, пытаются делать именно это – как если бы с чумой или холерой боролись не изоляцией больных, но массовым иглоукалыванием – ничего доброго выйти не может. Так что спустя время уже новые «протестанты» – если, не дай Бог, нынешних постигнет успех в смене начальства – стали бы поднимать очередную волну «демократизации». И вновь с тем же печальным итогом.

Однако о бюрократизме, за недостатком места, придется в другой раз. Да и тема это куда более специальная и скучная. Здесь же приходится с грустью заключить, что те, кто помогал Путину в выборе слов для его, повторюсь, неплохой в целом статьи, не тверды в началах наук и нуждаются в курсе политической пропедевтики. Видимо, пока так и остались в пределах убогого круга понятий школьного учебника марксистского обществоведения, он же краткий курс истории ВКП(б). (Требовать политических знаний от самих первых лиц не резон – не царское это дело.)

Что противники Путина еще хуже образованы и менее умны, нимало не утешает. Впрочем, разница очень важная: Путин знает все государственные дела на ять, умеет управлять и добиваться поставленных целей. Это – факт научный и медицинский, как бы кому ни хотелось еще лучшего (как известно, политика есть искусство возможного). Противники же Путина – все до одного пустые болтуны. (Много худшие даже «демократов» розлива 1980-х – начала 1990-х, которые, как известно, через три-пять лет после «победы демократии» почти все оказались за бортом политики, вытесненные безнравственными, но ловкими проходимцами.) И даже если бы этим болтунам удалось прийти к власти без гражданской войны, тревожит риск, что вовремя не найдется нового Путина, способного повторно собрать то, что еще останется от страны после них.