Русское подполье на Украине: координатор партизан рассказал, как оно устроено

Сергей Лебедев известен в социальных сетях под прозвищем Лохматый.

Во время Великой отечественной войны на Украине действовало около 220 тысяч советских партизан. Существует ли сегодня пророссийское подполье на подконтрольных Киеву территориях? В новостных лентах часто можно увидеть сообщения от «Николаевского подполья». Информация касается в основном результатов прилетов российских ракет по украинским военным объектам. Мы побеседовали с координатором подполья Николаева Сергеем Лебедевым.

Сергей Лебедев известен в социальных сетях под прозвищем Лохматый. Он ведет свой блог в Телеграмме и еще в нескольких аккаунтах. Там даются рекомендации, как, соблюдая все меры безопасности, передать важную информацию российской разведке и даже как правильно сдаваться в плен. Координирует работу подполья Лебедев заочно: с сентября 2014 года он не находится на территориях, контролируемых киевским режимом.

–​ У вас есть постоянная рубрика под многозначительным заголовком: «Они ТАМ есть!» – про людей, оставшихся по другую сторону фронта. Они там действительно есть? Подполье существует, оно работает?   

– Да, работа идет. Я бы не смог из Донецка давать информацию, не имея людей на подконтрольной Киеву территории.

–​ Когда было создано николаевское подполье?

– В 2014 году, после разгона палаточного городка сторонников Антимайдана.

Справка «МК»: Антимайдан в Николаеве начался 25 января 2014 года, когда несколько сотен человек стихийно собрались на площади перед зданием областной администрации, чтобы не допустить ее захвата «Правым сектором» (признанный в России экстремистской организацией и запрещенный в РФ). 

Затем в сквере напротив администрации, на территории Мемориала ольшанцев (десантников, которые под командованием Константина Ольшанского 28 марта 1944 года освободили Николаев от немецких оккупантов), был установлен палаточный лагерь Антимайдана. Там проходили массовые митинги – с пророссийскими лозунгами, российскими флагами.

Николаевцы собирали там подписи за проведение референдума: одни хотели федерализации Украины, другие – присоединения к РФ по «крымскому сценарию». Количество участников митингов достигало 15 тысяч человек. 7 апреля палаточный городок был разгромлен.

–​ История с разгромом городка была примерно такая же, как в Одессе?

– Не настолько там было жестко. Но палаточный городок разогнали. Привезли из Киева 6 автобусов с бойцами «сотен» самообороны Евромайдана, из местных сел понавезли «активистов» – правосеков («Правый сектор» признан в России террористическим, запрещен). Они и разгромили наши палатки, причем милиция делала вид, что ничего особенного не происходит.  

– Тогда и было принято решение уходить в подполье?

Подполье начиналось с ребят, которые были силовым блоком Антимайдана. К нам до этого подходили люди, которые представлялись «офицерами ФСБ». Они убеждали нас, что надо действовать исключительно мирно, не применять силу, не устраивать драк и штурмов. Дескать, наша задача – показать красивую картинку, а потом все уйдут в РФ по «крымскому сценарию» – и Николаев, и Одесса.

Сейчас это звучит смешно, но тогда мы им верили. Мы, развесив уши, их слушали. Действовали исключительно мирными методами. Но когда разогнали николаевский Антимайдан, до многих начало доходить, что чудес не будет. А после того, что произошло 2 мая в Одессе, исчезли последние иллюзии, что можно решить проблемы исключительно мирным политическим путем, переговорами и разговорами. С другой стороны, решать что-то другим путем уже было поздно.   

–​ Кто же были те люди, которые убеждали, что «все будет, как в Крыму»?

– Это были провокаторы. Мало того, это были не «офицеры ФСБ», а агенты СБУ. Они вели за нами слежку, и потом очень многих арестовали по их наводке.  

– Активистов вычисляли в результате слежки или имело место предательство?

– Думаю, было и то, и другое. Конечно, были «засланные казачки», потому что обо всех наших действиях власти знали заранее.

Массовые аресты начались после разгона палаточного городка. Летом это уже было поставлено на конвейер. Те, кто открыто выражал свое мнение, попадали в СБУ.

Мы же старались работать более скрытно. Когда устраивали акции, не объявляли, что это сделали мы. Поэтому так долго сохранились. В нашей команде был один человек, профессионал по вопросам безопасности. Он раньше работал с коммерческими структурами, занимался анти рейдерством. Он нас очень многому научил в плане конспирации. Но и сам в итоге попался.

Надо всегда уходить вовремя. Надо чувствовать, что на тебя уже вышли, и уходить, чтобы никого не сдать. Потому что если ты попадешь на допрос в СБУ, то ты расскажешь все. Там умеют раскалывать людей.

–​ Что случилось с этим человеком?

– Он погиб в Николаеве после того, как был задержан. Его жена тоже погибла. У них остались двое детей, они в России. Но еще у него есть мать, которая осталась на Украине. Поэтому имени его я назвать не могу.

–​ То есть николаевское подполье – это «силовое крыло» Антимайдана?  

– Антимайдан занимался в основном политической работой. То есть ребята выходили, разговаривали с людьми, выступали, произносили речи. Когда Антимайдан закончился разгоном палаточного городка, все это стало практически невозможно.

Был такой Дмитрий Никонов, человек из Николаева (в 2014 году – «народный мэр Николаева, избранный на митинге, организатор Антимайдана. – М.П.), вот он еще собирал людей примерно до середины июля. В августе его арестовала СБУ, и через два месяца его обменяли. С тех пор он в России.

– Вы были руководителем подполья?

– Нет, скорее координатором. Создавали подполье другие люди. Не все имена сегодня можно назвать. Например, лидерами антифашистского движения в Николаеве были Костя Тистол, Юра Барбашов. Но они больше занимались политической работой.

Тистол сегодня является заместителем руководителя российской администрации Голопристанского муниципального округа, который отвечает за территорию Кинбурнской косы (Херсонская область). Юра Барбашов – глава военно-гражданской администрации Снигиревского района Херсонской области. Были уже упомянутый Дмитрий Никонов, Лариса Шеслер…  

–​ Эти люди и стали организаторами подполья?

– Нет, они не были в подполье и не создавали его. Они были лидерами Антимайдана – антифашистского движения. Антимайдан и подполье – это разные вещи. Они политически продвигали наши идеи: выходили на трибуны, говорили, призывали. А мы работали по-другому.

–​ Николаевские подпольщики – что это были за люди?

– Можно сказать, энтузиасты. Да, мы все были за Россию. Большинство из нас были людьми взрослыми – мне, например, уже хорошо за 40. Помнили распад СССР. Но были и сейчас есть молодые ребята, 25-26 лет. Мы решили, что надо как-то действовать.

Мы понимали, что не сможем свернуть майданную власть в Киеве. Но можем создать ей проблемы. В принципе, это мы и делали. У нас свои люди есть везде, даже в очень серьезных нацистских организациях, под прикрытием.

Постепенно нас начали вычислять. Под угрозой ареста кто-то в Россию уехал, кто-то, как я, на Донбасс. Некоторые просто залегли на дно, ни с кем не связывались, потом начали постепенно выходить на связь.

–​ Вы были разбиты на какие-то ячейки – пятерки, тройки?

– Да. У нас мало кто знаком друг с другом лично. Так специально было задумано. Чтобы в том случае, если человек попадет в СБУ, он мог сдать как можно меньше людей.

– Какие акции вы проводили?

– Самые разные. Акции были двух разных направлений. Смысл одних состоял в том, чтобы показать населению, что мы есть в городе, и мы боремся. Чтобы дать людям надежду.

Второе направление – саботаж, добыча и передача информации. В этом плане мы сотрудничали с харьковским подпольем. Как и положено подпольщикам, расклеивали листовки. Среди акций в поддержку людей – запуск воздушных змеев в виде флагов Новороссии. Змей летает, и что ты с ним сделаешь? Ничего. Пугали националистов на блокпостах советским гимном. За день до этого вроде как там отдыхали и «случайно» забывали в кустах магнитофон, в котором таймер был поставлен на 4 утра. Ровно в 4 на полную мощность включался Гимн СССР...

Ну и передача данных. Мы отслеживали перемещения войск, места дислокации нацбатов и наемников. Кто где работал, тот там и пригодился. У кого-то где-то родственники, кто-то в кафе работает, а посетители, когда выпьют, много интересного рассказывают. А мы все слушаем.

Подпольщики поджигали банкоматы Приватбанка и машины «понаехавших» в Николаев участников и руководителей националистических движений. Проводили, мягко говоря, акции устрашения. И это срабатывало: многие после таких акций уезжали из города. Про все акции рассказать не могу. Скажем так, эти акции заканчивались очень плохо для тех, против кого мы их проводили.

– Кто-то занимался организацией подполья из Москвы, кто-то вас курировал?

– Нет. Если бы это было так – думаю, у нас получилось бы лучше. Партизанское, подпольное движение всегда организуется централизованно. Наше подполье – это как ополчение. Где-то собрались, что-то начудили – и разбежались. Только государственная машина может наладить такую работу эффективно. Но хочу напомнить, что, хотя во время Великой Отечественной войны руководителями советского подполья были офицеры НКВД, тем не менее ни одно подполье не продержалось больше года.

«Выследили колонну военной техники»  

–​ У вас действительно такие большие возможности? Вы в блоге утверждаете, что ваши люди – везде.

– На данный момент они стали гораздо шире, чем были. Меня лично хорошо знают в Николаеве, поэтому есть определенная степень доверия. Но сейчас, благодаря телеграмм-каналу, обо мне узнало больше людей. Люди стали более активными, потому что теперь это касается всех, а не только Донбасса. Мне пишут практически из всех городов Украины.

–​ Люди сотрудничают с вами по велению сердца или они надеются, что в случае прихода России в их город им это зачтется?

– Не могу сказать. Некоторые, наверное, делают это, рассчитывая на что-то в будущем. Ведь мы им по сути не предлагаем никакой идеи. У нас нет государственной идеологии.

– Поступающие от людей сведения носят фрагментарный характер. Кому-то надо их анализировать, сопоставлять.

– Да, мы этим занимаемся. И я лично, и те структуры, куда я все это передаю.

Могу привести пример. Это было год назад. Заметили, что в Николаев по Варваровскому мосту со стороны Одессы въезжает 4 бронемашины и два автобуса с живой силой. Проехали они мост, поехали по улице Большая Морская. Об этом сообщил человек, который находился у Варваровского моста. А потом – человек, который живет по улице Большая Морская, сообщил, что проехало уже 6 бронемашин. Это нас заинтересовало.

Я подключил еще пару человек, и за колонной проследили. В итоге она серьезно выросла: 8 бронемашин и 4 автобуса ушли на юг в сторону Галициновки, а остальные 12 машин и 2 автобуса поехали в другую сторону. Там мы их тоже отследили. Все происходило в режиме онлайн. Они доехали до одного прифронтового села, и мы в этот момент связались с нашими ребятами, которые стояли напротив этого села. И в четыре утра они встретили эту группу и разгромили ее. Такое тоже бывало...    

–​ Тогда с другими городами Украины у вас была координация?

– Нет. К сожалению, единой системы у нас не было. Но какое-то время была координация с харьковчанами. В Харькове у нас были люди в железнодорожном депо, и мы могли с ними обмениваться сообщениями о передвижении поездов. Тогда удалось в Харькове сжечь несколько составов.

Справка «МК». Из сообщений новостных лент за 2015 год: 16 января вечером в Харьковской области, Балаклеевском районе, на станции Шебелинка загорелись три цистерны с топливом. Всего в составе 50 цистерн. Пострадавших нет.

30 марта в Харькове на станции Основа взорвалась цистерна с дизтопливом, предназначавшаяся для Вооруженных сил Украины.

31 марта на железнодорожной станции Новожаново в Харькове в три часа ночи под проходящим грузовым составом сработало взрывное устройство. Взрыв произошел под 5-м и 6-м пустыми вагонами. Пострадавших нет.

–​​ А кто в Одессе руководил подпольем? Там тоже горели банкоматы Коломойского, а один из подпольщиков, бывший врач-хирург Владимир Грубник, даже устроил взрыв в одесском здании СБУ.  

–​ Руководителем одесского подполья считается Руслан Долгошея (был арестован в Одессе по обвинению в терроризме, провел в заключении более 4-х лет, был освобожден по обмену 29 декабря 2019 года. – М.П.).

–​​ Встать на путь вооруженной борьбы с государственной машиной совсем непросто. Когда вы лично для себя поняли, что иного пути нет?

–​ Таким поворотным моментом для меня стало 2 мая в Одессе. Мы все – обычные граждане, многие воспитаны еще в СССР. Сознательно убить или покалечить человека – для этого надо переломить себя. Я за то, чтобы все оставались обычными, мирными людьми. 

Но 2 мая не оставило нам другого выбора. Не могу передать, что я чувствовал, когда смотрел, как горят внутри Дома профсоюзов живые люди, как они прыгают из окон и как нацисты добивают их, лежащих на асфальте. И как нелюди в телевизионных студиях аплодируют всему этому кошмару. Это не только на меня повлияло, но и на очень многих, заставив их сделать выбор.    

–​​ А до 2014 года вы чем занимались?

–​ Строительством. Я не спецагент, а человек абсолютно мирной профессии. Родился в Николаеве, там же вырос, женился.

–​ Информация и сейчас идет из Николаева?

–​ Да. Благодаря этой информации получается наносить достаточно точные удары. И, что немаловажно, оценивать итоги этих ударов.

Конечно, за городом делать это тяжелее. В городе все проще. Например, был нанесен удар по Николаевскому бронетанковому заводу, где ведется ремонт бронетехники ВСУ. Два раза по нему наносился удар, и пора бы нанести еще, потому что он работает на полную силу. Самый красивый и зрелищный случай был –​ когда попали в склад ВСУ в Очакове. По всему Николаеву прошла взрывная волна. А от Очакова до Николаева по воде –​ километров 40...

Еще очень удачно отработали по Адмиралтейству в Николаеве. Там находились иностранцы, наемники. Стоит посмотреть на здание, чтобы понять, что все, кто в нем был, погибли.

–​​ Также шла информация, что было поражено предприятие по производству беспилотников...

–​ Не то чтобы там прямо делали беспилотники. Беспилотники поступают на Украину в разобранном виде. На месте их просто собирают.

Да, был нанесен удар по заводу «Заря-Машпроект», где они собирались. Это была не моя работа. Мы знаем, что беспилотники по-прежнему собирают, но не знаем точного места. Мы наносим удары, когда точно известно – в каком цеху, в каком ангаре. Мы пока знаем только сами предприятия. Но на заводе может быть 20 цехов, а надо бить в один. Мы не бьем просто по заводу, лишь бы прилетело.

Еще беспилотники собирались в поселке Горького, недалеко от военного аэродрома Кульбакино. Там, кстати, и боевые самолеты ремонтируют. Но там глубокие ангары, и в каком из них именно – пока не знаем. Но скоро узнаем.    

 «Пишут и Одесса, и Харьков, и другие города»  

–​​ Многие ваши товарищи за это время были задержаны?

–​ Да, многие были арестованы, некоторые погибли, еще большее количество было выдавлено из города. Многие николаевцы оказались на Донбассе. Как и люди из других городов Украины. Донбасс – это то место, где мы все смогли собраться.

–​​ Насколько это движение было массовым в целом по Украине?

–​ Я думаю, 3-4% –​ это наши люди, и процента 3-4 от всего населения Украины –​ это откровенные враги. Остальные колеблются и выжидают, кто победит.

–​​ То есть четкие пророссийские настроения всего у 3-4%? Так мало?

–​ Это те, кто яро выступает за нас. Но жесткую антироссийскую позицию занимает еще меньшее количество людей. Это зависит от региона. Самые опасные в этом плане регионы – это центральная Украина, Киевская область, Винница, Черкассы. В любом государстве пассионариев – где-то 5-10% максимум. И эти пассионарии разделены поровну – одни за нас, другие против.

Остальные колеблются. Они просто хотят жить спокойно. Они только тогда обращают внимание на политику, когда она вторгается к ним прямо в дом.

Я могу вам рассказать о настроениях по всей Украине. Все, у кого еще что-то осталось в голове, прекрасно понимают, чем это закончится. Кладбища растут, поэтому процентов 80 населения страны понимает, к чему все идет, и хотят, чтобы закончилось как можно быстрее.

Вот мне пишет бизнесмен из Харькова: «Мы понимаем, что победит Россия. Поэтому нам нужно, чтобы она победила быстрее. Потому что чем дольше идут боевые действия, тем больше пострадает бизнес».

Такая мотивация в значительной степени у людей присутствует. В победе России уверены даже на Западной Украине, но они ждут, когда Россия «хорошо пойдет». Они думают, что тогда их заберут поляки.

- Как вам удается поддерживать связь с людьми на «той стороне»?

- Интернет. Сначала его использовали против нас, а теперь мы его хорошо используем.

- Но ведь такие контакты легко отследить.

- Мы стараемся обучить людей основам безопасности. В основном новенькие попадаются. Те, кто случайно написал, или кто пишет сразу нескольким людям – а кто-то из этой цепочки работает на СБУ. Мы стараемся объяснять, чего нельзя делать. На самом деле, получается хорошо. В среднем из Николаева в день приходит до 20 сообщений. 

Пишут и Одесса, и Харьков, и другие города. Главное, чтобы до того, как они нам напишут, их телефон не побывал в руках СБУ. Если он там побывал, то все: считайте, они уже туда напрямую пишут. Если нет, если они написали мне и тут же удалили сообщение на своем телефоне, то вскрыть это нереально. То есть можно, конечно, но это надо на каждый мелкий случай тратить колоссальные силы.

- Вы также даете бойцам ВСУ рекомендации, как сдаваться в плен. Выйти на определенную частоту, вызвать «Волгу». Это работает?

- Знакомые говорят, что да. На купянском направлении, на сватовском направлении это работает. Я знаю о случаях сдачи в плен на Донбассе. Но на других направлениях у меня нет информации, она закрытая. Такие случаи не рекламируются нашей стороной, почему, не знаю. Я понимаю, что сдавшиеся бойцы боятся за своих родственников на Украине. Но почему наши об этом не говорят, непонятно.

Например, около Антоновского моста 8 человек сдались буквально на прошлой неделе. Переплыли через Днепр и сдались. Люди-то хотят жить. Там очень мало тех, кто реально стремится погибнуть за родину.

- Какая сейчас обстановка на той стороне?

- Противник регулярно перемещает войска. Кроме прочего, заехало очень много наемников. Приходят сообщения, что их видели то в одном дворе, то в другом. Люди видят группы из 2-3 мужчин, явно иностранцев, которые гуляют, уходят, приходят. Думаю, они заехали примерно месяц назад. Они уже не размещаются в одном месте, стараются рассредоточиться, потому что по ним прилетает, и они это прекрасно понимают.

Но, в любом случае, они должны где-то собираться, встречаться, получать инструкции и приказы. И эти места мы вычисляем. Сообщаем об этом наверх, и там принимают решение: наносить удар или проследить всю цепочку, чтобы в итоге накрыть большее количество наемников.

Также нам сообщают, что в Варваровке, в Галициновке украинские военные проводят тренировки на резиновых лодках, предназначенных для высадки десанта. Эти лодки, по-моему, еще Порошенко передали американцы – 84 штуки. Я предполагаю, что готовится операция по высадке десанта на Кинбурнскую косу.

- Как в целом проходит «контрнаступ»?

- Слабовато он у них идет. Пока наступаем только мы. На купянском, харьковском направлении у ВСУ большие проблемы. На остальных направлениях мы стоим, как вкопанные.

- Они несут потери?

- Потери у них сумасшедшие. Если еще на каждого погибшего приходится примерно по два инвалида, то вообще ужас.