Из серии «Рассказы релокантов»

Виктор Сергучёв, 28 лет

От редакции. Виктор — типичный представитель волны релокации из России после 2022 года, когда политическая, военная ситуации вынудили тысячи жителей крупных городов искать убежище за рубежом. Родом из Новосибирска, третьего по численности населения мегаполиса страны, он вырос в суровом сибирском климате, где морозы до -40°C и ниже — формируют характер: стойкость, — но и неизбывную тоску по стабильности...

В 25 лет (на момент переезда) окончил Новосибирский государственный университет по специальности «информационные технологии» — типичная для сибирских «айтишников» траектория, где IT-хабы вроде Академгородка обещают карьеру, но реальность бьёт по зарплатам и… свободе. Точнее, кажущейся «несвободе». До релокации его жизнь была классикой «городского невротика»: фриланс в веб-разработке для московских стартапов, кофе на вынос в центре, редкие поездки в тайгу на выходные. Он не был активистом, но подписывался под петициями против цензуры в интернете и следил за новостями об СВО с растущим ужасом. Осенью 2022-го, после объявления мобилизации, страх военного призыва стал насущным: повестка пришла другу из соседнего подъезда. Виктор собрал рюкзак за ночь — ноутбук, 5 000 долларов сбережений, пара свитеров — и уехал в Армению через Грузию, как тысячи новосибирцев, хлынувших в «визовый рай» СНГ.
В Ереване началась новая глава: насыщенная удалёнка на европейские компании, чаты релокантов в Telegram («Новосибирск в изгнании»), где делятся мемами о «русском мире» и советами по визам. Но предыстория Виктора — это не только побег, а тихий бунт против системы, которая превратила его родину в якобы «закрытый клуб». Сегодня, в 2025-м, он всё ещё «временно» здесь, всё меньше и меньше мечтая о Европе с жуткой ностальгией по сибирским пельменям. Возвращение домой вернула в его дальнейшие планы мысли о семье(!), ипотеке, которые были сломаны релокацией — ну какая семья в жёстких конкурентных условиях чужой страны! И как ни странно, вернулось ощущение свободы, той, что ранее казалось мифом, воплощённым в мечтах о зарубежье — некоем андреевском чудо-Граде на Белой-Горе...
И да, в некоторых Сетях, где широко распространяется «Камертон» (а транслирует он по всему миру, несмотря на западные санкции за патриотическо-«русскую» нагрузку), юзеры указывают на некую искусственную «похожесть» наших писем. На что ответ, в общем-то, тривиален: нам пишут в основном люди подвижные, молодые — и в основном «интернетных» ай-ти специальностей. И понятно, что их мотивы и судьбы в чём-то схожи, вплоть до городов обитания. С другой стороны — зачем нам писать, скажем, «старикам-релокантам» с условного Брайтона? — они уехали давно и давно обретаются в своей новой-старой жизни, понимаете?..
Итак, вот немного «причёсанный» рассказ о судьбе Виктора, переделанный нами в некую художественную реминисценцию-акварель — от третьего лица. (Так же как и второй рассказ.) Потому что мессенджи от него были довольно обрывочны и не всегда сообразны направлению журнала.

Витька прибыл в Новосибирск в конце ноября 2024-го, когда город уже утопал в сером месиве из снега и реагентов. Два с лишним года в Ереване он прожил как в аквариуме: солнце, хачапури, бесконечные разговоры «а вот у нас в России…». Сначала казалось, что это и есть свобода. Потом понял, что просто оттягивал момент, когда придётся посмотреть правде в глаза. В Армении у него была хорошая работа, квартира с видом на Арарат и девушка Лилит, которая смеялась так, будто весь мир принадлежал только им двоим. Но каждую ночь, когда Лилит засыпала, Витька лежал и слушал, как где-то далеко, за тысячи километров, его мама в очередной раз звонит по видео и молчит в трубку, потому что не знает, о чём говорить с сыном, который «там». Однажды мама не позвонила: и не выходила на связь три дня. Витька маякнул сестре — та ответила коротко: «Маме плохо. Сердце. В больнице». Он купил билет на ближайший рейс. Лилит провожала его в аэропорту Звартноц, плакала, просила остаться. Витька обнял её в последний раз и сказал: «Я не уезжаю от тебя. Я еду к ней. Это разные вещи».
В Новосибирске было минус двадцать семь. Мама лежала в кардиологии на Красном проспекте, бледная, с трубками в носу. Когда увидела сына в дверях палаты, сначала даже не поверила. Просто смотрела, будто боялась, что он мираж. Витька сел рядом, взял её руку — тонкую, в синих венах — и вдруг заплакал. Некрасиво, не по-мужски — сопливо разрыдался, уткнувшись лбом в её ладонь. Мама гладила его по голове и шептала: «Ну всё, всё, родной мой, прилетел, прилетел…» — Он остался. Снял старую квартиру на Горском (микрорайоне, — ред.), недалеко от места, где когда-то жил с родителями до развода. Работу нашёл удалённо — та же IT-компания, только теперь с русским номером и без VPN. Лилит писала сначала каждый день, потом раз в неделю, потом перестала. Витька не винил её. Любовь на расстоянии — это как цветок без земли.

А потом случилось то, чего он боялся больше всего… В марте 25-го мама умерла. Тихо, во сне, у себя дома. Витька проснулся от тишины — такой плотной, что заложило уши. Быстро прибежал, зашёл в её комнату, а она лежит, будто спит, только рука холодная. На похоронах было мало людей. Соседи, пара маминых подруг со службы, сестра из Томска приехала. Снег валил хлопьями, падал на чёрный зонтик и сразу таял. Витька стоял у могилы и думал: «Вот и всё. Я вернулся слишком поздно, чтобы спасти её, но вовремя, чтобы проводить». — С тех пор так и живёт один. Ходит на кладбище, приносит цветы, разговаривает с мамой вслух. Иногда встречает старых друзей — те удивляются: «Вить, ты ж в Армении был, там же рай!» — А он улыбается криво и отвечает: «Рай без мамы — это просто красивая картинка. Мираж».
Иногда по вечерам включает старые видео, где мама ещё молодая, смеётся на кухне, жарит драники. Смотрит и тихо говорит в пустоту: «Я дома, мам. Прости, что уезжал. Больше никуда и не уеду». И за окном снова снег. Новосибирский, родной, колючий. Как будто обнимает. Как будто прощает тебя за всё. Всё.

Александр Тихомиров, 37 лет

От редакции.

Родом из Перми, до отъезда жил в Москве, трудился в Яндексе. Весной 2022-го уехал в Грузию по релокейт-пакету Яндекса ($10 К + 3 месяца жилья). Осел в Тбилиси «навсегда»: в 2023 г. женился на грузинке, в 2024-м получил ВНЖ через брак, в 2025 подал на гражданство. Работал senior frontend (React + TS) удалённо на европейскую контору за €6 500. Жил в Верхнем Вера (тбилисский «Академгородок» в кавычках): снимал 2-комнатную с видом на старый город за $900. Каждое утро — кофе в «Линвилле», по выходным — Дезертирский рынок с супругой, зимой — лыжи в Гудаури: 2 часа на машине. Русский акцент почти пропал, даже ругался на водителей по-грузински. Когда кто-то в чате спрашивал типа «А когда назад?», отвечал коротко: «Никогда. Здесь я дома». Друг из Еревана с Сашей иногда переписывается: «Ну как там, брат?» Саша: «Бери билет в один конец и приезжай. Здесь весна уже в феврале, а хинкали лучше пельменей!». Вот его дальнейшая судьба…

Саша уехал в Тбилиси в марте 2022-го. Ему было 34, senior Python-разработчик, 8 лет в крупной питерской продуктовой компании. Когда объявили мобилизацию, он за три дня собрал рюкзак, купил билет на Стамбул с пересадкой в Тбилиси (где остался: там легче с ВНЖ) и — улетел. Жена Катя осталась закрывать ипотеку и продавать питерскую двушку (она коренная ленинградка-петербцрженка). Договорились, что приедет через пару месяцев.
В Грузии Саша быстро нашёл работу в местном финтех-стартапе. Зарплата стандартная — около 4 000 долларов, полностью удалённо, но — офис был в центре, рядом с площадью Свободы, и туда приятно было заходить пару раз в неделю: стеклянный коворкинг, кофе Illy (итальянский бренд, — ред.) бесплатно. Коллеги — грузины, армяне, украинцы-белорусы и ещё десяток русских. Задачи интересные: строили новый процессинг для крипто-обменников. Стек современный, код-ревью жёсткие, но справедливые. По вечерам — вино на веранде, шашлыки, вид на Мтацминду. Жизнь казалась правильной. 
Увы, Катя так и не приехала... Сначала «ещё чуть-чуть, закроем кредит», потом «кот заболел», потом просто молчание. В итоге развелись по WhatsApp, имущество поделили через нотариуса по доверенности. Прошёл год. Саша уже говорил по-грузински на уровне «гамарджоба, ра денс гинатсвалис?», получал бонусы, снял квартиру в Ваке с ремонтом и балконом. Но — начал замечать мелочи: каждый раз, когда в чатике кто-то писал «ой, а у нас в России было лучше/дешевле/вкуснее», его коробило. На корпоративах всё чаще молчал — темы были одни и те же: визы, ВНЖ, как перевести деньги, как обойти санкции. По ночам стал просыпаться от того, что ему снился запах питерского подъезда и звук домофона «Пи-и-ип».

В апреле 2024-го стартап получил крупный заказ, но инвестор (американский фонд) поставил условие: вся команда должна быть в ЕС или США, потому что «риски с русскими паспортами слишком высоки». Сашу перевели на контракт с грузинской компанией-прокладкой, зарплату снизили до $2 900, бонусы урезали. Через полгода сказали: «Извини, брат, нам нужен человек на месте в Вильнюсе». — Он начал искать дальше. Португалия, Сербия, Кипр, Эстония — везде одно и то же: «Хороший профиль, но мы сейчас не берём россиян, сами понимаете»... Одна компания в Берлине дошла до финального этапа, а потом HR написала: «К сожалению, наш банк отказался открывать счёт для граждан РФ».
И тогда Саша впервые за два с половиной года открыл hh.ru. Вакансий для senior Python было много. Зарплаты — от 350 до 550 тысяч рублей на руки (примерно 3500-5000 долларов до вычета налогов). Он откликнулся на пять позиций в Москве и Питере. Через неделю уже прошёл четыре финальных собеседования. Лучшее предложение пришло от банка из топ-10: 520 тысяч, ДМС-премиум (самый дорогой и «всё-включающий» вид добровольного медицинского страхования в России, — ред.); релокейт-пакет (набор денег и услуг, которые компания даёт сотруднику, чтобы полностью переехать) — не нужен: он и так возвращался; офис в Москва-Сити, гибрид (2 дня в офисе). Задачи — поддержка и развитие бэкенда платёжного шлюза. Стек чуть постарее, чем в Тбилиси, но вполне живой. (То, что у него в резюме в разделе «Tech Stack»: набор технологий, на которых он пишет код каждый день, — ред.)
Прилетел в Шереметьево в январе 2025-го. В аэропорту его встретил друг Лёха на старой «Крете» — как в 2015-м, когда они вместе ездили на работу в «Яндекс». Первое, что удивило: в офисе в Сити почти никто не говорил про политику. Обсуждали ипотеку под 16 %, как дети пошли в школу, где лучше купить машину, пока курс не скакнул опять. Люди были разные: кто-то уезжал и вернулся, кто-то вообще никуда не дёргался. Менеджерская служба оказалась ровно такой, какой он её помнил, только быстрее и жёстче: дедлайны горят, продакт требует фичу «ещё вчера!», но при этом можно в 18:30 выключить ноут и поехать домой — никто не косится.
Через три месяца он уже вёл небольшую команду, ездил по командировкам в Екатеринбург и Казань, получал квартальную премию 1,5 оклада. Зарплата в рублях, но на жизнь в Москве хватало с запасом: снимал однушку в Хамовниках, раз в месяц летал в Питер к маме, купил новый MacBook без танцев с прокси и параллельным импортом.

Иногда старые знакомые из Тбилиси пишут: «Саш, ты чё, с ума сошёл? Там же всё плохо». Он отвечает честно: «Плохо было, когда я отсюда сбежал и думал, что где-то там будет лучше. А здесь — просто работа, просто дом, просто жизнь. И мама в часе лёта, а не в трёх пересадках». И больше ничего не объясняет. Смысл?..