Трудно ли быть....(записки из РВАИ)
Часть 1
Приказано выжить.
1
Эта история начиналась в те, уже далекие времена, когда деревья были большими (а по правде сказать, они просто были), выпускники военных училищ казались равными богам, а Рязанское автомобильное училище только получило гордое наименование «имени генерала армии В.П.Дубынина». Само училище походило на сильно разросшуюся, но вполне дружную семью. Где даже очень «грамотные» профессора и крайне «принципиальные» офицеры воспринимались как неизбежная данность, а точнее как подтверждение старой русской пословицы про ту же самую семью. Все казалось незыблемым, вечным и настолько надежным, что произошедшие через несколько лет события в буквальном смысле повергли всех в состояние шока. Но это случится гораздо позже. А пока на дворе стоит жаркий июль 2004 високосного года. С разных городов и деревень стекаются в РВАИ толпы страждущих и алчущих знаний и офицерских погон. Встречались в этой разноликой толпе наглые и хамоватые «мажоры» из плебейских семей, спокойные и слегка флегматичные дети высокопоставленных офицеров, прыткие и хваткие деревенские парни. Все они через некоторое время будут приведены к единому знаменателю. Всех их уровняют, втопчут в грязь и будут наблюдать, как каждый из абитуриентов будет выкарабкиваться оттуда, зарабатывая авторитет.
Собрав сумку с самым необходимым и взяв подмышку папку с документами, я отправился к чугунным воротам своей будущей Alma Matter. Там уже стояла маленькая делегация знакомых, друзей и одноклассников, изъявивших, как и я, желание послужить Родине на благодатной ниве автомобильной службы ВС РФ. Отправлялся я в институт как на прогулку. Мне и в голову придти не могло, что уже через пару дней я завою волком и буду искать любую возможность, чтобы увидеть родных и близких, а желание попасть домой станет таким же несбыточным, как и полет на Луну. Перешагнув порог училища, я открыл новую страницу в своей жизни. Именно с этого момента все мое существование на этой планете будет разделено на два этапа: «ДО» и «ПОСЛЕ». Сразу по прибытии нас раскидали по ротам и учебным группам. Мне досталась 29 учебная группа 13 роты, где меня встретил очень чуткий и внимательный командир роты, которому суждено будет на короткий срок стать моим «вторым» отцом.
2
- Обращаю Ваше внимание на соблюдение требований безопасности и воинской дисциплины – вещал крепкий капитан Булатов, командир роты абитуриентов автомобильного училища. Инструктаж проходил каждый раз перед выполнением любого вида работ и превратился в своего рода нудный, но обязательный ритуал. Вот и сейчас, перед тем как отправить нас грузить кровати на какой-то склад, он пытался заинструктировать каждого из нас «до слёз». В строю рядом со мной находилось еще пять абитуриентов, отличившихся досрочным поступлением и потому свободных для выполнения задач мудрого командования. После инструктажа, поступив в распоряжение молоденького командира взвода лейтенанта Лопухина, мы отправились стройным клином в старую казарму, где и находились злосчастные койки младшего комсостава. Рядом со мной в ядовито-жёлтом спортивном костюме вышагивал начинающий ростовский гений Лёша Аленичев, которому суждено в будущем стать бессменным подносчиком боеприпасов. По – большому счёту талантами он не блистал и был скорее инфузорией, раздутой самомнением, нежели прирожденным военачальником. Во второй шеренге одиноко плелся гордый сын молдавского народа обладатель красного диплома какого-то невообразимо престижного техникума абитуриент Толпа. Данное существо из класса двуногих покорило приемную комиссию своей непроходимой тупостью и после непродолжительного обсуждения ситуации вокруг просвещения в бывшей советской республике было выдворено прочь из зала. Теперь молдаванин ждал документы из штаба и билет на родину. Однако наше мудрейшее командование не хотело мириться с таким проявлением интернационального тунеядства и до момента прощания решило привлечь румына к общественно-полезному труду. Замыкал неровный строй бронницкий дуэт «Вундеркиндерпалкинштрассе», состоящий из двух абсолютно непохожих внешне и очень схожих в своей судьбе абитуриентов. В затылок Толпе дышал высокий, худой и большеголовый Андрей Ковтун, награжденный за особые успехи в учении в школе золотой медалью. Рядом с ним, стараясь идти в ногу, топал одноклассник Ковтуна Денис Матросов. В отличие от своего героического однофамильца Денис ни в чем героическом замечен не был, жизнь вел скромную, на вопросы отвечал вдумчиво и вежливо, под стать товарищу был награжден золотой медалью. Отчего личный состав роты его сразу же и причислил к лику блаженно-ботанических. Вообще всё ботанье в военном училище делится на две неравновеликие части. Одни из них мало отличаются от книжных червей на гражданке, также старательно переписывают лекции, вгрызаются в книги, сходят с ума над чертежами и всячески развивают свой мощнейший интеллект. Другие напротив всеми возможными способами стремятся найти пути наименьшего сопротивления получения высокой оценки, при этом особо не огорчаются, если какая-то наука не дается. Эти молодые люди и без того прекрасно знают, что мир вокруг них многогранен и, в общем-то, непостижим. Так стоит ли расстраиваться из-за того, что ты не очень-то понимаешь, как находится модуль какого-то зуба в каком-то редукторе?!
- На месте! Стой!!! – прервал мои философские размышления лейтенант Лопухин. – Справа в колонну по одному на вход марш!
Старая казарма красного кирпича, постройки 1905 года открыла нам свои двери, обдав прохладой и сыростью. Посредине спорткубрика было свалено около 80 сеток и вдвое больше спинок от кроватей. Все это богатство нам предстояло погрузить в видавший виды ГАЗ-3308. В нем, судя по чудесному аромату, только на утренней заре перевозили отходы из столовой на свинарник. Но, воодушевленные новостью, что попали мы не в Пажеский корпус, а в достославное училище – Мекку автомобильный войск, мы с однополчанами принялись за работу. Забрасывали мы детали кроватей в Газон весело, обмениваясь шутками, прибаутками, песнями, баснями, частушками, нескладушками. Однако вскоре фольклор иссяк, а кровати нет.
- Что-то мне подсказывает, это надолго, – поделился я своими наблюдениями с Матросовым.
- Ну и пусть. Я уже лично устал ничего не делать и слоняться по казарме. Здесь хоть повеселее.
- Не могу не согласиться с вами, коллега, однако амбре из этого фургона меня никак не радует.
Откинув в сторону сетку, к нам с широкой и на мой взгляд крайне неуместной в данной обстановке улыбкой подошел Аленичев.
- Ну, давайте знакомиться что ли – предложил он. А то так проработаем полдня и даже не узнаем как зовут друг друга.
Не знаю почему, но у меня, человека достаточно общительного и временами не к месту коммуникабельного, не было никакого желания знакомиться с этим работником. Было в нем что-то отталкивающее. Желание нравиться что ли. В общем, познакомиться мы познакомились, но подружиться нам было не суждено. Закончив грузить кровати, мы пешком отправились на склад, чтобы там их добросовестно разгрузить. Армия как-то резво повернулась к нам не парадно-выходной стороной, а рабоче-повседневной. При этом вся романтика сошла на нет уже при первом столкновении с суровой армейской действительностью. На складе, на солдатском табурете как на троне восседал заплывший жиром и опухший от возлияний прапор. Безобразно наглый, возомнивший себя центром мироздания унтер смерил нас таким пренебрежительным взглядом, каким может смотреть только английский лорд на пьяного матроса из притонов Сингапура.
- Кто такие? – почти не шевелясь, спросил прапор.
- Рабочая команда 13 роты. Сказали кровати разгружать, – отвечали мы.
- Кто сказал? Кому сказал? Мне никто не говорил. Я ничего принимать не буду, - упиваясь собственным мнимым могуществом на вверенном Родиной посту, пробубнил прапор.
- И что ж нам теперь, обратно это говно тащить? – насупив брови, спросил Толпа.
По правде сказать, мы были немало удивлены. Удивило нас даже не то, что абитуриент попытался огрызнуться на прапора, а то, что Толпа вообще заговорил. За все время нашей совместной «службы» (без малого 2 недели) от него решительно никто не мог услышать и слова.
- Надо будет, потащишь – с интонацией местной гопоты не унимался вертикальный лейтенант.
Дело принимало скверный оборот и грозило перерасти как минимум в бытовую драку, ну а как максимум в международный конфликт с применением оружия массового поражения типа «Табурет». Но именно в тот момент, когда страсти накалились до предела, а дипломатический корпус стал казаться крайне бесполезной организацией, с ореолом миротворца и слегка посверкивающим нимбом над фуражкой нашему взору явился лейтенант Лопухин.
- В чем проблема, Лёша? Что за шум, - с идиотско-наивной интонацией в голосе спросил он у прапора.
- Да борзеют что-то твои солдатики, - еле открывая рот, пробубнило свинообразное.
- Это возрастное, скоро должно пройти, - перевел в шутку взводный.
После недолгих сетований на наглую молодёжь, не проявляющую никакого уважения к заслуженным работникам тыла, прапор дал добро на разгрузку. Не скажу, что мы испытывали особый восторг по этому поводу, однако желание завершить наше знакомство с незаменимыми тружениками складов и хранилищ было так велико, что темп работы увеличился.
Буквально через полчаса работа была завершена, личный состав построен в каре и отправлен в казарму. Оставались считанные дни до зачитки приказа о зачислении.
3
Во мне продолжали бушевать смешанные чувства. С одной стороны перспектива 5 лет провести в жарких объятиях любимой Родины, периодически совершая партизанские рейды в самоход, меня не очень-то радовала. С другой стороны, именно в доблестных Вооруженных Силах России-матушки я мог получить долгожданную свободу и независимость от родительской опеки. Время от времени чаши весов колебались то в одну, то в другую сторону. Позже я понял, что это и было, наверное, само тяжелое за все время службы. Необходимость сделать выбор. Выбор единственно правильный и, несомненно, свой. Через 2 недели меня в числе других претендентов на поступление вызвали к ротному. И тут чаша весов склонилась в сторону гражданской жизни. После непродолжительной беседы и ответов на вопросы анкеты мне был задан последний вопрос: «Какова ваша мотивация к военной службе?». И тут Остапа понесло. Я красноречиво ответил: «Крайне низкая!!!». После чего принялся жаловаться на отсутствие горячей воды, тонкие матрасы, духоту в кубриках и все такое. После недолгих прений было решено отправить меня на мандатную комиссию к начальнику училища. Меня заверили, что никто об этом не узнает, рапорт писать не придется, меня отчислят, и я поеду домой. В числе прочих я шагал на прием, настроение было радостно-приподнятое. Я уже чувствовал себя одной ногой дома. Беседа с генералом была достаточно короткой. После её окончания нас всех построили перед зданием музея, где проходила мандатная комиссия. Вышел генерал и начал вещать. Было много сказано о почетном долге, священной обязанности и т.д. и т.п.
- Я со всеми побеседовал. Все вы ребята достойные, хорошие. Все хотят учиться. Но вот мне тут доложили, есть у нас один абитуриент. Покидышев, кажется. Да??? – спросил генерал у адъютанта.
- Так точно, Подкидышев,- поспешно заверил своего патрона адъютант.
- Где он кстати?
Тут меня не просто обожгло, меня ошпарило. «Ничего себе, - думаю. Никто не узнает. Нормально так. Совсем без палева». Чаша патриотизма мгновенно потяжелела. Надо было спасать положение и собственную жизнь, так как батюшка мой, узнав о сем позорном факте, дюже бы осерчал.
- Я. – раздался нагловатый голосок, как позже оказалось принадлежавший мне.
- Ты не хочешь тут учиться, да? – задал вопрос Невдах.
Ничего умнее, как низко опустить голову, я не нашел. При этом еще громко засопел. Короче говоря, пантомима под названием «Мне очень стыдно».
- Ну, сомневаешься, да? – пришел на помощь генерал.
- Так точно, - тут же нашелся я.
- Ну, это правильно. Решение должно быть обдуманным, взвешенным. Вот ты подумай, а потом мне через командира роты свое решение доложишь.
После чего всех перестроили в колонну по три и отправили на обед. По возвращении с обеда, меня вызвали в канцелярию ротного, где с добродушной улыбкой и огромной неизрасходованной братской любовью меня ждал мой кузен Евгений. Сарафанное радио сработало чётко, и уже через полчаса после общения с генералом мой братец знал, какой фортель я выкинул. Булатов деликатно покинул свой собственный кабинет, оставив нас вести продуктивный диалог. Однако самому мне говорить не пришлось. В основном инициатива наставнической беседы исходила от Женечки. В течение 10-15 минут в понятных и очень простых словах мне было разъяснено кто я, откуда и зачем сюда попал. При этом брат провел попутную физическую тренировку, использовав меня в качестве подручного материала. Через указанное время я, в прямом смысле слова, выполз из канцелярии на взлётку и с удивлением обнаружил пред своим носом начищенные до блеска туфли ротного. Выдохнув: «Хочу учиться здесь» я лишился сознания.
* * *
В тот же вечер, всех прошедших комиссию построили на строевом плацу. Ожидалось перераспределение личного состава по ротам. Видимо, я настолько «понравился» Булатову, что он решил меня отдать на перевоспитание в соседнюю роту. В принципе сюрпризом для меня это не стало, так как какой нормальный ротный захочет иметь в подчинении полоумного курсанта, который, сдав все экзамены в один из престижнейших ВВУЗов страны, на приеме у генерала начнет канючить «хочу - не хочу». Меня и еще нескольких «счастливчиков» вывели из строя и передали с рук на руки капитану Сохину, командиру соседней 14 роты. Мы в принципе представляли, куда мы попадем, и что с нами будет. По абитуре уже тогда ходили слухи, что 14 рота- филиал дисбата в РВАИ. Служат там, в основном «конкретные» офицеры и ничего человеческого в этих людях нет. Перестроившись в линию взводных колонн, мы отправились в новую казарму для знакомства с новой, так сказать, боевой семьей. После образцово-показательной казармы 13 роты, первый этаж 14 нам показался полуподвальными казематами. На самом деле все казармы были постройки 1905 года, и изначально предназначались для размещения гусарского полка. На втором этаже жили господа гусары, ну а на первом их четвероногие друзья. Так вот расположение 14 роты именно конюшню и напоминало. Одно немного утешало, вместе с Вашим покорным слугой в этом скромном филиале ада на земле оказался абитуриент Матросов Денис Геннадьевич. Не скажу, что это обстоятельство делало наше существование радужным, но по крайней мере вселяло надежду, что не все еще пропало.
- Мне кажется, что пора искать выход из сложившейся ситуации, - поделился я своими наблюдениями с однополчанином.
- В ставке Гитлера ходят упорные слухи, - начал свою старую песню Матрос, что якобы всех способных к аглицкому языку тут собирают в отдельный взвод. И взвод это имеет место быть в доблестной 12 роте.
- Так в чем же дело, майне кляйне???
- Дело в том, что сами мы туда не можем прийти со словами «How do you do?». Надо ждать команды, и уже тогда, собрав все свои «богатейшие» знания в кучу, произвести ошеломительное впечатление на приемную комиссию.
Желание попасть в несокрушимую и легендарную 12 роту было так велико, что эта идея мне сразу пришлась по душе. Благо в английском я пар-тройку слов связать мог без проблем. Справедливости ради надо отметить, что не огромное желание и филологические наклонности сподвигли нас к поступлению во взвод переводчиков, а токмо жажда освобождения от крепких объятий нового ротного. Ранее упомянутая 12 рота являла собой полную противоположность 14-ой. Абитуриенты 12-ой роты жили ни в пример нам спокойнее и расслабленней. Именно в 12-ке собрался весь «блатняк» курса. Как для Остапа Ибрагимовича Рио-де-Жанейро был городом мечты, так для нас с Денисом ротой мечты стала рота номер 12.
Комментарии